Игорь Манылов: «Требуются действия, чтобы облегчить жизнь строителей»
Некоторое время назад Главгосэкспертиза своим внутренним приказом установила для себя Временный порядок проведения государственной экспертизы проектной документации и результатов инженерных изысканий (далее — Временный порядок). Часть участников инвестиционно-строительного процесса неверно трактовали эту, как оказалось, полезную инициативу. В интервью «Строительному еженедельнику» начальник Главгосэкспертизы Игорь Манылов разъяснил, какие именно новшества вводятся, как работает Временный порядок и как долго он будет действовать.
— Игорь Евгеньевич, расскажите, что предполагает Временный порядок и в чем его необходимость?
— Для общего понимания сразу уточню: мы издали наш внутренний документ. Мы внутри себя урегулировали некоторые процессы, а некоторые преподнесли это как тему, которая касается всей отрасли. Главгосэкспертиза не принимала решений, которые отменяли бы какие-то нормативные требования или упрощали их. У нас нет на это полномочий.
При этом, учитывая сложившуюся тяжелую экономическую ситуацию по всем фронтам (а это и пандемия, и рост цен на рынке строительных ресурсов, и обстоятельства во внешнеполитической сфере, и множество других факторов, которые оказывают влияние на работу строительной отрасли), мы понимаем, что для облегчения жизни строителей требуются некие действия со стороны экспертных органов.
Сам порядок проведения экспертизы определен постановлением Правительства, и этот документ не меняется: он исполнялся и будет исполняться. Корректируются только алгоритмы работы нашей организации. Происходит это для того, чтобы в рамках действующего правового поля и существующих нормативных требований оптимизировать процедуру государственной строительной экспертизы.
— Что конкретно меняет Временный порядок в работе Главгосэкспертизы?
— Если коротко, то Временный порядок сводится к нескольким идеям. Первая: мы начинаем работать с нашими заказчиками и проектировщиками на более ранней стадии, еще до захода их проектов на экспертизу.
Если до этого мы ждали, пока заказчик соберет проектно-сметную и исходно-разрешительную документацию, чтобы зайти в экспертизу, то теперь мы говорим: приходите раньше, покажите нам основные решения, расскажите об особенностях или трудностях, которые мешают собрать документы. Мы готовы подсказать решение, проконсультировать и помочь взаимодействовать с различными органами государственной власти.
Вторая идея Временного порядка — это мобилизация и усиление команды заказчика и проектировщика.
Мы видим, что трудности в экспертизе (пробуксовка и огромное количество замечаний) возникают в связи с тем, что команды, привлеченные к работе над проектом, недостаточно сильны. Часто заказчик настолько оторван от процесса прохождения экспертизы, что проектировщику приходится ждать неделю для согласования тех или иных изменений в проекте. Часто источником проблем становится недостаточная компетентность проектировщика. Мы предлагаем «усилить» заказчика и проектировщика еще на старте проекта.
Мы обладаем большим объемом информации о том, как проекты тех или иных заказчиков и проектировщиков проходили экспертизу. Мы собираемся оценивать и анализировать эти данные заранее и сразу обсуждать с распорядителями бюджетных средств состав команды, которая будет работать над проектом. Прямо спросим: кто будет работать над этим проектом, назовите фамилии и должности.
— И если вы увидите, что задействованы недостаточно компетентные специалисты, то предложите их заменить?
— Мы сообщим ответственным лицам, что в работе над проектом задействованы люди, которым будет трудно, которые не справятся, а времени на исправление ошибок нет, деньги задействованы огромные. Это касается и заказчика и проектировщика.
— Означает ли это, что сейчас у вас сформирован некий рейтинг заказчиков и проектировщиков?
— Как я уже говорил, на основании накопленного опыта мы можем судить, в какой организации специалисты сильнее, а в какой — слабее. Мы не просто говорим, что этот человек нам нравится, а тот — нет. Мы делаем такие выводы, основываясь на важных критериях: количестве замечаний к проектной документации, процессу согласования заказчиком и др.
— Существуют ли уже примеры, как Временный порядок работает на практике?
— Пока нет. Но мы уже применяли подобный метод, когда по поручению министра строительства и жилищно-коммунального хозяйства России перед началом работы над особо важным стратегическим объектом (дорогостоящим, сложным, который нужно было реализовать в сжатые сроки) проводили обучающий спецкурс для всей команды, работавшей над проектом: для заказчика, изыскателя, проектировщика и технической дирекции.
В течение нескольких дней мы давали им важные концентрированные знания по нормативной базе и требованиям в зависимости от особенностей конкретного объекта.
— Каким был результат этого обучения?
— Хорошим, эффект оценил сам министр. Заказчики также были очень благодарны, ведь спецкурс помог им сэкономить немало времени на сборе необходимых данных. Кроме того, во время обучения команда сплотилась, ее участники лучше узнали друг друга.
— Игорь Евгеньевич, расскажите о третьей идее Временного порядка, которая предполагает параллельную работу над проектом. Как это будет реализовываться на практике?
— Мы предлагаем осуществлять некоторые процессы параллельно. Например, проводить экологическую экспертизу одновременно с нашей, строительной. У нас есть полное понимание того, что эти процессы можно «запараллелить». Например, брать в работу проект, если заказчик и проектировщик предъявят доказательство того, что проект уже проходит государственную экологическую экспертизу, что есть высокая вероятность получения положительного заключения. Так можно сэкономить время — естественно, при условии, что будут исполнены все требования экологического законодательства.
— Получается, вы уверены, что команда эти требования знает и в проекте учтет?
— Можно и так сказать. Мы видим, что документы на экологическую экспертизу уже сданы, видим копии, сами документы, вместе с заказчиком уточняем положение дел в Росприроднадзоре. И если это соответствует действительности, то начинаем свою экспертизу.
С помощью параллельных процессов мы пытаемся преодолеть бюрократические препоны, а не отказаться от обязательных требованиий законодательства: тут экологи напрасно переживают. И, кстати, это происходит только в исключительных случаях.
— Какие случаи считаются исключительными?
— Если сроки проекта позволяют, то порядок не меняется. Временный порядок вступает в силу, если речь идет об исключительной ситуации, об объекте чрезвычайной важности.
— Сочтете ли вы ситуацию исключительной, если заказчик скажет, что ему надо прямо сейчас закупить материалы для строительства, пока они не выросли в цене?
— Нет, этот случай не считается исключительным.
Если строительство объекта предполагает использование большой доли металла, который дорожает, а экологическая экспертиза этого проекта еще даже не начата, то Временный порядок не поможет. Мы не сможем проводить параллельные процедуры.
— Какие проекты попадают под действие Временного порядка прямо сейчас?
— В целом, такой подход мы хотим использовать везде. Но сейчас, учитывая, что у нас в работе сразу по 2000 объектов, Временный порядок используется только для важных инфраструктурных проектов. Например, для участков автомагистрали «Европа — Западный Китай», для объектов, которые возводятся в рамках нацпроектов. Но есть понимание, что по остальным проектам процессы также надо оптимизировать.
— Если этот порядок временный, то на какое время он введен?
— Мы считаем, что сейчас проходит тестирование возможных решений. Если в процессе обозначатся вещи, которые себя хорошо проявят, то мы предложим регулятору ввести их на постоянной основе.
По нашему мнению, Временный порядок можно сравнить с теорией бережливого производства в бизнесе, когда значительного экономического эффекта можно добиться не за счет дополнительных инвестиций, а благодаря оптимизации бизнес-процессов. Так и мы пытаемся оптимизировать процессы внутри Главгосэкспертизы, чтобы получить устойчивый положительный эффект.
Инициативы воссоздания утраченных объектов архитектуры вызывают неоднозначную оценку. Своим мнением по этому вопросу со «Строительным Еженедельником» поделился руководитель архитектурного бюро «Литейная часть-91», член Совета по сохранению культурного наследия Санкт-Петербурга Рафаэль Даянов.
— Рафаэль Маратович, вы известны как сторонник воссоздания исторических архитектурных объектов, разрушенных при советской власти или во время войны. Обоснуйте, пожалуйста, свою позицию. Некоторые говорят, что в результате все равно получатся новоделы, так что нет смысла и затеваться.
— Прежде всего хочу напомнить, что во время войны многие шедевры русской архитектуры — достаточно вспомнить дворцово-парковые ансамбли под Петербургом — были либо полностью разрушены, либо очень сильно пострадали. И величайшие наши реставраторы сразу после войны взялись за скрупулезное, детальное восстановление дворцов, не считаясь ни с проблемами, ни с трудозатратами, ни со временем. И воссоздали их — возродили былую красоту, которой, кстати, не стесняются сейчас гордиться те самые люди, которые при этом рассуждают о новоделах, когда появляются аналогичные проекты.
На мой взгляд, не надо ничего обосновывать. Надо просто брать пример с наших учителей, с такого мэтра, как Александр Александрович Кедринский, который из руин возродил Екатерининский дворец в Царском Селе. Что бы мы сейчас показывали гостям города, если бы они не восстановили исторические шедевры? Руины? «Посмотрите на эту груду камней и представьте, какой шедевр был возведен на этом месте в XVIII веке»? Венецианская хартия, предлагающая сохранять исторические объекты в том виде, в каком они дошли до нашего времени, — серьезный документ, но разработан он специалистами из других стран для объектов, находящихся совершенно в иных условиях.
Что же касается разрешенных в советское время храмов — это вообще особая статья. Если уж мы позволили их в свое время снести — так тем более сегодня должны восстановить, чтобы оставить потомкам. Мне и говорить-то об этом странно. Кроме того, это не просто архитектурные шедевры, это объекты строго определенной религиозной функции. И если некоторой части общества храмы не нужны, то это не значит, что они не нужны вообще. Не на пустом же месте возникают общины, которые выступают с инициативой воссоздать церкви. Да, эти люди не будут писать в блогах и выступать на митингах, они неинтересны охочим до скандалов СМИ, но это не значит, что этих людей нет. У них были насильно отняты святыни. Как же сейчас можно говорить о ненужности их восстановления?
— Какие объекты, на ваш взгляд, наиболее важно, а главное — физически возможно воссоздать?
— Вопреки расхожим домыслам, большую часть утраченного наследия вполне реально восстановить. Отчасти это учитывается даже на законодательном уровне. И Генплан Петербурга, и 820-й закон фактически резервируют места, где раньше были храмы, учитывая возможность их воссоздания.
Если же говорить о наиболее важных утратах, то это, конечно, пять храмов на Митрофаньевском кладбище, прежде всего собор св. Митрофана Воронежского, который, к слову, считается одним из небесных покровителей нашего города. Его, кстати, очень почитал император Петр Великий, и, когда пришла весть о смерти святителя, он, бросив все дела, поехал на похороны и лично нес гроб. А в это время, между прочим, шла Северная война. Пожалуйста: место свободно, община существует, даже средства находились, но какие-то законодательные нюансы не дают восстановить одну из святынь нашего города.
Спас-на-Сенной — прекрасный храм, который можно возродить почти на прежнем месте и который, несомненно, украсит достаточно унылую Сенную площадь, даст ей яркую доминанту. Благовещенский собор на Благовещенской площади (ныне — Труда). Его снесли когда-то, поскольку он будто бы мешал трамвайному движению. Трамваев там теперь нет — так давайте восстановим, возможность такая есть. Нет никаких принципиальных препятствий, чтобы воссоздать прекрасную Борисоглебскую церковь на Синопской набережной. Посмотрите на тамошние окрестности — там же взгляд остановить не на чем. А храм и зелень вокруг него сразу вдохнут жизнь в этот уголок Петербурга. Также можно воссоздать, например, церковь св. Мирона на Обводном канале, Введенский собор напротив Витебского вокзала, многое другое. Места свободны — восстановить можно.
— Но ведь что-то уже делается в деле воссоздания утраченного?
— Конечно, подвижки есть, хотя их, к сожалению, не так уж много. Из последнего — восстановление храма Рождества Богородицы на Песках. Это храм первых строителей Петербурга, кстати, достаточно нетипичной для города архитектуры. Он занял свое старое место, воссоздан в прежних габаритах и с сохранением исторического облика. Недавно на старом фундаменте началось восстановление колокольни Новодевичьего монастыря на Московском проспекте.
Два храма возвращены усилиями Фонда содействия восстановлению объектов истории и культуры в Петербурге. Это церковь иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» с грошиками на проспекте Обуховской Обороны. До революции ее называли одной из красивейших в городе, а в 1933 году она была взорвана. Также из руин восстановлен собор Пресвятой Троицы киновии Александро-Невской лавры, построенный в середине XIX века.
— Вы упомянули храм Рождества на Песках. В связи с его восстановлением была выдвинута идея вернуть и Рождественские улицы, которые именно по нему получили свое название. Как вы относитесь к идее восстановления исторической топонимики?
— Конечно, положительно. Топонимика — это часть исторического наследия, атрибутика архитектурной среды. Традиционно названия улиц и площадей тесно связаны именно с объектами, которые на них находились или к ним вели. Благовещенский собор стоял на одноименной площади. Рождественские улицы вели к Рождественскому храму. Главная магистраль города — Невский проспект — получил свое имя потому, что вел к Александро-Невской лавре. Топонимика — это также живая связь с историей, и ее надо беречь. Для увековечивания героев новых времен есть новые улицы. А старым — надо вернуть их исторические имена.
— Инициативы по воссозданию храмов постоянно сталкиваются с протестами. В чем, на ваш взгляд, дело?
— Да, к сожалению, такое явление имеет место. Особенно странно, что протестуют нередко те, кто лет 20 назад говорил о необходимости воссоздать. Есть и еще одна любопытная закономерность. Как только появляется проект возрождения какого угодно храма, тут же некие «общественники» требуют сделать на этом месте все, что угодно — сквер, детсад, памятник, но только не воссоздавать храм. В этом смысле очень показательна история с храмом Рождества на Песках. Сколько лет на его месте был, извините, «бомжатник» и соответствующий контингент распивал алкоголь. И никого это не волновало. Зато, как только родилась идея восстановить церковь, началась истерика про зеленые насаждения.
Главной проблемы в этом вопросе я уже касался в начале разговора. Некая часть общества произвольно присвоила себе право говорить от всего общества. И другие люди, по их мнению, в общество не входят, и мнение их значения не имеет. Ни к чему хорошему такой подход привести не может.
Тем более что речь не идет о бюджетных средствах, то есть деньгах налогоплательщиков. На мой взгляд, когда появляются меценаты, которые готовы найти средства на возрождение утраченного, их благодарить надо и всячески им способствовать, в конце концов, подправить какие-то законодательные нормы, если они мешают доброму делу, а не строить всяческие препоны. Тот же Фонд содействия восстановлению объектов истории и культуры в Петербурге возродил уже два храма — на практике доказал свое умение работать. Почему же, когда появилась идея воссоздать Борисоглебскую церковь, опять начались разговоры про «невозможность», «незаконность» и «необходимость детсада»?
— Этот фонд, кстати, выступил также с инициативой завершить комплекс Смольного монастыря, как его задумывал Растрелли, построив колокольню. Противники говорят, что это будет 100-процентный новодел, поскольку исторически она возведена так и не была…
— Идея завершения замысла гениального Растрелли вызывает интерес в профессиональном сообществе уже давно. В частности, и наша мастерская в свое время делала предпроектные эскизы, чтобы оценить, как выглядел бы ансамбль, если бы проект был реализован полностью.
Называть же колокольню новоделом — исторически неверно. Она была достроена до второго яруса (фундамент, кстати, сохранился), и лишь Семилетняя война остановила работы. И тут уместно припомнить, что и сам Смольный собор окончательно был достроен только в середине XIХ века. Ничего страшного в том, что реализация проекта будет завершена после продолжительного перерыва. История знает множество таких примеров — и многие из них относятся к мировым шедеврам архитектуры.
На мой взгляд, важнее всего возможность воплотить замысел Растрелли в жизнь. И вообще, зачем слушать мое мнение? Давайте послушаем самого Растрелли. Вот, что он писал о своем проекте: «Посреди просторного двора внутри монастыря я возвел великую церковь с куполом капители, колонны и базы из чугунного литья… большая колокольня, коя будет построена при входе в монастырь, будет иметь 560 английских футов высоты. Нельзя не восхищаться великолепием сей постройки, коя снаружи и изнутри имеет дивную архитектуру».
Чертежи сохранились, находятся в Варшаве. Так что ничего нереалистичного в выполнении воли Растрелли нет. Надо только выполнить его архитектурное завещание. Когда идея возведения колокольни будет рассматриваться на заседании Совета по сохранению культурного наследия Петербурга, которое должно состояться до конца этого год, лично я ее полностью поддержу.