Николай Большаков: «Решать кадровую проблему необходимо сообща»
Одна из причин дефицита кадров в строительной индустрии — низкая заинтересованность выпускников отраслевых учебных заведений в работе по специальности. Такие выводы делает генеральный директор ООО «СтройКрафт» Николай Большаков. В интервью «Строительному Еженедельнику» он отмечает, что, исходя из данного фактора, решать проблему кадрового голода можно только масштабно, при взаимодействии как работодателей и работников, так и учебных заведений.
— Как оцениваете текущую ситуацию с кадрами в строительной отрасли? Действительно ли наблюдается дефицит определенных специальностей?
— Ситуация очень плачевная — налицо катастрофическая нехватка кадров. Причем дефицит не только по специальностям, связанным напрямую со стройкой (производители работ, начальники участков, геодезисты и даже самые обычные «рабочие руки»: бригады на отделочные и монолитные работы, подсобные рабочие), но и более распространенными офисными кадрами: бухгалтеры, инженеры производственно-технического и сметно-договорного отделов, а также из-за отсутствия специалистов страдает и сам отдел персонала.
Решение кадрового голода — вопрос масштабный, требующий взаимодействия как работодателей и работников, так и учебных заведений. Зачастую выпускающиеся студенты учебных заведений (не только высших, но и среднеспециальных) просто не понимают, в чем будет заключаться работа по выбранной ими профессии. И, к сожалению, по статистике, из 100% выпускников по профессии идет работать лишь малая часть студентов.
— Получается, что одна из причин кадрового дефицита кроется в низкой заинтересованности выпускников отраслевых учебных заведений в работе по специальности?
— Это действительно так. На данный момент мы сотрудничаем с СПбГАСУ и Архитектурно-строительным колледжем, пытаемся донести до студентов суть их профессий и дальнейшей работы, но даже на этапе выпускных курсов в студентах нет заинтересованности именно в работе. Девять из десяти хотят лишь зарабатывать, прикладывая минимум своих знаний и усилий к этому, причем основная часть рассматривает только свободный график либо удаленную работу. Заинтересованность работать по профессии и развиваться в этой сфере практически отсутствует. Возможно, причиной тому является еще то, что не все студенты на момент поступления в учебное заведение полноценно владеют информацией о том, что же на самом деле представляет собой выбранная ими профессия. Также большую часть выпускников представляют «династии» — то есть за студентов выбор сделали их родители, а сам студент хотел для себя совершенно другую профессию. Безусловно, есть и те, кто осознанно определился с профессией, но таких катастрофически мало, и разлетаются такие кадры, как правило, «по знакомству».
Свою лепту также вносит еще и законодательство, прописывая в своих положениях и предписаниях требования к той или иной вакансии. По итогу мы имеем выпускника вуза, но без опыта — он никому не нужен. Вопрос: а где же набраться тогда этого опыта? Ведь большинство выпускников не рассматривают для себя вакансии «помощников», чтобы как раз обзавестись необходимым опытом и научиться применять свою профессию на практике. В их голове они уже «готовые специалисты» и рассчитывают с учебной скамьи сразу занимать если не руководящую, то как минимум приближенную к руководящей должность с соответствующей оплатой.
— Что необходимо делать работодателю, чтобы привлечь и сохранить качественный персонал?
— В связи с острой нехваткой кадровых специалистов работодатель вынужден рассматривать различные варианты привлечения ценных кадров. Например, внедрение ДМС, оплата фитнес-центров и самое распространенное — увеличение заработной платы, чтобы иметь возможность конкурировать на рынке труда.
Наша компания также активно занимается привлечением молодых специалистов с помощью указанных выше методов, а также проводит выездные корпоративные мероприятия для укрепления командного духа коллектива и возможности общения не только по рабочим вопросам, но и на отличные от работы темы. Ведь коллектив и атмосфера в нем — один из ключевых критериев при выборе работодателя.
Народный архитектор, действительный член РААСН, профессор Никита Явейн более 30 лет руководит архитектурным бюро «Студия 44», в котором были созданы проекты таких знаковых для Петербурга зданий, как Академия танца и Детский театр балета Бориса Эйфмана, Ладожский вокзал и еще десятки объектов самого разного назначения. Мэтр архитектуры рассказал о том, что он думает о современном градостроительстве, реставрации исторических зданий и перспективах Северной столицы.
— Никита Игоревич, ваше творчество пришлось на новейшее время в российской истории. Некоторые считают его «золотым», потому что за это время архитекторы получили доступ к большим средствам, возможность проектировать без оглядки на авторитеты, шанс очаровать заказчика своими идеями, использовать новые технологии и материалы. А что вы думаете по этому поводу?
— Это было время пошатнувшихся критериев и появления самозванцев, что свойственно любому переходному периоду. Это было время, когда вкус состоятельного заказчика, если понимать под ним общность людей с разными интересами и возможностями, только начал формироваться. А по-настоящему элитарные объекты создают элитарные заказчики.
Единственное положительное, что принесло архитекторам это тяжелое время, была возможность относительно быстрых социальных лифтов, какими бы они ни были. Многое решали личные связи, но не всегда мастерство. А ведь хорошая архитектура — это профессионализм архитектора.
— Не грозит ли сегодня российским специалистам изолированность от мировой архитектуры?
— Конечно, грозит! Но изолированность и в каком-то смысле провинциализм присутствовали в девяностые годы и в начале двухтысячных даже в большей степени. Мы не можем соревноваться с западными студиями ни по рекламе, ни по финансовым возможностям, не можем привлекать такой же объем средств. В изолированности есть свои плюсы и минусы. Не секрет, что для многих субподряд от иностранного архитектора стал возможностью улучшить свою репутацию, хотя это было, мягко говоря, необъективно.
— Какие черты несет архитектура Никиты Явейна и зодчих из «Студии 44»?
— Во-первых, я бы не отделял себя от архитекторов студии: в разных проектах у меня разная степень участия, а в некоторых меня нет. Впрочем, это не означает, что меня в проектах нет совсем или я один всем занимаюсь.
Что касается отличительных черт, то наши проекты в целом не похожи на другую архитектуру. Глядя на них, любой специалист, архитектор или критик, который «купается» в теме, сразу скажет, что проекты сделаны в «Студии 44», потому что в них есть что-то необычное, новое, иногда трудно понимаемое и не принимаемое. Возьмите, к примеру, музейный Центр промышленного прогресса в Выксе или жилой комплекс Imperial Club, спроектированный по петровскому генплану Леблона-Трезини, — до сих пор все плечами пожимают. Почему так получается? Наверно, мы думаем по-другому. Или просто думаем.
— Сейчас в Петербурге происходит смена исторического ландшафта: многие объекты, не имеющие охранного статуса, сносятся под жилое строительство. Нам, горожанам, следует относиться к этому как к неизбежности?
— В последнее время появилось подозрительно много спекуляций на тему сохранения разных по исторической значимости объектов. На самом деле нет российского города, в котором так мало зданий сносилось бы в историческом центре, как в Петербурге. В Москве сносов больше на порядок. Единственное, о чем стоит сожалеть всем нам, это утрата СКК. Вот это явное изменение ландшафта не в лучшую сторону.
— Что ждет архитектурные памятники города? Похоже, что они ветшают быстрее, чем до них доходят средства на реставрацию. Тот же Апраксин двор, по вашим словам, требует серьезных инвестиций в инженерию, которых нет.
— Да, увы, они рискуют не дождаться должного финансирования. Но при этом Петербург тратит на поддержание памятников больше, чем может, и даже больше, чем среднестатистический европейский город, но количество заброшенных исторических объектов все равно растет.
Проблема не в недостатке финансирования, а в другом: прежде, чем начинать реставрацию, для этой недвижимости надо найти собственника, иначе получится напрасная трата средств. У нас в свое время были отреставрированы памятники, и здания без владельцев продержались 3–5 лет, а потом все было растащено. Но собственника отпугивают, во-первых, сложнейшие бюрократические процедуры, которые защищают памятник от неправомерных действий и вместе с тем отбивают охоту у будущего владельца заниматься объектом. Во-вторых, огромное количество разных ограничений и, самое главное, нестыковка законодательств. А уж вмешательство Следственного комитета, который теперь контролирует процессы вокруг спорных исторических зданий в Петербурге, окончательно спугнула инвесторов.
Получается, что мы не можем произвести полноценную реконструкцию, которая вернула бы памятник к жизни. Действующие нормативы позволяют сделать только капремонт, хотя даже с ним дом не доживет до давно назревшей корректировки морально устаревших норм. В результате все участники рынка спустились в «серую зону» и что-то делают на исторических объектах под видом капремонта и реконструкции, хотя по-хорошему малоценные постройки следовало бы сносить и заменять новыми. Этот законодательный тупик рано или поздно придется разруливать, потому что он гораздо опаснее для города, чем один-два сноса в год.
— Какие проекты, на ваш взгляд, были бы необходимы городу, чтобы создавать полноценное городское пространство и пойти ему на пользу?
— Сегодня практически прекращено строительство общественных зданий. Понятно, что город растет, надо развивать транспортную инфраструктуру, чтобы он не задохнулся. Однако и девелоперы не стремятся развивать общественные пространства даже в виде торгово-развлекательных центров. Кроме жилья, мало что строится, и это создает ощущение какого-то безвременья.
— В вашей проектной практике есть объекты самого разного назначения: культурного, научно-образовательного, спортивного, жилого. Какие из них хотелось бы отметить и почему?
— Наверное, Академию танца Бориса Эйфмана, реконструкцию Восточного крыла Главного штаба под экспозицию Эрмитажа, Ладожский вокзал. Вокзал считаю одной из сильнейших работ в архитектурном и технологическом плане. В проекте Академии особенно выделил бы первую очередь — это один из лучших наших проектов, который принес России первую победу на международном конкурсе архитектуры WAF.
Из реставрационных работ отмечу Александровский дворец — для нас это была сложная, мучительная работа, где решены не только многие реставрационные задачи, в том числе по воссозданию отделки и убранства помещений «из ничего», но также применены инженерные, конструктивные решения, авангардные не только для Петербурга или страны, но и для мировой архитектуры. Университетский кампус «Михайловская дача» — тоже во многом прорывная работа.
Из музейных проектов очень люблю томский Музей науки и техники — жаль, что его не построили.
Из жилья, безусловно, Imperial Club на Васильевском острове, жилые комплексы на ул. Типанова и на Московском проспекте на месте комбината «Петмол». В последние годы архитекторы часто обсуждают, каким должно быть жилье в центре города, чтобы оно было и рентабельным, и масштабным, и отвечало бы петербургскому стилю. Вот эти три объекта показывают, что такое для меня на сегодня петербургская архитектура, как мы ее понимаем и какой бы она могла быть.
— Среди музейных объектов комплекс в Выксе выглядит очень необычно. Почему было предложено именно такое решение?
— Это музей металла, который строится на территории Верхневыксунского металлургического завода — одного из старейших в России. В проекте мы возвращаемся к первоистокам железа как архитектурного элемента. Получились три, как мы их называем, храма-периптера разной величины. Металл здесь работает на растяжение. Меня на этот образ вдохновил снесенный СКК, это своего рода дань памяти легендарному зданию.
В проекте предусмотрено применение легированной стали с добавками фосфора, меди и т. д. — аналога кортеновской стали. Такая сталь понемногу меняется, покрываясь окисной пленкой с бархатистой фактурой. Эта плотная пленка, препятствуя дальнейшему проникновению воды к металлу, делает сталь «вечной»: однажды покрывшись патиной, она навсегда сохраняет свой рыжеватый цвет и уже не нуждается в окраске или других видах коррозионной защиты. Пусть те, кто приедет на открытие музея, через пять лет увидят совсем другой образ, пусть это будет инсталляция во времени, которая станет продолжением истории местного металлургического производства.
— Ваши специалисты работают в Петербурге, Калининграде и в других городах. В чем разница в проектировании объектов в разных городах? Как культурный и архитектурный контекст каждого города влияет на проекты?
— Все города совершенно не похожи: в них различный архитектурный ландшафт и культурный контекст, решения принимают разные люди. Поэтому взаимоотношения с каждым городом тоже складываются по-разному. В Нижнем Новгороде нам комфортно, в Москве сложно, в Калининграде очень своеобразная атмосфера. Допускаю, что для кого-то из коллег все будет наоборот. Зависит ли диалог с городом от конкретного архитектора? Наверное, зависит.
