Владислав Маначинский: «Скульптура в архитектуре — это всегда синтез двух искусств»
Скульптурные работы Владислава Маначинского становятся неотъемлемой частью Петербурга — они органично живут своей жизнью и в классическом окружении Северной столицы, и в современной архитектуре новых кварталов, и в частных собраниях.
Сотни эскизов и моделей хранятся в мастерской скульптора на Петроградской стороне. Среди фигур из камня и бронзы можно встретить узнаваемые фрагменты монументов, кариатид, фасадных скульптур, барельефов, памятных досок.
Именно в этих мастерских Александр Опекушин создавал первый памятник Пушкину, а сам Владислав Маначинский после третьего курса Академии художеств распределился в класс выдающегося скульптора той же классической, традиционалистской школы — профессора Михаила Аникушина.
Преемственность
— Вам посчастливилось брать уроки у Михаила Константиновича?
— На самом деле я видел его всего несколько раз: он уже тогда был немолод и плохо себя чувствовал. Поэтому я постигал ремесло под началом Сергея Анатольевича Кубасова, ученика Аникушина, автора памятника Дзержинскому на Шпалерной улице. Начиная с аспирантуры, я преподавал на архитектурном факультете, и ректор Академии Альберт Серафимович Чаркин пригласил меня помощником, когда создавал памятник Александру III в Иркутске. Большой удачей было работать с таким мастером, развивая полученные за годы учебы знания и умения. Позже мне довелось поработать с ним над созданием скульптурной группы борцов возле КВШСМ на Каменном острове. Фигура олимпийского чемпиона Николая Соловьева с медалью в поднятой руке как раз наша совместная работа
— Он смотрится как эллинский атлет. Такое следование классическим канонам — это следствие академического образования? Ведь вы и сейчас идете по стопам традиционной монументалистской школы.
— Мне намного ближе классика, и это внутреннее мироощущение. Я не против современной скульптуры, мне, к примеру, очень нравится французская начала ХХ века. Но присутствие абстрактной формы должно быть дозированным: человек не способен воспринимать ее в огромных количествах. Классика с ее реализмом привычнее и понятнее зрителю. И потом — изобразить достоверно и честно портрет человека вовсе не тривиальная задача, она предполагает наличие академического мастерства. Конечно, на сегодняшнем рынке искусства каждый может реализовать себя, но профессионализм и дилетантство находятся по разные стороны.
Пройдитесь в Академии по музею гипсовых слепков, снятых с оригиналов скульптур Праксителя, Фидия, Мирона, попробуйте рассмотреть их, особенно при вечернем освещении. Екатерина Вторая недаром заплатила за них золотом, чтобы русские мастера постигали античное искусство. Как тонко и точно в этих скульптурах проработаны все элементы пластики и сложные линии, чтобы передать энергетику тела и человеческие эмоции! Насколько глубоко скульптор проник в суть формы, объемов, пропорций, продумал композицию, чтобы сформировать у зрителя общее восприятие фигуры, а затем воплотил свой замысел вплоть до фаланги мизинца, который выполнен с таким совершенством, что сам по себе может считаться произведением искусства! Это квинтэссенция нашего ремесла. Я всю жизнь стремлюсь к тому, что можно было бы назвать эталоном.
Традиции
— Ваш отец работал архитектором и занимался скульптурой, вы читали свой курс будущим зодчим. Получается, что творческое содружество с архитекторами нашего города стало закономерным?
— Монументальная скульптура в городе в принципе невозможна без отрыва от архитектуры, а уж тем более фигуры и лепные украшения на фасадах. Скульптор всегда идет от архитектурной концепции проекта и должен быть готов работать в любом стиле, который предлагает автор проекта, а это тоже показатель мастерства, заложенного академической школой. Например, здание «Газпром экспорта» на площади Островского создавалось архитектором Евгением Герасимовым в стилистике неоренессанса и полностью гармонирует с классической застройкой площади, задуманной Карлом Росси. Фасад здания декорирован балконами, пилястрами, и скульптура должна была стать продолжением архитектуры, максимально близкой к классицизму. Работая над ней, мы вдохновлялись петербургскими атлантами.
— Но потом были и другие работы?
— Жилой дом «Венеция» на Крестовском острове, тоже проект мастерской «Евгений Герасимов и партнеры», решен в стиле итальянских палаццо эпохи Возрождения, здесь я лепил грифонов и маскароны в виде головы льва на замковых камнях оконных арок.
Маскароны со львами на здании РСТИ на Петровском проспекте архитектора Сергея Цыцина — уже более современное толкование этого декоративного элемента. Фасад этого здания украшен пилястрами с богатой орнаменталистикой, которые завершаются маскаронами, решенными в общей стилистике здания.
Бизнес-центр «Сенатор» на Васильевском острове — пример классической архитектуры с множеством элементов коринфского ордера. Тут есть два моих картуша, которые фланкируют фронтоны, а на боковом фасаде — мой аллегорический рельеф.
Стилистическое решение ЖК Futurist отсылает к архитектурным стилям 1930-х годов: конструктивизму и ар-деко. Отсюда множество характерных декоративных элементов на фасадах. Для выходов вентиляционных шахт мною сделаны декоративные решетки в виде колосьев, напоминающих о Левашовском хлебозаводе-автомате, который построен на этой территории в эпоху индустриализации.
— Как складываются взаимоотношения архитектора и скульптора?
— Если мы говорим об архитектуре фасадов здания, то первая скрипка принадлежит архитекторам. Они задают общую концепцию проекта, стилистику здания, пропорции, композицию. А скульптор следует в русле архитектурной идеи, хотя может привносить свои предложения, обсуждать нюансы. Например, в ТК «Галерея» изначально планировалось разместить на фасаде только фигуру покровителя торговли бога Гермеса, но мы предложили создать некую интригу: дополнить его женской фигурой и сделали под стать ему условную богиню Флору. Затем пошли дальше и совместным решением «усилили» портал еще двумя аллегорическими фигурами.
При создании монумента архитектор и скульптор работают параллельно, хотя, наверное, скульптор становится доминирующим в этом тандеме, особенно если это памятник конкретному историческому персонажу. Но у архитектора задача более масштабная. Если скульптор больше думает о том, как найти точную и верную композицию, то архитектор мыслит о том, как разместить монумент в пространстве, как лучше показать его с точки зрения масштаба, перспектив, видения прохожих. Все эти вопросы решаются и прорабатываются совместно.
— Как обычно рождается идея памятника?
— В любой работе есть два пути решения. Один — это первая идея, которая приходит в голову, она бывает очень важна для реализации замысла и опирается на твои ассоциации, опыт, впечатления. Многие авторы именно ее берут за основу и следуют только ей. Второй путь идет через анализ, он намного сложнее, пройти его может не каждый. В этом случае начинаешь глубоко погружаться в тему, искать и в конце концов находить то самое единственно правильное решение, которое должно присутствовать в работе.
Например, при создании монумента, посвященного жертвам холокоста и блокады Ленинграда, в Израиле приходилось учитывать традиции и религии двух государств и при этом максимально верно передать основную идею монумента — память о трагической гибели в годы Второй мировой войны огромного количества людей из разных стран. Так случилось, что День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады и Международный день памяти жертв холокоста отмечаются 27 января, поэтому нам надо было найти решение, которое объединило бы эти памятные даты.
Мы с соавторами перебрали много разных вариантов и остановились на обелиске, который назвали «Свеча памяти», потому что наверху он закручен в спираль, словно поток пламени. В этом монументе много символики, которая понятна каждому. С одной стороны обелиска размещен символ блокадного Ленинграда — Медный всадник, который виден в прицел, с другой стороны символ Израиля — звезда Давида, но в колючей проволоке. Есть еще один ленинградский знак на основном фасаде монумента — ласточка с конвертом в клюве как символ жизни и надежды. Эта ласточка появилась на значках, которые носили блокадники в ответ на заявления Гитлера, что ни одна птица не сможет вылететь из осажденного города.
Современность
— Помимо архитектора и скульптора, есть еще один участник проекта, от которого зависит все. Это застройщик, а для него финансовая и функциональная составляющие проекта могут оказаться важнее эстетической. Скульптор может повлиять на точку зрения заказчика? Как, например, появились львы во дворе ЖК Familia?
— Сначала у главы холдинга РСТИ Федора Олеговича Туркина появилась идея установить на территории комплекса арт-объект. Он должен был стать особенностью комплекса и отражать тот посыл, который застройщик вкладывает в жилое пространство: семья, надежность, безопасность. Мы разработали много воплощений такого символа - от ангела-хранителя до древа жизни, пока не остановились на львиной семье. В Петербурге установлено огромное количество бронзовых и каменных львов-стражей, которые несут свою службу у дворцов и мостов. Мы же на уровне эскизов предлагали разные варианты, более жанровые и более близкие к природной стихии львиного прайда. Однако заказчик настоял на композиции из четырех фигур — льва и львицы обязательно с двумя детенышами. Царь зверей — символ храбрости, благородства, власти, высокого статуса, львица — хранительница очага. Композиция скорее натуралистическая, но создающая стилистическое единство придомовой территории и архитектуры фасадов в стиле ар-деко с маскаронами львов.
—Теперь для РСТИ вы создаете еще одну семью, аистиную.
— Да, для жилого комплекса «БелАрт». С аистами тоже все не так просто складывалось. По заданию заказчика надо было найти композицию, которая отражала бы единение двух славянских народов, белорусского и русского. Но как объединить национальные символы — зубра и медведя? Поэтому появились аисты, благородные птицы, создающие пару на всю жизнь. Начался поиск вариантов скульптурной группы, в которой эти утонченные птицы выглядели бы эстетически и в то же время не были слишком хрупкими. Так появилось гнездо из цветов и в нем аистиная семья, оберегающая младенца, которого потом все-таки заменили на птенца.
— Есть ли в нашем городе здания, которые вы считаете идеальными с точки зрения синтеза работы скульптора и архитектора?
— Из самых известных, пожалуй, Дом Зингера, несмотря на его жесткую эклектику. Скульптуры выполнены на очень хорошем уровне и не противоречат чрезмерной декоративности фасада — в отличие, кстати, от здания Елисеевского магазина. Вот два ярких примера одного стилистического периода в архитектуре.
Что касается моих работ, то какие-то нюансы в них всегда всплывают задним числом. Мне кажется, фигуру Гермеса на здании «Галереи» можно было бы сделать чуть стройнее, «легче» или ангелов на фасаде здания на проспекте Добролюбова немного иначе. Наименее удачная работа — это ЖК Ligovsky City, но это как раз тот случай, когда не было полноценного диалога со всеми участниками проекта, что помешало сделать горельефы более монументальными. Впрочем, что касается современных объектов, то я скорее не склонен что-либо ругать, чем что-либо хвалить.
Но, вообще, в Петербурге много прекрасных зданий со скульптурными группами. Иногда видишь какой-нибудь эркер с балконной абсидой и трехфигурной композицией снизу. Она вроде бы и случайная, но так хорошо сделана и с таким настроением, что всегда любуешься, когда проезжаешь мимо.
— Как современные материалы меняют работу скульптора?
— Значительно облегчают и ускоряют многие процессы. Трудно даже представить, сколько могла бы весить и стоить 3-метровая скульптура из камня, сделанная по классической технологии, а современные полимерные материалы позволяют создавать такую же фигуру, но пустотелую с сантиметровой толщиной стенок. В результате изделия становятся легкими, а процесс изготовления, отливки и тиражирования — значительно проще и дешевле.
— Как вы думаете, по какому пути пойдет дальше монументальная скульптура?
— Я учился в то время, когда еще продолжала действовать советская система монументальной пропаганды, предполагающая создание в каждом городе крупных скульптурных композиций, несущих обязательную идеологическую нагрузку. Потом это направление потеряло актуальность, но сейчас, скорее всего, начнет возрождаться. Наше искусство всегда связано с увековечиванием в камне и бронзе памяти о значимых для страны событиях и людях.
В традиционном интервью ко Дню реставратора председатель КГИОП Санкт-Петербурга Сергей Макаров рассказал «Строительному Еженедельнику» о влиянии пандемии на ход реставрации городских объектов, реализации городских программ в сфере сохранения наследия и перспективах воссоздания утраченных храмов Северной столицы.
— Сергей Владимирович, как ни прискорбно, но вопрос о влиянии пандемии сейчас стал уже стандартным. Итак, насколько деятельность КГИОП пострадала от распространения коронавируса?
— Пандемия оказала негативное влияние на все стороны жизни, и реставрация не стала исключением. Если в прошлом году финансирование нашей деятельности практически сохранилось на прежнем уровне, то в этом оно заметно просело, снизившись практически до 2 млрд рублей, хотя по долгосрочным планам, напротив, намечался рост. Несмотря на это, мы практически все запланированные объекты оставили в программе, но по некоторым пришлось снизить лимиты выделения средств и, соответственно, объемы работ.
Серьезной проблемой, косвенно связанной с коронакризисом, стало резкое подорожание строительных материалов, прежде всего металла и дерева (оно к тому же оказалось в дефиците). Подрядчики обратились к нам с просьбой о пересмотре условий контрактов, поскольку изменилось ценообразование. Сейчас мы этого по закону сделать не можем, однако проблема серьезно коснулась всей строительной отрасли, и в ближайшее время мы ждем появления постановления Правительства Российской Федерации о возможности пересмотра стоимости контрактов. После этого, конечно, возникнет вопрос, где взять эти дополнительные деньги.
В любом случае мы со своей стороны постараемся оказать все возможное содействие подрядчикам. Наша принципиальная позиция заключается в том, что реставрационные компании даже в сложных экономических условиях должны не работать «в ноль», а зарабатывать. Если реставрация перестанет быть привлекательна как бизнес, мы растеряем наш уникальный потенциал в этой сфере. И тогда в будущем, даже при наличии финансирования, работать будет некому.
— Какие наиболее интересные объекты программы реставрации этого года вы могли бы выделить?
— Программа традиционно обширная, интересных объектов много, и обо всех рассказать в интервью невозможно. Кроме того, традиционно на большинстве объектов реставрация длится не один год. Поэтому кратко коснусь лишь нескольких объектов, работа по которым либо начинается, либо уже заканчивается в этом году.
Прежде всего хочу порадовать горожан и гостей Северной столицы: уже скоро снова во всей красе они смогут увидеть один из ярчайших символов Петербурга — памятник императору Николаю I на Исаакиевской площади. Реставрация — первая за 160 с лишним лет, прошедших со дня установки монумента, — была сложной и длилась три года.
Также в этом году завершатся работы на не большом, но уникальном объекте: интерьерах церкви святых Захарии и Елизаветы каре Смольного монастыря. По оценке экспертов, убранство храма сохранилось по состоянию на 1762 год. Таких образцов в городе немного, это подлинный Франческо Бартоломео Растрелли. Расчищена оригинальная живопись, сохранились декор и даже паркет времен строительства церкви. Спасибо можно сказать архиву Ленинградского обкома КПСС, который ничего в помещении не перестраивал, лишь закрасил масляной краской роспись и установил стеллажи для хранения документов. В этом году завершается реставрация живописи.
Буквально на днях начались работы на еще одной «визитной карточке» Петербурга — колокольне Николо-Богоявленского Морского собора. Подрядчик установил леса и приступил к расчистке фасадов. Всегда сложно загадывать, сколько продлится реставрация: на любом памятнике, особенно такого возраста, нельзя исключать сюрпризы. Здесь уже на этапе обследования были выявлены очень проблемные места, но мы планируем завершить работы к концу 2022 года.
Начинаем в этом году реставрацию еще одного интересного, хотя и совершенно нетипичного для нас объекта — деревянной беседки начала ХХ века в Сестрорецке, в которой, по преданию, выступал великий русский певец Федор Шаляпин. Она была бесхозной и к 2007 году совсем развалилась, тогда были проведены противоаварийные работы. В 2019 году ее удалось перевести в собственность Санкт-Петербурга и закрепить на праве оперативного управления за СПб ГБУК «Историко-культурный музейный комплекс в Разливе». Беседку уже увезли в мастерскую. По проекту планируется максимальное сохранение подлинных деталей и конструкций с восполнением утрат — иконография обширная. Рассчитываем к концу года вернуть Сестрорецку эту любопытную достопримечательность и надеемся, что новый пользователь будет проводить здесь культурные мероприятия.
— Удалось ли начать реализацию программы реставрации сложных фасадов исторических жилых зданий?
— К сожалению, именно по этой программе пандемия ударила сильнее всего, и средства на ее реализацию в 2021 году не выделялись. В прошлом году выполнено обследование и разработана проектная документация общей стоимостью 137 млн рублей по 56 объектам первой очереди. Этого объема хватит на два-три года работы. Есть среди них и небольшие здания, которые можно отремонтировать за год, но в основном это будут переходящие объекты, рассчитанные на два, в самых сложных случаях, возможно, даже на три года. Торопиться мы не собираемся, при реставрации спешка недопустима.
Недавний инцидент, когда с фасада дома фон Таубе на Пушкинской, 20 (он, кстати, входит в первую очередь нашей программы), обвалился кусок штукатурки, наглядно показывает, насколько эта программа необходима городу. Многие объекты культурного наследия находятся в плачевном состоянии, и с течением времени оно отнюдь не улучшается. Сейчас в проекте бюджета на 2022 год есть строка, предполагающая выделение на эти нужды около 1,5 млрд рублей. Надеемся, что она сохранится. Напомню, что программа рассчитана на 10 лет, включает в себя 255 домов-памятников и потребует выделения примерно 16 млрд рублей. В год планируется сдавать порядка 25–30 объектов.
— В городе реализуется программа привлечения инвесторов к делу сохранения объектов наследия «Рубль за метр». Что нового в этой сфере?
— Можно сказать, что программа «Рубль за метр» дала первые плоды. По ее условиям на торгах разыгрывается право аренды на 49 лет объекта культурного наследия, находящегося в неудовлетворительном состоянии. После окончания и приемки работ, на которые отводится не более семи лет, пользователь оплачивает аренду по ставке 1 рубль за 1 кв. м в год. За два года реализации программы в Петербурге найдены арендаторы на пять зданий-памятников. Учитывая, что в Москве по аналогичной схеме за пять лет было «пристроено» девятнадцать объектов, думаю, что результат можно считать неплохим. И мы планируем предлагать потенциальным инвесторам новые варианты.
Выбранная нами финансовая схема стимулирует не затягивать процесс. К концу прошлого года по этой программе уже приведено в порядок первое здание. Арендатор выполнил реставрацию здания библиотеки Колобовых на Большой Зеленина. Компании понадобилось чуть больше года, чтобы выполнить все работы — от подготовки и согласования в КГИОП проекта до самих реставрационных работ и сдачи в эксплуатацию. Во время торгов бывшая библиотека Колобовых вызвала большой интерес, и арендная ставка, которую пользователь должен платить до окончания реставрации, выросла в девять раз по сравнению со стартовой. Естественно, арендатор торопился закончить реставрацию. При этом, надо отдать должное, и проект и работы выполнены на очень хорошем уровне.
По еще двум объектам, сданным ранее в аренду в рамках этой программы, — Оранжерее в Петергофе и Александровским воротам Охтинских пороховых заводов, — процесс идет не столь стремительно. Там есть различные объективные и субъективные проблемы, но мы продолжаем вести эти проекты и рассчитываем в итоге на хороший результат.
Кроме того, в начале этого года арендаторов по программе нашли два полуразрушенных памятника деревянной архитектуры — дача Кочкина и дом Змигродского в Сестрорецке. Объекты в ужасном состоянии, но арендатор с уверенностью взялся за работу, планирует приспособить оба памятника под гостиничный комплекс.
— Насколько я знаю, в свое время существовала идея сформировать отдельную программу по деревянным объектам наследия…
— Мы заказали у архитектурного бюро «Студия 44» разработку концепции сохранения памятников деревянного зодчества в Петербурге. Была проведена очень большая работа по изучению всей деревянной застройки, которая подлежит охране. В Петербурге 294 памятника деревянной архитектуры. При этом исследование выявило ряд серьезных проблем. Например, оказалось, что часть объектов, считавшихся в государственной собственности, не оформлены соответствующим образом.
Концепция была одобрена Советом по сохранению культурного наследия при Правительстве Санкт-Петербурга. Создана специальная рабочая группа по деревянному зодчеству, в которую вошли представители КГИОП, КИО, Комитета по инвестициям Санкт-Петербурга, ВООПИиК, реставраторы и иные эксперты. Коллегиально ищем пути решения накопившихся за долгие годы проблем.
Надо отметить, что значительная часть памятников деревянной архитектуры находится в частной собственности, и по ним организовать какую-то программную работу невозможно. Единственное, что в наших силах, — контролировать состояние этих объектов и в случае его ухудшения понуждать владельцев к принятию необходимых мер.
— Петербургский союз архитекторов недавно составил перечень утраченных храмов, наиболее важных с точки зрения воссоздания исторического облика города. Ваш взгляд на этот вопрос. Что нового происходит в этой сфере?
— Затрагивая этот вопрос, нужно учитывать, что храмам исторически выделялась роль очень важного элемента городской среды. Это и высотные доминанты, и эстетически совершенные здания, придающие завершенность тому или иному кварталу. К примеру, мы уже несколько лет реставрируем сильно пострадавшую в советское время Покровскую церковь на Боровой улице. Недавно там восстановили пятиглавие, и это абсолютно преобразило окружающую территорию. Тем более мощный эффект будет, когда целиком завершится восстановление исторического облика памятника. Поэтому в целом я позитивно отношусь к инициативам в этой сфере, и в данном случае мы очень благодарны Союзу архитекторов Санкт-Петербурга и лично Михаилу Мамошину, который много внимания уделяет этому делу.
Другое дело, что это не всегда возможно или как минимум связано с достаточно серьезными проблемами, даже если оставить за скобками фактор финансирования. Например, Борисоглебская церковь на Синопской набережной, входящая в упомянутый вами список. Как ее воссоздать, если на том месте, где она была, сейчас проезжая часть с активным движением? Инициаторы предлагают переместить церковь на участок нынешней автостоянки. Насколько корректно такое новое строительство называть воссозданием — вопрос дискуссионный.
На месте Благовещенского храма, построенного по проекту Константина Тона на Благовещенской площади (ныне — Труда), сейчас транспортная развязка. Если восстанавливать церковь, надо думать, что делать с движением транспорта. Кроме того, есть инициатива по установке там памятника выдающемуся русскому флотоводцу Федору Ушакову.
С храмом Митрофана Воронежского (тоже, кстати, построенным по проекту Константина Тона) на Митрофаньевском кладбище проблема в том, что место разгромленного в советское время некрополя уже в 1990-е фактически превратилось в свалку. Соответственно, необходимо сначала вывезти сотни тонн мусора и провести рекультивацию территории, затем заняться поисками фундаментов разрушенного храмового комплекса и только потом, в случае их обнаружения, поднимать вопрос о воссоздании. В прошлом году был обнаружен фундамент часовни на месте погребения благочестивого странника Александра Крайнева. Фундамент раскопали под грудами мусора в несколько метров толщиной.
Иное дело, например, Введенский собор на Загородном проспекте. Там выявлен фундамент и храм можно воссоздать на историческом месте. Правда, исторически паперть выходила на нынешнюю линию проспекта, но, мне кажется, вполне реально подумать об организации входа с другой стороны. А что касается Андреевского собора в Кронштадте, то принципиальное решение о его воссоздании уже принято, и в настоящее время идет разработка проекта.
Вообще, храмовые объекты, к восстановлению которых на историческом месте нет серьезных препятствий, вошли в число доминант, рекомендованных к воссозданию, этот список включен в Закон Санкт-Петербурга № 820-7. Например, колокольня Новодевичьего монастыря на Московском проспекте восстанавливается именно в соответствии с этим документом. На церкви иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» (с грошиками) на проспекте Обуховской Обороны закончены общестроительные работы. Недавно воссоздан храм Рождества Христова на Песках. Осталось только вернуть название Рождественским улицам, что, кстати, было поддержано Топонимической комиссией. Думаю, что со временем исторические топонимы возвратятся, во всяком случае, как житель Песков, я эту идею поддерживаю.
Основные объекты программы реставрации КГИОП в 2021 году
Новые объекты:
— Семинарский корпус с южными воротами главного двора Александро-Невской лавры (наб. р. Монастырки, 1, лит. Г);
— колокольня Николо-Богоявленского Морского собора (Никольская пл., 1/3);
— подворье Коневецкого монастыря (Загородный пр., 7);
— дача А. Ф. Орлова, «Готический» колодец (Стрельна, юго-западная часть Орловского парка);
— лицевой фасад здания Дирекции императорских театров (ул. Зодчего Росси, 2);
— беседка Ф. И. Шаляпина (Сестрорецк, ул. Андреева).
Переходящие объекты:
— Аничков дворец и Кабинет Его Императорского Величества (Невский пр., 39);
— фасады бывшего здания Министерства народного просвещения (ул. Зодчего Росси, 1–3);
— интерьеры дома И. В. Пашкова (дом Департамента уделов, Литейный пр., 37–39);
— интерьеры дома О. Монферрана (наб. р. Мойки, 86–88);
— памятник императору Николаю I (Исаакиевская пл.);
— фасады Александринской женской больницы с палисадником и оградой (ул. Маяковского, 12, лит. Р);
— фасады Гатчинского дворца с Арсенальным и Кухонным каре (Гатчина, Дворцовый парк);
— фасады Казанского собора (Казанская пл., 2);
— интерьеры собора Воскресения Словущего Смольного монастыря (пл. Растрелли, 1);
— церковь св. Захарии и Елизаветы, Церковь Святого Александра Невского (Смольный проезд, 1, лит. Б);
— церковь Богоявления (Двинская ул., 2);
— собор апостолов Петра и Павла (Петергоф, Санкт-Петербургский пр., 32);
— здание соборной мечети (Кронверкский пр., 7).