Михаил Мамошин: «Наше супрематическое наследие нуждается в осмыслении»
О петербургской архитектурной идентичности, актуальных проблемах современного зодчества и задаче осмысления супрематического наследия «Строительному Еженедельнику» рассказал академик архитектуры (МААМ и РААСН), заслуженный архитектор России Михаил Мамошин, руководитель «Архитектурной мастерской Мамошина».
— Михаил Александрович, на ваш взгляд, каковы основные черты петербургской идентичности в архитектуре?
— Это вопрос сложный и очень многогранный, который можно обсуждать часами. Но есть несколько ключевых моментов, которые, пожалуй, неотъемлемы от этого феномена. Во-первых, уникальность Петербурга в том, что он — «умышленный город». То есть в отличие от подавляющего большинства других исторических поселений он не проходил медленного процесса зарождения, постепенного, достаточно хаотичного расширения и увеличения, обретения новых социальных статусов и функций с соответствующей систематизацией пространства. Петербург изначально строился по плану, по чертежам как единая структура, более того, с самого начала — как столица великой империи. И такой четкий, системный подход к формированию городской среды существовал вплоть до революции, благодаря чему и сложилось то пространство, которое мы называем историческим Петербургом.
Во-вторых, специфика Северной столицы состоит в том, что это сравнительно редкий в мировой практике случай архитектурного развития мегаполиса в формате 2D, что обусловлено равнинным характером ландшафта. В подавляющем большинстве исторические города формировались на холмах, что было естественно с точки зрения оборонительной функции. Соответственно, и архитектурная среда в них формировалась ярусная, с доминантами на естественных возвышенностях. На территории исторического Петербурга все высотные доминанты — искусственные, построенные по плану, что и формирует его уникальный силуэт.
В-третьих, наш город представляет собой крайне редкий феномен мегаполиса, историческая часть которого законсервировалась, застыла в развитии почти полностью в том виде, который сложился к Первой мировой войне. По сути, именно для того, чтобы посмотреть на то, каким был крупный европейский город в начале ХХ века, и приезжают в Петербург миллионы туристов. Если мысленно убрать автомобили на улицах и вернуть гужевой транспорт, визуальные отличия от той эпохи будут минимальными.
В результате этих историко-географических особенностей развития на сегодняшний день и сохранился центр Петербурга, ставший уникальным объектом всемирного наследия ЮНЕСКО и получивший на фоне других российских городов, в значительной мере потерявших исторический облик, своеобразное сакральное значение не только для нашей страны, но и для всего человечества. Думаю, именно благодаря социальным катаклизмам ХХ века, в результате которых Северная столица прекратила развиваться, удалось сберечь этот гигантский объемно-пространственный памятник под открытым небом. Если бы не это, Петербург, скорее всего, ждала бы судьба многих европейских городов, где в 1920–1930-е годы сносились очень качественные барочные и классицистические здания, чтобы строить объекты модернизма.
— Вы думаете, это было неизбежно?
— Во всяком случае, весьма вероятно. Дореволюционная российская архитектура вполне шла в русле мировых трендов, а в периоды после мировых войн происходил глобальный излом архитектуры (да и искусства в целом), переход от традиционных, фигуративных форм к абстрактному формату. Так что должно это было бы коснуться и нас. Но в реальности в нашем городе после революции такого не произошло (пожалуй, это можно назвать одним из немногих позитивных результатов той социальной катастрофы). Тогдашние советские архитекторы — учителя наших учителей — вынесли свои конструктивистские проекты на рабочие окраины, за пределы старого Петербурга. Минимальны были вторжения в историческую среду центра и после Великой Отечественной войны.
— Можно ли говорить о преемственности послереволюционной архитектуры города дореволюционной, той самой, что определила визуальную идентичность города?
— Безусловно. Город вышел из революции в шизофреничном состоянии (в классическом понимании термина — раскол, расщепление сознания). С одной стороны, он был оплотом традиционных архитектурных форм, а с другой — кипучие процессы авангарда 1920-х годов породили новые идеи и концепции. Но, по счастью, практическая реализация последних, как уже говорилось, была выведена из центра.
Сохранению и развитию старой школы в 1930–1950-х годах способствовало и изменение подходов на государственном уровне: классицизм неофициально был признан «стилем III Интернационала». В Ленинграде советская классика была очень высокого качества, так как основывалась на классицистическом модерне и неоклассике начала XX века (в отличие, надо признать, от многих образчиков в регионах и в Москве). Свидетельством тому — объекты на Каменноостровском, Московском проспектах, в других местах. Эти здания, несомненно, можно считать достойным продолжением дореволюционной архитектурной традиции. Высокое качество ленинградских проектов привело к тому, что многие наши выдающиеся зодчие того времени (Лев Руднев, Иван Фомин, Ассы, Хазановы и др.) были вызваны работать в Москву, потому что специалистов такого уровня столице явно не хватало. По их проектам построено немало знаковых столичных объектов того времени. И это — яркое доказательство класса нашей архитектурной школы, которая являлась продолжением петербургской.
— Но потом началась борьба с «архитектурными излишествами», строительство панельных серий…
— Да, это очень печальная для нашей архитектуры история. Хотя надо отметить, что в самом по себе панельном способе домостроения ничего плохого нет. Еще до появления печально известного постановления 1955 года об «излишествах» отечественные архитекторы разработали целые системы крупноэлементного, панельного сборного домостроения. При этом здания имели геометрию и планировки квартир, в целом типичные для архитектуры 1930–1950-х годов, то есть достаточно комфортные для жизни, а также вполне удовлетворительное фасадное оформление.
Однако с точки зрения сохранения исторического центра Петербурга важен следующий момент. В 1958 году на Всемирном конгрессе Международного союза архитекторов в Москве была принята хартия, декларировавшая принцип вынесения новой активной застройки городов за пределы исторических центров. Этот подход впоследствии применялся не везде и не всегда — как в СССР, так и в мировой практике. Но для нас очень важно, что власти и профессиональный цех Ленинграда старались реализовать этот подход буквально.
Для города это было великое дело, результатом которого стало спасение центра Петербурга от нового строительства и появление районов массовой застройки хрущевками, а затем и брежневками с внешней стороны дореволюционного промышленного пояса. В качестве альтернативного негативного примера можно привести так называемые «цековские дома» в Москве, возводившиеся с 1963 года, жилье в которых предназначалось для членов ЦК КПСС, Совмина, Верховного Совета СССР, высших военных чинов. Вторжение этих (и не только этих) объектов в историческую архитектурную ткань столичной застройки часто носило совершенно неприемлемый характер.
К счастью, Петербург сумел этого избежать (за редкими исключениями) даже в перестроечный период. Тогда сначала в центре появилось некоторое число достаточно добротных ремейков, затем был ряд вполне авторских работ. Но, слава Богу, до сегодняшнего дня в историческом Петербурге так и не возникло объектов абстрактной архитектуры. Все новые здания так или иначе тяготеют к традиционной, фигуративной архитектуре и через те или иные коды вполне сослагаются с принципами петербургской идентичности. Печальные исключения — ТЦ ПИК, ЖК «Монблан» и еще около десятка объектов, что в общегородских масштабах, в общем, немного.
— Что, на ваш взгляд, у нас сегодня делается в городе с архитектурой и насколько она соответствует исторической петербургской идентичности?
— На сегодняшний день в городе сформированы базовые правила игры в этой сфере, особенно жесткие для центра. Выстроена система фильтров, в которую входит Градостроительный совет Петербурга, согласование в КГА, а если проект находится в зоне охраны культурного наследия — то еще и с КГИОП, для чего необходимо подготовить историко-культурное исследование и пройти ряд процедур. То есть в историческом центре и в непосредственной близости от него вряд ли могут появиться какие-то объекты, диссонирующие со сложившейся архитектурной средой. И заказчики это тоже прекрасно понимают. Существует также градозащитное сообщество, которое, хоть и не всегда взвешенно и профессионально подходит к возникающим проблемам, но в целом свою позитивную роль в охране наследия играет. Так что если сегодня в центре и появляются новые объекты, то это образцы достаточно качественной в большей части традиционной архитектуры, прошедшие через соответствующие фильтры.
Со строительством в ленинградской части города все обстоит, конечно, несколько сложнее. Есть ряд серьезных проблем. Например, некоторые застройщики заводят собственных проектировщиков. Не знаю, как точнее сказать. Их задача как-то раскрашивать и разукрашивать имеющиеся у строителей технологические и проектировочные шаблоны, встраивать здания в участки с целью получения максимального количества продающихся квадратных метров с соблюдением всех имеющихся нормативов. Говорить здесь о каком-то творческом архитектурном процессе, на мой взгляд, не приходится.
Другая проблема уже завязана на процессы, текущие непосредственно в архитектурной среде. Есть определенные космополитичные, поверхностные веяния, тренды, которые сегодня распространяются очень широко и в мировых, и в российских профессиональных СМИ, на сайтах, иных ресурсах. И эти тенденции находят отражение в реализуемых проектах, в результате чего современные части наших городов стали застраиваться формально разными, но по сути совершенно однообразными, типовыми объектами, полностью игнорирующими какие-то местные условия, особенности и традиции. Даже поздние советские серии жилых домов в большинстве случаев по архитектурному качеству превосходят то, что появляется сегодня в рамках этой тенденции «обращения к мировому опыту строительства».
Это очень печальные факторы, в результате действия которых, конечно, значительную часть проектов современной массовой застройки сложно отнести к качественным продуктам работы архитектора.
— Разве использование мирового опыта — это всегда плохо?
— Конечно, не всегда. Плохо то, что мы сейчас идем по «задам» этого опыта, хватаемся за идеи, уже освоенные и отработанные. Вместо того чтобы самим формировать новые оригинальные архитектурные тренды. И это притом что именно в России в 1920-е годы вокруг Казимира Малевича сформировался круг авангардистов, искавших новые формы, принципы, концепции работы. Это и первый супрематический архитектор Лазарь Хидекель, и Армен Барутчев, и Николай Суетин, и Илья Чашник, и другие. Результатом их работы стали очень качественные векторы, посылы, данные в будущее, но, по сути, не получившие должного развития, в результате чего мы не имеем идентичной российской абстрактной архитектуры. Это тем более грустно, что Петербург, Москва, некоторые уральские города (где работали немецкие авангардисты) имеют уникальную базу для создания таких проектов. Импульсы, идеи, которые тогда были заданы, надо подхватывать, изучать, осмысливать, реализовывать в тех или иных формах.
Мы же имеем парадоксальную ситуацию. Сегодня влияние идей Малевича и Хидекеля на европейскую и мировую архитектуру гораздо сильнее, чем на российскую. И уже через зарубежный опыт эти концепции приходят к нам и «открываются» нашими специалистами. И мы в итоге пользуемся вторичными и третичными переработками, хотя можем напрямую черпать идеи в первоисточниках. На мой взгляд, обращение к раннеленинградской абстрактной архитектуре для новых территорий Петербурга сегодня является очень важной и интересной задачей, способной придать новое качество реализуемым проектам, создать современную среду, причем аутентичную именно для Петербурга. Думаю, это очень актуальная тема для обсуждения в профессиональной среде и поиска форм реализации на практике. Своим вкладом в попытку современного осмысления идей супрематизма я могу назвать бизнес-центр на ул. Чайковского, 44, проект отеля «Холидей Инн Пулково», а также спортивный объект для футбольного клуба «Коломяги».
Свой взгляд на актуальные проблемы развития строительного комплекса города, перспективы первичного рынка жилья, совершенствование медицинской инфраструктуры и на многие иные вопросы в интервью «Строительному Еженедельнику» высказал вице-губернатор Санкт-Петербурга Николай Линченко.
— Николай Викторович, прошел год после начала пандемии коронавируса. Сумела ли, по вашему мнению, строительная отрасль города ответить на этот вызов и справиться с возникшими новыми задачами?
— На мой взгляд, и Петербург в целом, и его строительный комплекс в частности достойно проходят период пандемийных ограничений. Коронавирус стал тем вызовом, который стал стимулом для того, чтобы вся отрасль сплотилась и действовала единым фронтом, что очень важно в таких кризисных ситуациях.
Как известно, Петербург был в числе регионов, где работа строительных компаний не прерывалась ни на неделю. Очень четко мы отработали с Росреестром, благодаря чему, несмотря на закрытия МФЦ, ведомство продолжило регистрацию договоров долевого участия. Пауза в этой работе была минимальной, и это позволило застройщикам продолжать продажи и тем самым — финансирование стройки. При этом девелоперами грамотно и системно были предприняты меры, необходимые для предотвращения распространения коронавируса на действующих стройплощадках. Слаженные и четкие действия как городских властей, так и компаний позволили минимизировать влияние пандемии на строительный сектор. Благодаря этому мы можем констатировать, что отрасль завершила прошлый год с хорошим результатом.
Помимо общеотраслевой ситуации, прекрасно, на мой взгляд, отработал Комитет по строительству. Это отразилось и в общих результатах его деятельности, и в реализации спецмер в рамках его компетенций, непосредственно направленных на борьбу с коронавирусом.
Так, при бюджете на 2020 год в объеме примерно 21 млрд рублей Комитетом суммарно было освоено более 26 млрд. В итоге вместо 31 объекта социальной инфраструктуры, которые планировалось ввести в эксплуатацию в прошлом году, по факту было сдано 35. Причем ведомство запросило, получило и освоило сверхплановое финансирование на дополнительные объекты. Комитет продемонстрировал высокое качество работы, что дало не только экономический, но и очень позитивный психологический эффект.
В числе важнейших экспресс-мер, принятых в самом начале еще первой волны пандемии, нельзя не назвать сверхбыстрое развертывание временного госпиталя на площадях «Ленэкспо». За неделю был создан стационар на тысячу коек. Для сравнения: в Китае, который славится организованностью действий и высокой скоростью работ, аналогичный по мощности медицинский объект из вагончиков строили две недели. При этом наш госпиталь в «Ленэкспо» был и более удобен с точки зрения работы медицинского персонала, и технологически более соответствовал противоэпидемическим требованиям (четкое выделение «красной» зоны, дезинфекция стоков и вытяжной вентиляции, грамотная маршрутизация, санпропускники и пр.).
Помимо этого, наши специалисты принимали непосредственное участие в противоэпидемическом приспособлении и переоборудовании 23 действующих стационаров. Кроме того, поликлиника № 20 в Московском районе была оперативно переделана под стационар. И все это при очень сильном не только физическом, но и эмоциональном напряжении.
— Пандемия в целом заставила обратить особое внимание на развитие медицинской инфраструктуры города. Что сделано в этом направлении и какие строятся планы на перспективу?
— Главное достижение — это, конечно, стремительное строительство нового корпуса Госпиталя ветеранов войн — так называемого трансформера. Отмечу, что Петербург стал и идеологом и новатором в создании таких объектов в целом в России.
Термин «трансформер» в названии объекта указывает на специфические конструктивные особенности здания. В обычном режиме работы это лечебно-диагностический корпус госпиталя. В случае же возникновения эпидемиологических проблем, как в настоящее время, корпус очень быстро трансформируется в автономный стационар для инфицированных больных. Кроме того, при необходимости возможно оперативное изменение функционала отдельных блоков. Все необходимые инженерно-технические решения для выполнения этих задач заложены еще на стадии проектирования.
Нельзя не отметить крайне сжатые сроки реализации проекта. В штатном режиме шестиэтажный корпус площадью почти 20 тысяч кв. м возводился бы около 3,5 года. На практике же этап проектирования занял всего четыре месяца (при нормативе на такие объекты в двенадцать месяцев). Заложено здание было 9 июля 2020 года и построено менее чем за шесть месяцев (обычный срок — 2,5 года).
Стационар был сдан в последних числах ушедшего года. Интересно, что это был не технический ввод, после чего еще длительный период идет установка и пусконаладка техники. В данном случае речь идет именно о начале работы. К моменту сдачи на объекте уже было смонтировано все необходимое медицинское и иное оборудование. 18 декабря было дано разрешение на ввод в эксплуатацию. 28 декабря корпус получил лицензию на предоставление медицинских услуг, а 29 декабря в него уже поступили первые пациенты.
Полученный опыт планируется тиражировать. Есть планы по созданию еще нескольких аналогичных объектов. Так, станционар-трансформер намечено построить в 2021 году для больницы св. Георгия на Северном пр. в Выборгском районе города. В феврале состоялась церемония закладки первого камня в основание объекта, в которой принял участие губернатор Петербурга Александр Беглов. Поскольку острота проблемы с койко-местами существенно снизилась, сверхскоростей на этом объекте показывать не планируется, работы будут вестись хоть и быстро, но в более спокойном темпе. Однако уже к ноябрю стационар будет сдан, и в декабре сможет принять первых пациентов.
Еще один подобный объект может появиться в Приморском районе, где планируется создание медицинского кластера. Для ускорения процесса там мы тоже планируем использовать опыт, полученный при строительстве нового корпуса Госпиталя ветеранов войн. Также продолжаются плановые работы в рамках АИП: возводятся новые корпуса в больнице св. Марии Магдалины, реконструируется городская больница № 40, строится новый корпус НИИ скорой помощи им. И. Джанелидзе и пр.
Прорабатываются и перспективные планы, в частности, по второй площадке Боткинской больницы. Уже ясно, что в той локации, которая планировалась ранее, ее возвести не получится: новые требования Свода градостроительных правил и СанПиНов не позволяют это сделать. Сейчас рассматриваются альтернативные варианты размещения больницы. После того, как этот вопрос будет окончательно решен, будем начинать проектирование.
— Как вы оцениваете ситуацию с переходом застройщиков на новую схему финансирования жилищного строительства через проектное кредитование и использование эскроу-счетов?
— Оценка доли объектов, строящихся с использованием проектного финансирования, в общем их объеме — вопрос достаточно сложный. Все зависит от того, как считать. Если оценивать тот объем, который находится в настоящий момент в продаже, то да, по новой системе возводится около половины. Если же считать по объектам, получившим разрешение на строительство и имеющим сроки ввода до 2023–2024 годов, то пока больше половины проектов в Петербурге реализуется еще по старой схеме.
Впрочем, на мой взгляд, переход на новую схему в городе в целом происходит хорошо. Надо отметить, что, хотя благодаря государственной программе субсидирования ставки по ипотеке особых проблем со спросом на новостройки во время короновируса и не возникло, проектное финансирование обеспечило психологическую уверенность, что объекты будут вводиться в срок — как для строителей, так и для граждан. Очень важно, что, если бы объемы продаж резко упали, новая схема создала бы необходимую подушку безопасности для всех проектов.
Кроме того, все профессиональные игроки рынка понимают, что госпрограмма льготной ипотеки так или иначе — мера временная, которая будет свернута. Даже если она не будет ликвидирована полностью, скорее всего, произойдет переориентация господдержки на определенные категории граждан. Поэтому уже сейчас застройщики прорабатывают стратегию своих действий в возможной ситуации существенного снижения спроса. И здесь снова свой позитивный эффект даст новая схема финансирования отрасли, играющая мощнейшую стабилизирующую роль. Так что в любом случае проведение этой реформы, безусловно, оправданно.
— Многие отмечают, что она привела к росту монополизации в отрасли. Как вы оцениваете положение в этой сфере и не вызывает ли оно беспокойства у властей Петербурга?
— Рассматривая существующее положение, нужно взглянуть на вопрос в комплексе. Во-первых, действительно в конце 1990-х — начале «нулевых» годов, когда строительные процессы в рамках новых схем активизировались, на рынке появилось огромное число игроков. И далеко не все они были профессиональными строителями и обладали необходимым уровнем компетенций. Многим работа на рынке жилья казалась простой: собирай деньги с граждан, нанимай генподрядчика и клади прибыль в карман. Эти иллюзии рынок быстро развеял, особенно в кризис 2008–2009 годов, когда множество застройщиков разорились, оставив в наследство городу долгострои. Так что априори считать обилие компаний на рынке позитивным фактором не стоит.
С тех пор число игроков рынка неуклонно сокращается — как до реформы, так и после нее. При наличии желания этот процесс, конечно, можно назвать «монополизацией». Но в реальности это уход слабых, малопрофессиональных компаний, не имеющих необходимых ресурсов для стабильной работы на рынке, который, увы, но это данность, подвержен влиянию экономических кризисов.
По большому счету, определенное укрупнение игроков рынка и обеспечение работы на нем только надежных и эффективных девелоперских структур было одной из целей реформы и вполне ожидаемым ее результатом. Постоянное решение проблем пострадавших дольщиков — слишком дорогая для государства цена, чтобы искусственно поддерживать существование слабых застройщиков. Они могут перейти работать на генподряд, освоить другие ниши. Лучше пусть девелоперов станет меньше, но в их надежности не будет сомнений.
Что же касается реальной монополизации рынка, то до нее Петербургу еще очень далеко. По данным Комитета по строительству, в городе работает 66 компаний-застройщиков. Для того чтобы злоупотреблять положением на рынке, нужны определенные согласованные действия игроков. Даже двум-трем компаниям сложно о чем-то договориться. Что уж говорить о нескольких десятках? Конечно, в городе есть девелоперы-лидеры, но и между ними, и в целом по рынку существует достаточно жесткая конкуренция. Так что говорить о возможности каких-то злоупотреблений не приходится. И наоборот: мы видим постоянное улучшение качества проектов, появление в них новых опций комфорта, объектов инфраструктуры и различных интересных «фишек», что говорит о борьбе за покупателя между компаниями. И эта конкуренция идет на пользу всем.
— Реформа и особенно введение госпрограммы льготной ипотеки привели к стремительному росту цен на новостройки (почти 30% по итогам прошлого года). Что представляет собой этот тренд, на ваш взгляд: проблему (ведь доступность жилья для граждан снижается) или достижение (ведь финансовая стабильность компаний укрепляется)?
— Я не стал бы ограничивать этими двумя факторами причины роста цен на жилье в новостройках. Это очень сложный вопрос, и здесь действует целый конгломерат причин.
Помимо уже названных, к ним следует отнести и объективные обстоятельства, вызывающие рост себестоимости строительства. В частности, существенно подорожали стройматериалы. В первую очередь это касается металла. На мировом рынке сложилась ситуация, которая вызвала значительный рост цен на металлопрокат, что потянуло за собой и внутренние цены на эту продукцию. Еще один фактор — рост оплаты труда, связанный с нехваткой трудовых мигрантов. Чтобы привлечь рабочих-строителей, компании заметно увеличили заработки. Наконец, есть и чисто рыночные стимулы роста цен. В целом заявляется меньше новых проектов, чем ранее, снизились объемы предложения, что в сочетании с ростом спроса, обеспеченным льготной ипотекой, конечно, толкает цену «квадрата» вверх.
Учитывая общеэкономическую ситуацию и проблемы, вызванные пандемией, я считаю текущее положение на рынке в целом нормальным. Конечно, сейчас на него влияет множество разнонаправленных факторов, поэтому он находится в состоянии некоторого дисбаланса, но, думаю, постепенно будет найдена новая «точка равновесия», и наступит очередной период относительной стабильности, во время которого каких-то резких скачков уже не будет.
— В прошлых наших беседах вы говорили, что Петербург приложил много усилий, чтобы отстоять свою позицию о невозможности роста объемов вводимого жилья. Более того, вы отмечали, что город планирует снижать темпы стройки. Не взвинтит ли это цены на новостройки на совершенно недостижимые для граждан высоты?
— Действительно, Петербург не мог брать на себя невыполнимых обязательств. Напомню, Минстрой РФ настаивал на росте к 2024 году объемов ввода до 5,35 млн кв. м жилья ежегодно. Эта цифра и по оценке экспертов, и по мнению городских властей совершенно нереалистична. Ни с точки зрения рыночного спроса на жилье, ни по возможностям Петербурга не обеспечить такие объемы необходимой инфраструктурой. Радикальный рост жилищного строительства требует столь же масштабного увеличения финансирования модернизации головных источников и сетей тепло-, электро- и водоснабжения, а также водоотведения. То же касается и пробивки новых улиц, строительства развязок, виадуков и пр. По нашим примерным подсчетам, при вводе порядка 5 млн кв. м жилья в год на развитие всей необходимой инфраструктуры потребуется свыше 750 млрд рублей. Очевидно, что такое наращивание финансирования из бюджета Петербурга — невозможно.
После того, как в прошлом году Президент России Владимир Путин отдал распоряжение скорректировать цели нацпроекта в связи с негативным влиянием пандемии, мы очень быстро сумели согласовать с Минстроем РФ планы по объемам ввода жилья, основываясь на документах стратегического перспективного развития города. Поэтому в ближайшее время Петербург даже ожидает плавное снижение темпов строительства. Если на 2021 год намечена сдача 3,19 млн кв. м, а на 2022-й — 3,41 млн, то в 2023 году этот показатель составит 2,77 млн, а в 2024-м — 2,65 млн кв. м. По нашим оценкам, 2,5–3 млн кв. м — это оптимальный объем ввода, поддерживающий равновесие рынка, позволяющий замещать выбывающий аварийный жилой фонд, планомерно осваивать новые территории. Работать же «пылесосом», вводя избыточные «квадраты» для граждан, переезжающих из других регионов, нашей задачей никогда не было. Мы стремимся к равновесному рынку, обеспечивающему качество проживания, а не «рекорды ввода».
Не думаю, что это вызовет серьезный дефицит жилья и, как следствие, рост цен. Напомню, что до запуска госпрограммы льготной ипотеки, которая вызвала мощный всплеск спроса, в Петербурге в течение нескольких лет, рекордных по объемам ввода, накапливался некоторый избыток предложения. Безусловно, его нельзя было назвать критичным, тем не менее жилья строилось больше, чем покупалось. Отмечу, что девелоперы это тоже видели, и в значительной степени именно поэтому на 2020 год многими застройщиками было намечено снижение объемов вывода нового предложения. Понятно, что взрывного роста спроса из-за льготной ипотеки прогнозировать не мог никто.
Как я уже говорил, госпрограмма, по крайней мере в прежнем виде, скорее всего, будет свернута. Как следствие, спрос существенно снизится. Этот тренд будет тем более заметен, что за время субсидирования ставки практически все, кто нуждался в жилье и имел возможность претендовать на льготную ипотеку, уже взяли кредиты. Собственно, эксперты уже сейчас фиксируют некоторое снижение интереса к программе. Так что думаю, что некоторое снижение объемов строительства будет вполне оправданно и с точки зрения снижения спроса.
— И напоследок традиционный вопрос о долгостроях. Власти города планировали эту проблему в целом решить в прошлом году. Но изменились схемы «инвентаризации» таких объектов, некоторые застройщики стали проблемными. Что сейчас делается в этой сфере и когда понятие «долгострой» уйдет в прошлое?
— Действительно, в связи с изменением системы учета таких объектов на федеральном уровне к проблемным комплексам, признанным таковыми ранее, добавились «объекты со значительным нарушением заявленных сроков по вводу». Отмечу при этом, что, несмотря на данное изменение, Петербург остается одним из субъектов РФ, где проблема долгостроев стоит наименее остро.
Впрочем, сделано в прошлом году было немало. Так, был завершен крупнейший долгострой ГК «СУ-155» — ЖК «Новая Каменка» в Приморском районе. Уже в этом году были ликвидированы последние вопросы — по паркингам, заявленным к строительству этим холдингом. Там не было продано ни одного машино-места, тем не менее они значились в федеральном Едином реестре проблемных объектов. Таким образом, печальное наследие этой компании теперь полностью ушло в прошлое.
Также в 2020 году сданы ЖК «Водолей» в Сестрорецке и старейший долгострой ЖК «Светлана» компании «Невский Луч», который начали строить в далеком 2003 году. Помимо этого, были введены в эксплуатацию пять домов СК «Дальпитерстрой» в Парголово и Шушарах, построенных как раз «со значительным нарушением заявленных сроков». Суммарно в этих домах расположено более 2,4 тыс. квартир
Кроме того, в прошлом году были найдены принципиальные решения по достройке ключевых проблемных объектов на общую сумму 5 млрд рублей (более 7 тыс. квартир). В частности, завершением возведения долгостроев компании «Норманн» — ЖК «На Заречной» и ЖК «Три апельсина» — займется холдинг РСТИ. Два корпуса, находящихся на достаточно высокой стадии строительной готовности, будут сданы до конца этого года. А третий, где был устроен только фундамент, введут в 2023 году — причем там придется даже менять проект. Кроме того, последний корпус еще одного из старейших проблемных комплексов — «Новая Скандинавия» — возведет «БФА-Девелопмент».
Кое-какие объекты из тех, что планировалось сдать в 2020 году, передвинулись на 2021. Так, семь зданий ЖК «Ареал» в Шушарах должны быть сданы до конца первого полугодия. В первом квартале этого года уже введено в эксплуатацию два проблемных дома в ЖК «Славянский-2». В целом в 2021 году на территории Петербурга запланировано завершить строительство двадцати долгостроев общей жилой площадью более 218 тыс. кв. м на 5314 квартир.