Валерий Кивлюк: «BIM в нашу жизнь войдет быстро и прочно, как в свое время — сотовые телефоны»
Крупные инфраструктурные проекты — это и внушительное финансирование, и серьезные технологические задачи. Своим видением и опытом их реализации делится Валерий Кивлюк, исполнительный директор — руководитель дивизиона по строительству метро холдинга «Мосинжпроект».
— Валерий Петрович, как вы видите разрешение давнего противоречия между высокой потребностью крупных городов в метро и не менее высокой его стоимостью?
— Потребность в развитии внеуличного транспорта в мегаполисах очевидна, город не может стоять в пробках, которые по мере его разрастания будут только увеличиваться. Да и экологический фактор сбрасывать со счетов нельзя. Строительство и эксплуатация метро хоть и являются дорогостоящими, но удешевить их можно и нужно. Параллельно нужно решать и другой вопрос — обновлять нормативную базу под современные технологии и оборудование, которые мы применяем. Устаревшие нормы в строительной отрасли, коих множество, невероятно тормозят развитие строительной отрасли и требуют скорейшего пересмотра. Сейчас с нами, как с системообразующей компанией в области метростроения, Минстроем заключено соглашение на участие в переработке нормативной базы для нашей отрасли. В рамках этой работы мы закладываем фундамент современного подхода к строительству метро, который нужен не только Москве, он необходим всей стране.
— Насколько переход на ТИМ будет способствовать решению этой задачи?
— Никакой объект метрополитена не может быть построен в короткий срок. Процесс занимает несколько лет, за которые меняются технические требования и даже иногда законодательство, прямо по ходу строительства. Приходится менять проект, заново проходить экспертизу, и осуществлять это при наличии BIM-модели — и быстрее, и проще, и в итоге дешевле. Кроме того, нужно понимать, что количество инженерных систем в метрополитене выросло с 15–17 штук в 80-е годы до нынешних примерно 55. А уровень проектных организаций, к сожалению, не вырос, и увязать такое количество инженерных систем они не в состоянии. В результате коллизии на стройплощадке появляются постоянно и возникает гигантский объем затрат на перемонтаж. Если говорить об опыте «Мосинжпроекта», то мы внедрять BIM начали с того, что в 2019 году выполненные в Autodesk проекты уже строящихся объектов перевели в 3D-модели. Положительный эффект увидели сразу же, даже в отсутствие графиков и прочих элементов полноценной BIM-модели. С тех пор холдинг серьезно продвинулся. У наших специалистов перевод двухмерного проекта станции метро в трехмерный стал занимать 30 дней. Мы переходим к внедрению и применению полноценных информационных моделей. Отмечу, что шесть станций метрополитена, которые «Мосинжпроект» планирует сдать в следующем году, будут вводиться уже с BIM-моделями.
— Какие задачи в области информационного моделирования стоят перед «Мосинжпроектом» сейчас?
— Мы приступили к созданию библиотеки элементов информационных моделей объектов метрополитена. Необходимость поясню на примере тягово-понизительных подстанций, которые являются сердцем любой станции метро, они дают всю энергетику. ТПП состоит из нескольких залов — машинного, трансформаторного, распределительного. В каждом из них размещается большое количество электрического оборудования, в основном — очень специфического, в массовом строительстве не используемого, информационные модели которого в общедоступных BIM-библиотеках отсутствуют. Например, число отверстий, необходимых для подключения такого оборудования, доходит до полутора тысяч, и если точных сведений о требуемой точке подключения нет, приходится все переделывать и проделывать новые отверстия. Библиотека элементов должна эту проблему решить. С ее помощью наши поставщики смогут достоверно узнать, какое именно оборудование нам нужно. Помимо этого, в структуре нашего холдинга создан «Центр компетенций BIM», перед которым стоят системные, академические задачи — создание стандартов, которыми, кстати, сможем воспользоваться не только мы, но и другие наши коллеги.
— Внедрение ТИМ в транспортное строительство действительно более трудоемко по сравнению с гражданским?
— У объектов транспортной инфраструктуры само проектирование более трудоемкое, ведь у нас очень мало повторяющихся ключевых элементов. Встраивание в городскую инфраструктуру, размещение входов и выходов для каждой станции проектируются сугубо индивидуально. Поэтому у нас трудозатраты на единицу продукции выше, что косвенно отражается и на внедрении BIM.
— Получается, никаких трудностей с обязательным переходом на BIM вы не видите?
— Мы встречаемся с вами на полях форума «100+», в рамках которого проводится «Российский BIM-форум». Глядя на количество народа на этом мероприятии, невозможно не признать, что именно ТИМ сейчас является главной точкой притяжения. Да, эта технология затратна на этапе внедрения, но если говорить об обучении — сегодня оно занимает всего 3–4 месяца. Уверен, ситуация будет как с сотовыми телефонами, которые поначалу стоили дорого и были лишь у избранных, а теперь жизни без них не представляет себе никто. BIM в практику строительства и так уже входит прочно и стремительно, а законодательство — оно в данном случае выполняет лишь стимулирующую функцию. Хотя надо признать, что в России такое «подстегивание» со стороны государства пока необходимо.
Инициативы воссоздания утраченных объектов архитектуры вызывают неоднозначную оценку. Своим мнением по этому вопросу со «Строительным Еженедельником» поделился руководитель архитектурного бюро «Литейная часть-91», член Совета по сохранению культурного наследия Санкт-Петербурга Рафаэль Даянов.
— Рафаэль Маратович, вы известны как сторонник воссоздания исторических архитектурных объектов, разрушенных при советской власти или во время войны. Обоснуйте, пожалуйста, свою позицию. Некоторые говорят, что в результате все равно получатся новоделы, так что нет смысла и затеваться.
— Прежде всего хочу напомнить, что во время войны многие шедевры русской архитектуры — достаточно вспомнить дворцово-парковые ансамбли под Петербургом — были либо полностью разрушены, либо очень сильно пострадали. И величайшие наши реставраторы сразу после войны взялись за скрупулезное, детальное восстановление дворцов, не считаясь ни с проблемами, ни с трудозатратами, ни со временем. И воссоздали их — возродили былую красоту, которой, кстати, не стесняются сейчас гордиться те самые люди, которые при этом рассуждают о новоделах, когда появляются аналогичные проекты.
На мой взгляд, не надо ничего обосновывать. Надо просто брать пример с наших учителей, с такого мэтра, как Александр Александрович Кедринский, который из руин возродил Екатерининский дворец в Царском Селе. Что бы мы сейчас показывали гостям города, если бы они не восстановили исторические шедевры? Руины? «Посмотрите на эту груду камней и представьте, какой шедевр был возведен на этом месте в XVIII веке»? Венецианская хартия, предлагающая сохранять исторические объекты в том виде, в каком они дошли до нашего времени, — серьезный документ, но разработан он специалистами из других стран для объектов, находящихся совершенно в иных условиях.
Что же касается разрешенных в советское время храмов — это вообще особая статья. Если уж мы позволили их в свое время снести — так тем более сегодня должны восстановить, чтобы оставить потомкам. Мне и говорить-то об этом странно. Кроме того, это не просто архитектурные шедевры, это объекты строго определенной религиозной функции. И если некоторой части общества храмы не нужны, то это не значит, что они не нужны вообще. Не на пустом же месте возникают общины, которые выступают с инициативой воссоздать церкви. Да, эти люди не будут писать в блогах и выступать на митингах, они неинтересны охочим до скандалов СМИ, но это не значит, что этих людей нет. У них были насильно отняты святыни. Как же сейчас можно говорить о ненужности их восстановления?
— Какие объекты, на ваш взгляд, наиболее важно, а главное — физически возможно воссоздать?
— Вопреки расхожим домыслам, большую часть утраченного наследия вполне реально восстановить. Отчасти это учитывается даже на законодательном уровне. И Генплан Петербурга, и 820-й закон фактически резервируют места, где раньше были храмы, учитывая возможность их воссоздания.
Если же говорить о наиболее важных утратах, то это, конечно, пять храмов на Митрофаньевском кладбище, прежде всего собор св. Митрофана Воронежского, который, к слову, считается одним из небесных покровителей нашего города. Его, кстати, очень почитал император Петр Великий, и, когда пришла весть о смерти святителя, он, бросив все дела, поехал на похороны и лично нес гроб. А в это время, между прочим, шла Северная война. Пожалуйста: место свободно, община существует, даже средства находились, но какие-то законодательные нюансы не дают восстановить одну из святынь нашего города.
Спас-на-Сенной — прекрасный храм, который можно возродить почти на прежнем месте и который, несомненно, украсит достаточно унылую Сенную площадь, даст ей яркую доминанту. Благовещенский собор на Благовещенской площади (ныне — Труда). Его снесли когда-то, поскольку он будто бы мешал трамвайному движению. Трамваев там теперь нет — так давайте восстановим, возможность такая есть. Нет никаких принципиальных препятствий, чтобы воссоздать прекрасную Борисоглебскую церковь на Синопской набережной. Посмотрите на тамошние окрестности — там же взгляд остановить не на чем. А храм и зелень вокруг него сразу вдохнут жизнь в этот уголок Петербурга. Также можно воссоздать, например, церковь св. Мирона на Обводном канале, Введенский собор напротив Витебского вокзала, многое другое. Места свободны — восстановить можно.
— Но ведь что-то уже делается в деле воссоздания утраченного?
— Конечно, подвижки есть, хотя их, к сожалению, не так уж много. Из последнего — восстановление храма Рождества Богородицы на Песках. Это храм первых строителей Петербурга, кстати, достаточно нетипичной для города архитектуры. Он занял свое старое место, воссоздан в прежних габаритах и с сохранением исторического облика. Недавно на старом фундаменте началось восстановление колокольни Новодевичьего монастыря на Московском проспекте.
Два храма возвращены усилиями Фонда содействия восстановлению объектов истории и культуры в Петербурге. Это церковь иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» с грошиками на проспекте Обуховской Обороны. До революции ее называли одной из красивейших в городе, а в 1933 году она была взорвана. Также из руин восстановлен собор Пресвятой Троицы киновии Александро-Невской лавры, построенный в середине XIX века.
— Вы упомянули храм Рождества на Песках. В связи с его восстановлением была выдвинута идея вернуть и Рождественские улицы, которые именно по нему получили свое название. Как вы относитесь к идее восстановления исторической топонимики?
— Конечно, положительно. Топонимика — это часть исторического наследия, атрибутика архитектурной среды. Традиционно названия улиц и площадей тесно связаны именно с объектами, которые на них находились или к ним вели. Благовещенский собор стоял на одноименной площади. Рождественские улицы вели к Рождественскому храму. Главная магистраль города — Невский проспект — получил свое имя потому, что вел к Александро-Невской лавре. Топонимика — это также живая связь с историей, и ее надо беречь. Для увековечивания героев новых времен есть новые улицы. А старым — надо вернуть их исторические имена.
— Инициативы по воссозданию храмов постоянно сталкиваются с протестами. В чем, на ваш взгляд, дело?
— Да, к сожалению, такое явление имеет место. Особенно странно, что протестуют нередко те, кто лет 20 назад говорил о необходимости воссоздать. Есть и еще одна любопытная закономерность. Как только появляется проект возрождения какого угодно храма, тут же некие «общественники» требуют сделать на этом месте все, что угодно — сквер, детсад, памятник, но только не воссоздавать храм. В этом смысле очень показательна история с храмом Рождества на Песках. Сколько лет на его месте был, извините, «бомжатник» и соответствующий контингент распивал алкоголь. И никого это не волновало. Зато, как только родилась идея восстановить церковь, началась истерика про зеленые насаждения.
Главной проблемы в этом вопросе я уже касался в начале разговора. Некая часть общества произвольно присвоила себе право говорить от всего общества. И другие люди, по их мнению, в общество не входят, и мнение их значения не имеет. Ни к чему хорошему такой подход привести не может.
Тем более что речь не идет о бюджетных средствах, то есть деньгах налогоплательщиков. На мой взгляд, когда появляются меценаты, которые готовы найти средства на возрождение утраченного, их благодарить надо и всячески им способствовать, в конце концов, подправить какие-то законодательные нормы, если они мешают доброму делу, а не строить всяческие препоны. Тот же Фонд содействия восстановлению объектов истории и культуры в Петербурге возродил уже два храма — на практике доказал свое умение работать. Почему же, когда появилась идея воссоздать Борисоглебскую церковь, опять начались разговоры про «невозможность», «незаконность» и «необходимость детсада»?
— Этот фонд, кстати, выступил также с инициативой завершить комплекс Смольного монастыря, как его задумывал Растрелли, построив колокольню. Противники говорят, что это будет 100-процентный новодел, поскольку исторически она возведена так и не была…
— Идея завершения замысла гениального Растрелли вызывает интерес в профессиональном сообществе уже давно. В частности, и наша мастерская в свое время делала предпроектные эскизы, чтобы оценить, как выглядел бы ансамбль, если бы проект был реализован полностью.
Называть же колокольню новоделом — исторически неверно. Она была достроена до второго яруса (фундамент, кстати, сохранился), и лишь Семилетняя война остановила работы. И тут уместно припомнить, что и сам Смольный собор окончательно был достроен только в середине XIХ века. Ничего страшного в том, что реализация проекта будет завершена после продолжительного перерыва. История знает множество таких примеров — и многие из них относятся к мировым шедеврам архитектуры.
На мой взгляд, важнее всего возможность воплотить замысел Растрелли в жизнь. И вообще, зачем слушать мое мнение? Давайте послушаем самого Растрелли. Вот, что он писал о своем проекте: «Посреди просторного двора внутри монастыря я возвел великую церковь с куполом капители, колонны и базы из чугунного литья… большая колокольня, коя будет построена при входе в монастырь, будет иметь 560 английских футов высоты. Нельзя не восхищаться великолепием сей постройки, коя снаружи и изнутри имеет дивную архитектуру».
Чертежи сохранились, находятся в Варшаве. Так что ничего нереалистичного в выполнении воли Растрелли нет. Надо только выполнить его архитектурное завещание. Когда идея возведения колокольни будет рассматриваться на заседании Совета по сохранению культурного наследия Петербурга, которое должно состояться до конца этого год, лично я ее полностью поддержу.