Никита Явейн: «Основа хорошей архитектуры — профессионализм архитектора»
Народный архитектор, действительный член РААСН, профессор Никита Явейн более 30 лет руководит архитектурным бюро «Студия 44», в котором были созданы проекты таких знаковых для Петербурга зданий, как Академия танца и Детский театр балета Бориса Эйфмана, Ладожский вокзал и еще десятки объектов самого разного назначения. Мэтр архитектуры рассказал о том, что он думает о современном градостроительстве, реставрации исторических зданий и перспективах Северной столицы.
— Никита Игоревич, ваше творчество пришлось на новейшее время в российской истории. Некоторые считают его «золотым», потому что за это время архитекторы получили доступ к большим средствам, возможность проектировать без оглядки на авторитеты, шанс очаровать заказчика своими идеями, использовать новые технологии и материалы. А что вы думаете по этому поводу?
— Это было время пошатнувшихся критериев и появления самозванцев, что свойственно любому переходному периоду. Это было время, когда вкус состоятельного заказчика, если понимать под ним общность людей с разными интересами и возможностями, только начал формироваться. А по-настоящему элитарные объекты создают элитарные заказчики.
Единственное положительное, что принесло архитекторам это тяжелое время, была возможность относительно быстрых социальных лифтов, какими бы они ни были. Многое решали личные связи, но не всегда мастерство. А ведь хорошая архитектура — это профессионализм архитектора.
— Не грозит ли сегодня российским специалистам изолированность от мировой архитектуры?
— Конечно, грозит! Но изолированность и в каком-то смысле провинциализм присутствовали в девяностые годы и в начале двухтысячных даже в большей степени. Мы не можем соревноваться с западными студиями ни по рекламе, ни по финансовым возможностям, не можем привлекать такой же объем средств. В изолированности есть свои плюсы и минусы. Не секрет, что для многих субподряд от иностранного архитектора стал возможностью улучшить свою репутацию, хотя это было, мягко говоря, необъективно.
— Какие черты несет архитектура Никиты Явейна и зодчих из «Студии 44»?
— Во-первых, я бы не отделял себя от архитекторов студии: в разных проектах у меня разная степень участия, а в некоторых меня нет. Впрочем, это не означает, что меня в проектах нет совсем или я один всем занимаюсь.
Что касается отличительных черт, то наши проекты в целом не похожи на другую архитектуру. Глядя на них, любой специалист, архитектор или критик, который «купается» в теме, сразу скажет, что проекты сделаны в «Студии 44», потому что в них есть что-то необычное, новое, иногда трудно понимаемое и не принимаемое. Возьмите, к примеру, музейный Центр промышленного прогресса в Выксе или жилой комплекс Imperial Club, спроектированный по петровскому генплану Леблона-Трезини, — до сих пор все плечами пожимают. Почему так получается? Наверно, мы думаем по-другому. Или просто думаем.
— Сейчас в Петербурге происходит смена исторического ландшафта: многие объекты, не имеющие охранного статуса, сносятся под жилое строительство. Нам, горожанам, следует относиться к этому как к неизбежности?
— В последнее время появилось подозрительно много спекуляций на тему сохранения разных по исторической значимости объектов. На самом деле нет российского города, в котором так мало зданий сносилось бы в историческом центре, как в Петербурге. В Москве сносов больше на порядок. Единственное, о чем стоит сожалеть всем нам, это утрата СКК. Вот это явное изменение ландшафта не в лучшую сторону.
— Что ждет архитектурные памятники города? Похоже, что они ветшают быстрее, чем до них доходят средства на реставрацию. Тот же Апраксин двор, по вашим словам, требует серьезных инвестиций в инженерию, которых нет.
— Да, увы, они рискуют не дождаться должного финансирования. Но при этом Петербург тратит на поддержание памятников больше, чем может, и даже больше, чем среднестатистический европейский город, но количество заброшенных исторических объектов все равно растет.
Проблема не в недостатке финансирования, а в другом: прежде, чем начинать реставрацию, для этой недвижимости надо найти собственника, иначе получится напрасная трата средств. У нас в свое время были отреставрированы памятники, и здания без владельцев продержались 3–5 лет, а потом все было растащено. Но собственника отпугивают, во-первых, сложнейшие бюрократические процедуры, которые защищают памятник от неправомерных действий и вместе с тем отбивают охоту у будущего владельца заниматься объектом. Во-вторых, огромное количество разных ограничений и, самое главное, нестыковка законодательств. А уж вмешательство Следственного комитета, который теперь контролирует процессы вокруг спорных исторических зданий в Петербурге, окончательно спугнула инвесторов.
Получается, что мы не можем произвести полноценную реконструкцию, которая вернула бы памятник к жизни. Действующие нормативы позволяют сделать только капремонт, хотя даже с ним дом не доживет до давно назревшей корректировки морально устаревших норм. В результате все участники рынка спустились в «серую зону» и что-то делают на исторических объектах под видом капремонта и реконструкции, хотя по-хорошему малоценные постройки следовало бы сносить и заменять новыми. Этот законодательный тупик рано или поздно придется разруливать, потому что он гораздо опаснее для города, чем один-два сноса в год.
— Какие проекты, на ваш взгляд, были бы необходимы городу, чтобы создавать полноценное городское пространство и пойти ему на пользу?
— Сегодня практически прекращено строительство общественных зданий. Понятно, что город растет, надо развивать транспортную инфраструктуру, чтобы он не задохнулся. Однако и девелоперы не стремятся развивать общественные пространства даже в виде торгово-развлекательных центров. Кроме жилья, мало что строится, и это создает ощущение какого-то безвременья.
— В вашей проектной практике есть объекты самого разного назначения: культурного, научно-образовательного, спортивного, жилого. Какие из них хотелось бы отметить и почему?
— Наверное, Академию танца Бориса Эйфмана, реконструкцию Восточного крыла Главного штаба под экспозицию Эрмитажа, Ладожский вокзал. Вокзал считаю одной из сильнейших работ в архитектурном и технологическом плане. В проекте Академии особенно выделил бы первую очередь — это один из лучших наших проектов, который принес России первую победу на международном конкурсе архитектуры WAF.
Из реставрационных работ отмечу Александровский дворец — для нас это была сложная, мучительная работа, где решены не только многие реставрационные задачи, в том числе по воссозданию отделки и убранства помещений «из ничего», но также применены инженерные, конструктивные решения, авангардные не только для Петербурга или страны, но и для мировой архитектуры. Университетский кампус «Михайловская дача» — тоже во многом прорывная работа.
Из музейных проектов очень люблю томский Музей науки и техники — жаль, что его не построили.
Из жилья, безусловно, Imperial Club на Васильевском острове, жилые комплексы на ул. Типанова и на Московском проспекте на месте комбината «Петмол». В последние годы архитекторы часто обсуждают, каким должно быть жилье в центре города, чтобы оно было и рентабельным, и масштабным, и отвечало бы петербургскому стилю. Вот эти три объекта показывают, что такое для меня на сегодня петербургская архитектура, как мы ее понимаем и какой бы она могла быть.
— Среди музейных объектов комплекс в Выксе выглядит очень необычно. Почему было предложено именно такое решение?
— Это музей металла, который строится на территории Верхневыксунского металлургического завода — одного из старейших в России. В проекте мы возвращаемся к первоистокам железа как архитектурного элемента. Получились три, как мы их называем, храма-периптера разной величины. Металл здесь работает на растяжение. Меня на этот образ вдохновил снесенный СКК, это своего рода дань памяти легендарному зданию.
В проекте предусмотрено применение легированной стали с добавками фосфора, меди и т. д. — аналога кортеновской стали. Такая сталь понемногу меняется, покрываясь окисной пленкой с бархатистой фактурой. Эта плотная пленка, препятствуя дальнейшему проникновению воды к металлу, делает сталь «вечной»: однажды покрывшись патиной, она навсегда сохраняет свой рыжеватый цвет и уже не нуждается в окраске или других видах коррозионной защиты. Пусть те, кто приедет на открытие музея, через пять лет увидят совсем другой образ, пусть это будет инсталляция во времени, которая станет продолжением истории местного металлургического производства.
— Ваши специалисты работают в Петербурге, Калининграде и в других городах. В чем разница в проектировании объектов в разных городах? Как культурный и архитектурный контекст каждого города влияет на проекты?
— Все города совершенно не похожи: в них различный архитектурный ландшафт и культурный контекст, решения принимают разные люди. Поэтому взаимоотношения с каждым городом тоже складываются по-разному. В Нижнем Новгороде нам комфортно, в Москве сложно, в Калининграде очень своеобразная атмосфера. Допускаю, что для кого-то из коллег все будет наоборот. Зависит ли диалог с городом от конкретного архитектора? Наверное, зависит.
Юрий Бакей, гендиректор СПб ГКУ «НИПЦ Генплана Санкт-Петербурга» о том, какие задачи должен решать новый Генплан города.
– Городские власти намерены объявить архитектурный конкурс на выбор концепции развития в Петербурге «серого пояса». А на ваш взгляд, каким образом ему стоит развиваться?
– Конкурс по развитию «серого пояса» – это инициатива главного архитектора Петербурга Владимира Григорьева. Мы все включились в эту работу, но пока рано ее комментировать. Сегодня идет дискуссия по поводу формирования технического задания к конкурсу, который стартует в мае.
То, что «серым поясом» нужно заниматься, – вещь очевидная. Но есть в нем и предприятия, которые успешно работают, мало того, они модернизировались, исправно платят налоги в казну. Поэтому сегодня Комитет по промышленной политике и Комитет по стратегическому планированию совместно проводят инвентаризацию существующих в «сером поясе» предприятий.
Петербург не может бесконечно прирастать вширь, так как инженерные коммуникации и транспортные связи вытягиваются, трафик становится все сложнее и т. д. Петербургу нужно более компактное развитие. А территории «серого пояса» – это и есть внутренний резерв для такого движения вперед. Осталось понять, как можно использовать эти резервы. Для этого важно провести инвентаризацию предприятий, посмотреть, как обстоит ситуация с санитарными зонами и т. д. Губернатор Георгий Полтавченко, например, сформулировал задачу по преобразованию «серого пояса» как 30/40/30, где 30% должны составить рабочие места, 40% – зеленые насаждения, и оставшиеся 30% – жилье. В принципе, формула понятная.
– Некоторые градозащитники упрекают вас в том, что многое из того, что заложено в Генплане, не выполняется. Какова ваша точка зрения по этому поводу?
– Все очень легко забыли, что было вчера. Последние 20 лет мы живем в новой экономической формации, из которых 10 лет точно находились в глубоком ауте 90-х годов. Это, мягко говоря, был переходный период, когда жилье не строилось, дороги не ремонтировались, я уже не говорю о каких-то крупных проектах. Естественно, многое из того, что заложено в Генплане, не реализовалось. Но ведь по большому счету Генплан никогда не выполняется на 100%, это просто невозможно. По сути своей этот документ – некая сверхзадача, направление развития. Тем не менее старый Генплан, который ругают, достаточно точно спрогнозировал многие показатели. Например, был прогноз, что к 2015 году мы выйдем на норму жилой обеспеченности 25 кв. м на одного жителя Петербурга. И мы вышли на 24,9 кв. м. Когда говорят, что Генплан не исполняется, то я не понимаю, что конкретно не реализуется.
– Например, инфраструктура отстает от жилья.
– Инфраструктура с советских времен запаздывает. А в 90-е годы ее никто и не подгонял. Потом начали возводить жилье, а дороги только ремонтировали.
Сегодня ситуация меняется в лучшую сторону. Но все забывают, что когда за годы накопились сотни километров непостроенных дорог, это сложно наверстать за один день. В глобальном плане Генплан определил планировочную структуру – транспортный каркас, который мы должны реализовать. Да, мы отстаем, но что в этом трагичного? Вот вам пример. Кольцевая автодорога (КАД), которая была заложена в Генплане Петербурга, сегодня воспринимается очень естественно. Но ведь очень долго не было не только денег на ее строительство, но и самого технического решения. Но в какой-то момент все сошлось – и деньги стали появляться, и согласования и пр. И мы получили транспортное кольцо. На реализацию другого крупного объекта – ЗСД – также ушло более 20 лет, и он до сих пор строится. Возводятся у нас и крупные мосты, например мост через остров Серный. Уверен, что в итоге и Ново-Адмиралтейский мост будет строиться. Это уникальные сооружения, на их реализацию нужны время и деньги. Да, мы планировали, что все это у нас будет гораздо быстрее. Но когда на бумаге – это проще, а в реальности все по-другому: экономические кризис, технические трудности, удорожание проекта.
– Подготовка нового Генплана Петербурга, рассчитанного до 2038 года, начнется в 2017 году. Этой работе предшествует разработка Концепции совместного градостроительного развития города и прилегающих территорий Ленобласти (агломерации). На что будет сделан упор в этом документе?
– Прежде всего, на решении совместных проблем двух регионов. А их накопилось немало, и по ним мы должны прийти к взаимопониманию с коллегами из Ленинградской области. Например, в части развития транспорта, инженерного комплекса, в области переработки и утилизации отходов и т. д. Концепция – это повод для некоего диалога, попытка договориться. С другой стороны, мы же не изобретаем все с чистого листа. Есть прогноз социально-экономического развития и Петербурга, и Ленинградской области. Есть стратегии развития Северо-Запада, Петербурга, Ленобласти. Нужно все эти документы наложить друг на друга, и там, где есть противоречия, попробовать выработать единую позицию.
– По вашему мнению, каковы перспективы увеличения намывных территорий – город будет расти и дальше за счет намывов?
– В Петербурге уже есть много намывных территорий, на которых мы давно живем, для города они не нонсенс. Мы их воспринимаем как данность, но все они были искусственно созданы. Например, мы намыли почти 40% Васильевского острова, Северо-Приморскую часть вплоть до озера Долгое, полностью весь юго-запад Петербурга. В Генплане 2005 года был запланирован и резерв по будущим намывным территориям площадью до 1000 га. И сейчас эти проекты реализуются, например в западной части Васильевского острова намывается около 467 га, в Сестрорецке примерно столько же. Еще есть намывные территории порта Бронка, идет создание 17 га намыва в западной части Крестовского острова. Около 200 га намывных территорий запланировано и около Кронштадта. Речь идет о развитии территории «Парус».
– Какие основные моменты должны быть отражены в новом Генеральном плане Петербурга?
– Сегодня в Петербурге живет свыше 5 млн жителей. По прогнозам, в городе на Неве вскоре будет уже 6 млн человек. Генеральный план ответит на вопрос, как при таком количестве жителей выстраивать градостроительную политику. Нужно понять, где все эти люди будут жить, работать, отдыхать, как будут добираться с работы домой и т. п. Про зеленые насаждения тоже не стоит забывать. Нужно очень много разных факторов увязать в некое единое понимание. Но при этом мы планируем, что через 10-20 лет уровень жизни повысится, а это тоже должно отразиться в Генплане.
Повторюсь, нам бы очень хотелось иметь компактный город, чтобы не увеличивать напряженность транспортных потоков. Более того, в последнее время проектирование генеральных планов в большей степени идет как развитие транспортных систем.
Потому что одна из самых злободневных задач связана именно с транспортом. Сегодня уже принято решение развивать все виды общественного транспорта – только эта мера поможет как-то разрешить сложившуюся ситуацию. В основе всего будет лежать развитие трамвая, который является самым эффективным по объему перевозок после метрополитена. С коллегами из Ленинградской области мы также обговариваем, как эффективно задействовать существующие железнодорожные пути для пассажирских перевозок. Есть удаленные территории в городе, с которых жители должны попадать в центр. Для этого нужно строить пересадочные узлы. Если взять транспортное развитие центра, то его нужно разгрузить от запаркованных автомобилей. Здесь на помощь придут платные парковки. Задач много, но с другой стороны, уже многое сделано. Например, тема транспортно-пересадочных узлов давно проработана вместе с Центром транспортного планирования Петербурга. Уже предложена грамотная классификация этих узлов, у нас есть понимание, где должны быть первоочередные ТПУ и т. д.
– Разъясните, пожалуйста, ситуацию с застройкой 3,9 га в северо-западной части парка 300-летия Петербурга. Жители и градозащитники выступают против этого.
– Этот участок не входит в границы парка 300-летия Петербурга. В ноябре 2015 года правительство Петербурга утвердило постановлением ППТ, который включает в себя и развитие в том числе этой территории. Разговоры, что на этом участке будет построен медицинский центр, не соответствуют действительности. В ППТ, а это официальный документ, написано, что участок предназначен для строительства спортивного центра площадью 25 тыс. кв. м высотой 27 м. Это особенно актуально, так как в Приморском районе не хватаетспортивных объектов общего пользования. Градостроительный план участка пока никому не выдан. Более того, на участке в 3,9 га физически не может расположиться медицинское учреждение. В этом случае по нормативам размертерритории под застройку должен составлять не менее 9,5 га.
Кстати:
В конце 2015 года ЗакС наградил директора – главного градостроителя СПб ГКУ «Научно-исследовательский и проектный центр Генерального плана Санкт-Петербурга» Юрия Бакея почетным знаком «За особый вклад в развитие Санкт-Петербурга».