Владислав Маначинский: «Скульптура в архитектуре — это всегда синтез двух искусств»
Скульптурные работы Владислава Маначинского становятся неотъемлемой частью Петербурга — они органично живут своей жизнью и в классическом окружении Северной столицы, и в современной архитектуре новых кварталов, и в частных собраниях.
Сотни эскизов и моделей хранятся в мастерской скульптора на Петроградской стороне. Среди фигур из камня и бронзы можно встретить узнаваемые фрагменты монументов, кариатид, фасадных скульптур, барельефов, памятных досок.
Именно в этих мастерских Александр Опекушин создавал первый памятник Пушкину, а сам Владислав Маначинский после третьего курса Академии художеств распределился в класс выдающегося скульптора той же классической, традиционалистской школы — профессора Михаила Аникушина.
Преемственность
— Вам посчастливилось брать уроки у Михаила Константиновича?
— На самом деле я видел его всего несколько раз: он уже тогда был немолод и плохо себя чувствовал. Поэтому я постигал ремесло под началом Сергея Анатольевича Кубасова, ученика Аникушина, автора памятника Дзержинскому на Шпалерной улице. Начиная с аспирантуры, я преподавал на архитектурном факультете, и ректор Академии Альберт Серафимович Чаркин пригласил меня помощником, когда создавал памятник Александру III в Иркутске. Большой удачей было работать с таким мастером, развивая полученные за годы учебы знания и умения. Позже мне довелось поработать с ним над созданием скульптурной группы борцов возле КВШСМ на Каменном острове. Фигура олимпийского чемпиона Николая Соловьева с медалью в поднятой руке как раз наша совместная работа
— Он смотрится как эллинский атлет. Такое следование классическим канонам — это следствие академического образования? Ведь вы и сейчас идете по стопам традиционной монументалистской школы.
— Мне намного ближе классика, и это внутреннее мироощущение. Я не против современной скульптуры, мне, к примеру, очень нравится французская начала ХХ века. Но присутствие абстрактной формы должно быть дозированным: человек не способен воспринимать ее в огромных количествах. Классика с ее реализмом привычнее и понятнее зрителю. И потом — изобразить достоверно и честно портрет человека вовсе не тривиальная задача, она предполагает наличие академического мастерства. Конечно, на сегодняшнем рынке искусства каждый может реализовать себя, но профессионализм и дилетантство находятся по разные стороны.
Пройдитесь в Академии по музею гипсовых слепков, снятых с оригиналов скульптур Праксителя, Фидия, Мирона, попробуйте рассмотреть их, особенно при вечернем освещении. Екатерина Вторая недаром заплатила за них золотом, чтобы русские мастера постигали античное искусство. Как тонко и точно в этих скульптурах проработаны все элементы пластики и сложные линии, чтобы передать энергетику тела и человеческие эмоции! Насколько глубоко скульптор проник в суть формы, объемов, пропорций, продумал композицию, чтобы сформировать у зрителя общее восприятие фигуры, а затем воплотил свой замысел вплоть до фаланги мизинца, который выполнен с таким совершенством, что сам по себе может считаться произведением искусства! Это квинтэссенция нашего ремесла. Я всю жизнь стремлюсь к тому, что можно было бы назвать эталоном.
Традиции
— Ваш отец работал архитектором и занимался скульптурой, вы читали свой курс будущим зодчим. Получается, что творческое содружество с архитекторами нашего города стало закономерным?
— Монументальная скульптура в городе в принципе невозможна без отрыва от архитектуры, а уж тем более фигуры и лепные украшения на фасадах. Скульптор всегда идет от архитектурной концепции проекта и должен быть готов работать в любом стиле, который предлагает автор проекта, а это тоже показатель мастерства, заложенного академической школой. Например, здание «Газпром экспорта» на площади Островского создавалось архитектором Евгением Герасимовым в стилистике неоренессанса и полностью гармонирует с классической застройкой площади, задуманной Карлом Росси. Фасад здания декорирован балконами, пилястрами, и скульптура должна была стать продолжением архитектуры, максимально близкой к классицизму. Работая над ней, мы вдохновлялись петербургскими атлантами.
— Но потом были и другие работы?
— Жилой дом «Венеция» на Крестовском острове, тоже проект мастерской «Евгений Герасимов и партнеры», решен в стиле итальянских палаццо эпохи Возрождения, здесь я лепил грифонов и маскароны в виде головы льва на замковых камнях оконных арок.
Маскароны со львами на здании РСТИ на Петровском проспекте архитектора Сергея Цыцина — уже более современное толкование этого декоративного элемента. Фасад этого здания украшен пилястрами с богатой орнаменталистикой, которые завершаются маскаронами, решенными в общей стилистике здания.
Бизнес-центр «Сенатор» на Васильевском острове — пример классической архитектуры с множеством элементов коринфского ордера. Тут есть два моих картуша, которые фланкируют фронтоны, а на боковом фасаде — мой аллегорический рельеф.
Стилистическое решение ЖК Futurist отсылает к архитектурным стилям 1930-х годов: конструктивизму и ар-деко. Отсюда множество характерных декоративных элементов на фасадах. Для выходов вентиляционных шахт мною сделаны декоративные решетки в виде колосьев, напоминающих о Левашовском хлебозаводе-автомате, который построен на этой территории в эпоху индустриализации.

— Как складываются взаимоотношения архитектора и скульптора?
— Если мы говорим об архитектуре фасадов здания, то первая скрипка принадлежит архитекторам. Они задают общую концепцию проекта, стилистику здания, пропорции, композицию. А скульптор следует в русле архитектурной идеи, хотя может привносить свои предложения, обсуждать нюансы. Например, в ТК «Галерея» изначально планировалось разместить на фасаде только фигуру покровителя торговли бога Гермеса, но мы предложили создать некую интригу: дополнить его женской фигурой и сделали под стать ему условную богиню Флору. Затем пошли дальше и совместным решением «усилили» портал еще двумя аллегорическими фигурами.
При создании монумента архитектор и скульптор работают параллельно, хотя, наверное, скульптор становится доминирующим в этом тандеме, особенно если это памятник конкретному историческому персонажу. Но у архитектора задача более масштабная. Если скульптор больше думает о том, как найти точную и верную композицию, то архитектор мыслит о том, как разместить монумент в пространстве, как лучше показать его с точки зрения масштаба, перспектив, видения прохожих. Все эти вопросы решаются и прорабатываются совместно.
— Как обычно рождается идея памятника?
— В любой работе есть два пути решения. Один — это первая идея, которая приходит в голову, она бывает очень важна для реализации замысла и опирается на твои ассоциации, опыт, впечатления. Многие авторы именно ее берут за основу и следуют только ей. Второй путь идет через анализ, он намного сложнее, пройти его может не каждый. В этом случае начинаешь глубоко погружаться в тему, искать и в конце концов находить то самое единственно правильное решение, которое должно присутствовать в работе.
Например, при создании монумента, посвященного жертвам холокоста и блокады Ленинграда, в Израиле приходилось учитывать традиции и религии двух государств и при этом максимально верно передать основную идею монумента — память о трагической гибели в годы Второй мировой войны огромного количества людей из разных стран. Так случилось, что День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады и Международный день памяти жертв холокоста отмечаются 27 января, поэтому нам надо было найти решение, которое объединило бы эти памятные даты.
Мы с соавторами перебрали много разных вариантов и остановились на обелиске, который назвали «Свеча памяти», потому что наверху он закручен в спираль, словно поток пламени. В этом монументе много символики, которая понятна каждому. С одной стороны обелиска размещен символ блокадного Ленинграда — Медный всадник, который виден в прицел, с другой стороны символ Израиля — звезда Давида, но в колючей проволоке. Есть еще один ленинградский знак на основном фасаде монумента — ласточка с конвертом в клюве как символ жизни и надежды. Эта ласточка появилась на значках, которые носили блокадники в ответ на заявления Гитлера, что ни одна птица не сможет вылететь из осажденного города.
Современность
— Помимо архитектора и скульптора, есть еще один участник проекта, от которого зависит все. Это застройщик, а для него финансовая и функциональная составляющие проекта могут оказаться важнее эстетической. Скульптор может повлиять на точку зрения заказчика? Как, например, появились львы во дворе ЖК Familia?
— Сначала у главы холдинга РСТИ Федора Олеговича Туркина появилась идея установить на территории комплекса арт-объект. Он должен был стать особенностью комплекса и отражать тот посыл, который застройщик вкладывает в жилое пространство: семья, надежность, безопасность. Мы разработали много воплощений такого символа - от ангела-хранителя до древа жизни, пока не остановились на львиной семье. В Петербурге установлено огромное количество бронзовых и каменных львов-стражей, которые несут свою службу у дворцов и мостов. Мы же на уровне эскизов предлагали разные варианты, более жанровые и более близкие к природной стихии львиного прайда. Однако заказчик настоял на композиции из четырех фигур — льва и львицы обязательно с двумя детенышами. Царь зверей — символ храбрости, благородства, власти, высокого статуса, львица — хранительница очага. Композиция скорее натуралистическая, но создающая стилистическое единство придомовой территории и архитектуры фасадов в стиле ар-деко с маскаронами львов.

—Теперь для РСТИ вы создаете еще одну семью, аистиную.
— Да, для жилого комплекса «БелАрт». С аистами тоже все не так просто складывалось. По заданию заказчика надо было найти композицию, которая отражала бы единение двух славянских народов, белорусского и русского. Но как объединить национальные символы — зубра и медведя? Поэтому появились аисты, благородные птицы, создающие пару на всю жизнь. Начался поиск вариантов скульптурной группы, в которой эти утонченные птицы выглядели бы эстетически и в то же время не были слишком хрупкими. Так появилось гнездо из цветов и в нем аистиная семья, оберегающая младенца, которого потом все-таки заменили на птенца.
— Есть ли в нашем городе здания, которые вы считаете идеальными с точки зрения синтеза работы скульптора и архитектора?
— Из самых известных, пожалуй, Дом Зингера, несмотря на его жесткую эклектику. Скульптуры выполнены на очень хорошем уровне и не противоречат чрезмерной декоративности фасада — в отличие, кстати, от здания Елисеевского магазина. Вот два ярких примера одного стилистического периода в архитектуре.
Что касается моих работ, то какие-то нюансы в них всегда всплывают задним числом. Мне кажется, фигуру Гермеса на здании «Галереи» можно было бы сделать чуть стройнее, «легче» или ангелов на фасаде здания на проспекте Добролюбова немного иначе. Наименее удачная работа — это ЖК Ligovsky City, но это как раз тот случай, когда не было полноценного диалога со всеми участниками проекта, что помешало сделать горельефы более монументальными. Впрочем, что касается современных объектов, то я скорее не склонен что-либо ругать, чем что-либо хвалить.
Но, вообще, в Петербурге много прекрасных зданий со скульптурными группами. Иногда видишь какой-нибудь эркер с балконной абсидой и трехфигурной композицией снизу. Она вроде бы и случайная, но так хорошо сделана и с таким настроением, что всегда любуешься, когда проезжаешь мимо.

— Как современные материалы меняют работу скульптора?
— Значительно облегчают и ускоряют многие процессы. Трудно даже представить, сколько могла бы весить и стоить 3-метровая скульптура из камня, сделанная по классической технологии, а современные полимерные материалы позволяют создавать такую же фигуру, но пустотелую с сантиметровой толщиной стенок. В результате изделия становятся легкими, а процесс изготовления, отливки и тиражирования — значительно проще и дешевле.
— Как вы думаете, по какому пути пойдет дальше монументальная скульптура?
— Я учился в то время, когда еще продолжала действовать советская система монументальной пропаганды, предполагающая создание в каждом городе крупных скульптурных композиций, несущих обязательную идеологическую нагрузку. Потом это направление потеряло актуальность, но сейчас, скорее всего, начнет возрождаться. Наше искусство всегда связано с увековечиванием в камне и бронзе памяти о значимых для страны событиях и людях.

Некачественная работа подрядчиков часто становится серьезной проблемой для городских чиновников. Как ее удалось решить Комитету по энергетике и инженерному обеспечению (КЭиИО) Санкт-Петербурга, «Строительному Еженедельнику» рассказала первый заместитель главы ведомства Ольга Колесникова.
– Ольга Васильевна, исполнение Адресной инвестиционной программы (АИП) для многих комитетов Смольного становится существенной проблемой. Как обстоят дела в этом отношении в Комитете по энергетике?
– Некоторое время назад мы тоже сталкивались со сложностями в этом вопросе. Однако в последние годы ситуация существенно улучшилась. Судите сами: в 2015 году при бюджете в 8,6 млрд рублей исполнение составило 90%; в 2016-м бюджет – 9,5 млрд, исполнение – 98,6%, в 2017-м – 11,3 млрд и 99%. Таким образом, за эти годы рос как объем нашей Адресной инвестиционной программы, так и процент ее исполнения.
В прошлом году мы достигли почти стопроцентного использования средств. Но надо понимать, что «копейка в копейку» потратить деньги обычно физически невозможно – просто потому, что зачастую при тендерах достигается экономия.
При этом нельзя сказать, что в 2017 году все было беспроблемно. В частности, мы расторгли 9 контрактов с подрядчиками, причем некоторые из них – в самом конце года. Причина – невыполнение компаниями своих обязательств.
– И все же работа по практически полному освоению средств в комитете налажена. Как же удалось это сделать?
– Исходя из своего немалого опыта работы, могу назвать главную формулу, которую я усвоила, работая под руководством курирующего наш комитет вице-губернатора Санкт-Петербурга Игоря Албина: своевременные управленческие решения плюс контроль. Причем контроль должен быть жесточайшим – не в смысле каких-то придирок, а в том, что мы должны четко и в полной мере знать, что в данный конкретный момент происходит на всех наших объектах.
Именно такой порядок нам и удалось организовать примерно три года назад.
Еженедельно, по вторникам, у нас проходят совещания со всеми заказчиками работ по нашему ведомству. Проводится подробный анализ положения дел на каждом объекте.
По средам – совещания с подрядчиками, у которых возникают какие-то проблемы. Они докладывают о текущем состоянии, мерах, которые предприняты, чтобы наверстать отставание, представляют графики работ.
По субботам – объезд проблемных объектов, чтобы разобраться в возникающих сложностях на местах. В прошлом году был забавный случай. Приезжаем на объект, подрядчики докладывают ситуацию. Все оказывается в порядке, сроки не срывают, особых проблем нет. Спрашиваю: «Что с объектом не так?». А мне говорят: «Да все хорошо, просто мы постоянно по проблемным адресам ездим, недостатки смотрим. Чтобы не складывалось превратного впечатления, решили показать объект, на котором все в норме».
Так вот, если мы видим проблемы на объекте, если в течение некоего срока (скажем, месяца) проблемы сохраняются, а меры поддержки, которые оказывает комитет, не срабатывают, мы ставим перед подрядчиком дедлайн: если до определенной даты он не представляет доказательств существенного прогресса на его объекте, то договор будет расторгнут. И затем реализуем это намерение.
Нет никакого смысла «тянуть до последнего», чтобы в конце концов из-за неспособности подрядчика выполнить работы все равно «расторгнуться». Решение об этом надо принимать сразу, как только появляется ясность, что компания не справится. Да, это создает сложности, да, приходится оценивать выполненные работы, проводить новые торги, судиться, но в конечном итоге практика показывает, что этот вариант все равно быстрее и надежнее обеспечит ввод объекта в эксплуатацию. В любом случае, решение принимать надо своевременно.
Для поддержания производственной дисциплины среди подрядчиков также очень важна работа со штрафами. Наказываем за все нарушения по срокам и пр. Причем работа выстроена так, что никаких дополнительных распоряжений отдавать никому не надо. После срыва графика работ наша юридическая служба автоматически направляет нарушителю извещение о штрафе. Принимая во внимание, что подряды сейчас обеспечиваются банковскими гарантиями, в случае невыплаты штрафа мы обращаемся в банк-гарант – и тот гасит задолженность. Поначалу это вызывало недовольство и даже возмущение, но сейчас работа отлажена, подрядчики поняли схему, и выяснилось, что большая часть из них прекрасно способна по ней работать.
– Идет много разговоров о создании «белого» и «черного» списка, для включения туда добросовестных и недобросовестных подрядчиков соответственно. Ваше отношение к этой идее?
– У нас в комитете черно-белых списков нет. Зато есть так называемый «светофор» для подрядчиков. Принцип формирования – очень прост. В «зеленой» зоне – те компании, у которых на объектах все в порядке, работы идут в графике. В «желтой» – те, у кого есть проблемы, отставание и пр., и за которыми мы следим особенно тщательно. Ну и наконец, в «красной» – кандидаты на расторжение и те, с кем договоры уже расторгнуты из-за некачественной работы. Отмечу, что ранжирование происходит не по чьему-то субъективному мнению, а в рамках разработанной методики, учитывающей множество факторов и критериев оценки работы.
Причем надо понимать, что списки эти гибкие, оперативно учитывающие происходящие изменения. Попавшая в «желтую» зону компания может наверстать упущенное и перейти в «зеленый» сегмент. К сожалению, бывает и наоборот. Этот «светофор» зарекомендовал себя как эффективный инструмент и работает вполне успешно.
– И каковы доли цветов этого «светофора» в общем числе подрядчиков?
– В списках постоянно происходят изменения, поэтому доли меняются. Если брать в среднем, то 60-70% подрядчиков обычно находится в «зеленом» сегменте, 20-30% – в «желтом» и порядка 10% – в «красном».
Кроме того, когда мы расторгаем договоры с несправившимися компаниями, мы извещаем ФАС о необходимости включить такие компании в Реестр недобросовестных поставщиков. Это достаточно эффективная мера, чтобы не допустить их к участию в новых тендерах, по крайней мере, на протяжении двух лет.
– Расскажите, пожалуйста, о наиболее интересных объектах АИП 2017 года.
– Город направляет значительные средства в инженерно-энергетический комплекс. В сфере водоснабжения и водоотведения построен 21 км канализационных сетей и 36,4 км водопроводных сетей. Из введенных в эксплуатацию можно выделить интересный проект реконструкции канализации в рамках программы благоустройства территории Муринского парка.
В сфере теплоснабжения реконструировали ряд тепловых пунктов в Приморском районе, а также участки тепловых сетей в нескольких районах города.
Ввели 45 объектов наружного освещения, включая 13 проектов квартального освещения в разных районах Петербурга. Построено освещение в 12 парках и скверах, таких как парк Малиновка, Приморский парк Победы (детский сектор), Парк на пересечении ул. Джона Рида и ул. Бадаева и др. Кроме того, обеспечили светом 249 детских и спортивных площадок. Еще можно отметить работы по реконструкции системы управления наружным освещением Санкт-Петербурга.
Всего в 2017 году завершены работы на 81 объекте.
– А что интересного предполагается ко вводу в этом году?
– В текущем году введем в эксплуатацию 94 объекта. По линии водоснабжения и водоотведения ко вводу намечено несколько объектов в Курортном районе, таких как канализационные очистные сооружения пос. Молодежное, скважинные водозаборы и водопроводные сети для водоснабжения пос. Красавица и пос. Решетниково. Кроме того, мы продолжаем реализацию ряда крупных проектов, работы по которым идут в течение нескольких лет, например, Охтинского канализационного коллектора.
Продолжим реконструкцию центральных тепловых пунктов, а также модернизацию магистральных и квартальных тепловых сетей.
Введем в эксплуатацию 43 объекта наружного освещения, в том числе проведем его реконструкцию в 19 кварталах. К 315-летию Петербурга, которое отмечается в этом году, принято решение организовать освещение 315 детских и спортивных площадок, что и будет сделано.
Все это масштабные работы, направленные на повышение качества жизни петербуржцев и улучшение качества городской среды.
