Александр Дубодел: «Главный маркетолог в компании – генеральный директор или собственник»
Часто перед компаниями строительного рынка встает вопрос оптимизации расходов, сокращения издержек, подстройки под меняющиеся рыночные реалии. Под сокращение могут попасть многие функциональные подразделения, которые, по мнению топ-менеджеров, несут вспомогательную функцию, например, отдел маркетинга или IT-отдел. Однако почти все существенные нововведения – производные от маркетинга как от функции управления предприятием в условиях рынка и внедряются по распоряжению собственника или руководителя компании, хотя они не все и не всегда признают пользу маркетинга, утверждает генеральный директор ООО «АИР» Александр Дубодел:
– Маркетинг – это всегда сложно. Он обширен. В любой отрасли, в том числе и в строительной, всегда есть несколько направлений: продажи, сбор данных о рынке, аналитика, реклама, PR и т. д. А ведь это все части маркетингового комплекса. И где найти такого уникального человека, который сумеет охватить все направления? Поэтому главный маркетолог в компании – генеральный директор или собственник. Перед ними всегда стоит вопрос: делать что-либо силами своей компании или обратиться к помощи сторонней? Кто будет помощником: штатные сотрудники или работники другой фирмы, которые оказывают консалтинговые и исследовательские услуги?
Маркетинг в управлении предприятия – самая широкая область деятельности. Поэтому не надо тешить себя иллюзией, будто гендиректор вдруг скажет: доверяю вот этому человеку, он будет отвечать за все виды деятельности в этой сфере. Реальность заставляет руководителя занимается маркетингом самому, даже если он об этом не догадывается.
– Лет двадцать назад необходимость маркетинга признавала малая доля строительных компаний. Остались ли сегодня на рынке такие игроки? Чем мотивируют?
– Есть компании, которые отрицают необходимость маркетинга. Обычно источником мнения выступает руководитель. А причина всегда найдется. Например, директор сталкивался с не очень хорошими специалистами.
– Насколько тяжело, на Ваш взгляд, идет на строительном рынке внедрение новых технологий, например, BIM?
– Медленное внедрение – это естественно, поскольку любой новый процесс в первую очередь связан с людьми. Многие любят работать по старинке. Но бизнес-среда изменчива, и мы должны реагировать на изменения.
Инициатор процесса – руководитель, у которого есть видение, что и как именно надо делать. Но «по щелчку пальцев» результата не добиться. Сотрудникам надо доказать необходимость изменений. И, более того, они сами должны в это поверить.
Впрочем, есть важный аспект – конкуренция. Любой рынок всегда пребывает в движении. Внедришь новую технологию – а через год-полгода она уже есть у конкурентов. Конкуренция на рынке диктует необходимость быть быстрее и лучше соперника. А информационные технологии этому помогают. Они – не самоцель, но инструмент ведения бизнеса.
Пока цифровизация в компаниях обычно пребывает на невысоком уровне, многое до сих пор делается вручную. Используется, как правило, набор стандартных программ – бухгалтерские и учетные системы, офисный пакет, программы управления проектами и т. д. И за рамки этих платформ выходят не часто. В компании, например, есть программные продукты для BIM. Но их надо увязать с системой управления проектом, сроками, стоимостью. Если нет такого комплексного продукта и работа идет по старинке, «от руки», возрастают временные затраты. А клиента не интересует, как именно идет работа, – ему нужен конечный результат.
– От чего зависят решения компаний использовать цифровые технологии?
– Чем крупнее компания, тем больше у нее потребность в информатизации, стандартизации процессов. В противном случае возрастает вероятность принятия неправильных решений. А цифровизация дает возможность нивелировать человеческий фактор, и при передаче информация меньше искажается. Но, к сожалению, создание информационных систем – это трудности, это революция, к которой не все готовы.
– Что мешает?
– Обобщить проблемы сложно, любое предприятие – уникально. Пожалуй, главное ограничение – люди. Внедрение – самый сложный момент. Руководитель хочет получить конкретный результат в конкретные сроки за конкретные деньги. Задачи по проекту поставлены, бизнес-процессы описаны, работы по ТЗ выполнены, а система не работает. Почему? Чаще всего причина – человеческий фактор.
Есть и другие причины. Например, технологические возможности выбранной платформы подразумевают определенные ограничения. Также есть некоторые зарубежные программы, которые слишком дороги даже для крупных компаний. Кроме того, надо уметь ими пользоваться, а еще смотреть, смогут ли новые программы взаимодействовать с другими продуктами.
– Как можно простимулировать процесс?
– Как говорится, пока гром не грянет… Замечательно, если руководитель видит потребность во внедрении новых технологий. К сожалению, она не всегда очевидна за ежедневной рутиной. Директор должен понимать, как компании стать быстрее, увеличить скорость процессов, найти слабые места, улучшить качество. Человек, который принимает решения, должен в первую очередь стимулировать себя.
Стимулом становится страх первого лица разрушить бизнес. Это, так сказать, внутренний кнут. Есть и внешний кнут – государство сверху регулирует рынок и заставляет отлаживать бизнес-процессы. Хотя обычная реакция на законодательные изменения – попытка оттянуть сроки, выжидать до последнего. Кроме того, и конкуренты не дремлют.
Изменение технологий – относительно медленный на строительном рынке процесс, перемены в законодательстве сегодня происходят гораздо быстрее.
О реставрации и восстановлении разрушенных храмов Северной столицы, искусстве компромисса
и проблемах в сфере сохранения исторического наследия города «Строительному Еженедельнику» рассказал представитель Фонда содействия строительству культовых сооружений Русской Православной Церкви в Санкт-Петербурге Филипп Грибанов.
– Фонд завершает работы уже на втором объекте, однако о его деятельности пока мало кому известно. Расскажите, пожалуйста, немного о проводимой работе.
– Наш Фонд – это благотворительная организация, задача которой по мере возможностей способствовать возрождению исторического облика Петербурга путем восстановления уничтоженных или подвергшихся сильному разрушению храмов. Традиционно культовые объекты были доминантами в архитектурной ткани города, и без них, на наш взгляд, говорить о целостной исторической среде не приходится.
Действительно, сейчас завершаются строительные работы на втором нашем проекте – воссоздании церкви Иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» с грошиками. До революции храм называли одним из красивейших в городе, а в 1933 году он был взорван. Благодаря участию неравнодушных людей сейчас церковь возрождается во всем былом великолепии.
Сейчас мы завершаем реставрацию собора Пресвятой Троицы киновии Александро-Невской лавры, построенного в середине XIX века. Этот храм, к счастью, полностью уничтожен не был, но утратил главы и декор. После закрытия в 1937 году он был передан под мастерские Промкомбината. В 2001 году здание вернули Церкви, начались богослужения, но на полноценную реставрацию средств не было. Мы начали восстанавливать объект в середине 2015 года, и в начале 2018 года основные работы были завершены.
– Не сталкивались ли Вы с протестами тех, кого сейчас иногда называют «храмоборцами»?
– Нет, к счастью, никаких подобных эксцессов при реализации наших проектов не было. Мне вообще кажется, что храмы и окружающие их территории должны быть не местом конфликта, а местом общественного примирения. Поэтому мы не только возрождаем «дом молитвы», но стараемся обеспечить благоустройство окружающей территории, выполнить озеленение, создать некое общественное пространство, куда могли бы приходить люди любых взглядов. Рядом с собором киновии мы создали две детских игровых площадки для детей разных возрастов. И, разумеется, туда может прийти кто угодно: крестик на входе проверять никто не будет. У храма иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» тоже будет детская площадка, но одна – из-за ограниченности площадей.
– Вы уже определились со следующим объектом, который поможете восстановить?
– Пока окончательного решения еще нет. В настоящее время рассматриваются три варианта – все очень интересные, но реализация каждого из них связана с различными сложностями. Думаю, что осенью мы уже определимся с объектом, тогда и можно будет его назвать. Пока рано.
– Вы упомянули о сложностях. А с чем они связаны?
– До сих пор наш Фонд работал с объектами наследия, которые не расположены в гуще исторической застройки. Разумеется, охранный статус предполагал определенные требования и ограничения. Проекты обязательно согласовывались нами с КГИОП, и должен отметить, что мы получили большую поддержку со стороны работников ведомства. Иногда они подсказывали интересные решения, которые помогали максимально точно воссоздать утраченное.
Сейчас же мы прорабатываем варианты работы в историческом центре и сталкиваемся с тем, что законодательные требования в этой области отличаются крайней жесткостью, работа предельно зарегулирована.
Подчеркну, что это касается не только культовых сооружений. Действующие требования фактически запрещают многие работы на любых исторических зданиях. Многоквартирные дома в центре невозможно сделать комфортными для проживания – причем вне зависимости от того, хочет ли этим заняться инвестор или сам город. С одной стороны, охранное законодательство не допускает изменения объемно-пространственных характеристик объекта. А с другой – эти характеристики не «укладываются» ни в нормы пожарной безопасности, ни в санитарные нормы, ни в требования по доступности маломобильных групп населения и т. д.
Фактически сложилась ситуация, когда введенные ограничения «консервируют» исторический центр в его нынешнем состоянии, не допуская никакого развития. Хуже того, в этих условиях он обречен на медленное умирание. Посмотрите, сколько в центре исторических зданий с совершенно деградировавшей инженерией, провалившимися крышами, разрушающимися основаниями. А реконструировать их, продлить им жизнь по нынешним нормам крайне сложно. Что бы ни начинали строить или реставрировать в центре, обязательно что-то не так: то визуально не вписывается, то оскорбляет чьи-либо эстетические чувства, то небесную линию нарушает, которая должна, кстати, быть подчеркнута высотными доминантами – без них это просто линия горизонта.
Вообще основатель нашего города Петр I задумал его как прорывной с множеством доминант, а первым «небоскребом» стал Петропавловский собор. Многое из того, чем мы восхищаемся, на момент создания было высотным строительством.
Мы все гордимся тем, что Санкт-Петербург – это «музей под открытым небом». Как максима, как красивая фраза – это прекрасно, но нельзя буквально реализовывать ее на практике. Жить в разрушающемся музее нельзя.
– Каким Вы видите выход из ситуации?
– К историческим объектам нельзя относиться унифицировано. Они разные, имеют различную историческую и культурную ценность. Нелепо с одинаковой строгостью охранять шикарные особняки, выходящие фасадами на главные магистрали города, и «архитектурный облик» третьего проходного двора-колодца. Отношение к каждому зданию должно быть индивидуальным. По каждому проекту должно приниматься отдельное решение, исходя из конкретного объекта, его реальной исторической и архитектурной ценности.
Я не призываю вернуть «беспредел» 1990-х годов, когда многие старинные здания действительно варварски уничтожались, поскольку охраны не было никакой. Сегодня есть довольно много контролирующих структур, которые не допустят ничего подобного. Но нужно отказаться от крайностей, в том числе и в таком важном деле, как охрана наследия. Хотелось бы жить в прекрасном, изобилующем шедеврами архитектуры, сохраняющем историческую среду, но при этом живом, развивающемся городе.
– Не уверен, что градозащитники согласятся с таким подходом.
– Я очень уважаю градозащитников. Они в самом деле очень многое сделали для сохранения наследия города, особенно в тот период, когда законодательство в этой сфере было неразвитым. Но мне кажется, что иногда они довольно некорректно отождествляют только себя со всеми горожанами. Между тем общество у нас разнородно, есть разные мнения по любым вопросам. Кроме того, я уверен, что если реализовывать проект открыто, объясняя, почему принято то или иное решение, чем оно обосновано, мы сможем найти общий язык и с градозащитным движением. Всегда можно найти разумный компромисс, учитывающий все интересы.
Справка
Благотворительный Фонд содействия строительству культовых сооружений Русской Православной Церкви в Санкт-Петербурге создан для воссоздания утраченных храмов и полноценного участия в восстановлении исторического облика города. Проекты финансируются на основе пожертвований частных лиц и компаний. Фонд организует работы по проектированию, ремонту, реставрации, воссозданию и приспособлению для современного использования культовых сооружений РПЦ.
Объект
Церковь во имя иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» с грошиками расположена на пр. Обуховской Обороны, д. 24.
История появления храма связана с удивительным событием. Образ Богородицы находился в деревянной часовне. 23 июля (по ст. ст.) 1888 года в Санкт-Петербурге бушевала сильная гроза. В часовню ударила молния, начался пожар. Почти вся она сгорела, но икона осталась невредимой. К ней приплавились рассыпавшиеся из ящика для пожертвований мелкие монеты, поэтому к названию добавилась приставка «с грошиками».
На месте сгоревшей часовни в 1894–1898 годах по проекту архитекторов Александра фон Гогена и Александра Иванова был возведен каменный храм в старо-русском стиле. Однако в 1932 году его закрыли, а в 1933 – взорвали.
В 2012 году уцелевшие подвал и фундамент храма были признаны объектом культурного наследия регионального значения. В 2015 году начались работы по проектированию, а в 2017 году – воссоздание церкви на существующем фундаменте.
При проектировании выяснилось, что на глубине 8 м под фундаментом расположен коллектор, который собирает стоки со всего Невского района. После долгих исследований решением проблемы стал перенос фундамента на сваи и создание конструкции, обеспечивающей безопасность коллектора.
Весь наземный объем храма воссоздан по архивным чертежам и фотографиям. В настоящее время капитальное строительство практически завершено. Еще около 1,5–2 лет потребуется на роспись и изготовление иконостаса.