Юрий Орленко: «ЛРТ – реальный способ решить транспортные проблемы Петербурга и Ленобласти»
Транспортный вопрос – один из самых сложных для Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Благодаря активному жилищному строительству некогда небольшие районы и поселки превратились в полноценные города – и на дорогах стало тесно. В правительстве 47-го региона всерьез обсуждают возможность реализации таких экзотичных для северных широт проектов, как канатная дорога. Генеральный директор компании «Петербургские дороги» Юрий Орленко считает, что линии легкорельсовых трамваев (ЛРТ) смогут значительно снизить транспортную напряженность даже в самых застроенных локациях.
– В начале июня состоится очередной Петербургский международный экономический форум. Возлагаете ли Вы профессиональные надежды на данное мероприятие?
– В преддверии ПМЭФ многие представители бизнеса ожидают перемен к лучшему, и в последние годы форум их надежды оправдывает – там анонсируется большое количество нужных городу инфраструктурных проектов. Однако чаще всего на ПМЭФ подписываются только лишь декларации о намерениях, в итоге многие объекты до сих пор существуют только на бумаге. Среди таких, к сожалению, оказались и проекты по строительству линий скоростных трамваев, которые часто называют легкорельсовыми. Я как горожанин очень рассчитываю на то, что в этом году ситуация изменится.
– Какой проект Вы имеете в виду?
– Проект соединения ЛРТ поселка Шушары со станцией метро «Купчино» активно обсуждался на ПМЭФ-2018. Однако, насколько мне известно, окончательно концессионное соглашение до сих пор не подписано.
– Почему Вы считаете, что строить надо именно ЛРТ, а не привычные автомобильные дороги?
– Посмотрите вокруг: уже не один год все специалисты обращают внимание на растущие как грибы жилые дома на окраинах Петербурга. Транспортная инфраструктура там либо не строится, либо строится, но очень медленно. Впрочем, даже если дорога есть, то она банально не справляется с огромным потоком машин, который формируется растущим населением этих локаций. Нужно искать новые пути решения транспортных проблем.
– В чем преимущества ЛРТ?
– У ЛРТ их много, однако самое очевидное – способность перевозить большое количество людей, не увеличивая автомобильный трафик. Это реальная возможность разгрузить дороги, облегчив жизнь автомобилистам. Кроме того, пассажиры трамвая будут быстро добираться до места назначения по расписанию, независимо от пробок.
ЛРТ работает от электричества, а значит, не загрязняет атмосферу выхлопными газами, что благотворно влияет на экологию города. Кроме того, это один из самых тихих видов транспорта.
Помимо этого, в Петербурге не хватает парковок. Это серьезная проблема, и ее надо решать – в том числе и таким способом.
– Проекты ЛРТ обычно критикуют за высокую стоимость. Это обосновано?
– ЛРТ – действительно удовольствие недешевое: надо не просто спроектировать и построить, но прежде всего – изъять землю. Это трудоемкий и затратный процесс. Однако ежегодно среди участников ПМЭФ находятся компании, готовые инвестировать в такие проекты. Бизнесмены умеют считать деньги, поэтому если среди них есть желающие вложить собственные средства в ЛРТ, то это точно обосновано экономически.
Кроме того, если ЛРТ предполагается пустить по существующим трамвайным путям или железной дороге (конечно, их потребуется реконструировать), то реализация проекта несколько упрощается – не надо заниматься поиском и изъятием земель. По этой причине будет несложно соединить линиями, например, город Сестрорецк и станцию метро «Старая Деревня».
К сожалению, наш проект ЛРТ от аэропорта «Пулково» до Московского вокзала, с планируемым депо возле станции метро «Купчино», так и не был реализован из-за нехватки городского финансирования. На тот момент он оценивался в 15–17 млрд рублей.
На этой линии путь из центра города до Пулково занимал бы около 50–60 мин. При этом предполагалось, что трамвай будет делать 26 остановок, поэтому им могли бы пользоваться не только те, кто едет в Пулково или возвращается из него. К 2025 году пассажиропоток должен был достигнуть 26 млн людей в год, а к 2045 – 44 млн.
Я уверен, что рано или поздно, но городские власти придут к пониманию, что в долгосрочной перспективе ЛРТ строить выгодно.
– Помимо Шушар и Сестрорецка, куда еще, на Ваш взгляд, стоит прокладывать ЛРТ?
– Во многих локациях – особенно там, где активно строится жилье. Например, район Усть-Славянка можно соединить со станцией метро «Рыбацкое». Сейчас, на мой взгляд, это единственная возможность избежать транспортного коллапса на данном направлении.
ЛРТ поможет решить транспортные проблемы городов Ленобласти, которые строятся на границе с Петербургом: Мурино, Кудрово, Бугры и т. д. Линии можно направить на Колпино, в Петергоф и в другие локации.
– Ваша компания готова участвовать в реализации ЛРТ-проекта?
– Мы с огромным удовольствием примем участие в любом из таких проектов, если к нам обратятся с подобным предложением. Наша организация обладает всеми необходимыми ресурсами, и у нас работают только квалифицированные специалисты.
Мы занимаемся вопросами ЛРТ уже более 12 лет. На данный момент мы – единственная в городе компания, имеющая опыт проектирования подобных линий. Наш проект ЛРТ от Пулково до Московского вокзала прошел Главгосэкспертизу и получил положительное заключение.
Помимо этого, мы участвовали в проекте «Линии Надземного экспресса», в создании предпроектных проработок ЛРТ на всех вылетных магистралях Петербурга. Наша команда также принимала участие в проекте высокоскоростной железнодорожной линии между Москвой и Казанью (ВСМ-2). Проект был глобальным, сложным, но очень интересным.
За годы работы наша компания получила колоссальный опыт в проектировании ЛРТ. Мы неоднократно встречались с иностранными специалистами и обменивались опытом по применению инновационных технических решений и современных материалов для ЛРТ. Мы на практике изучили процессы реализации аналогичных зарубежных проектов. Именно поэтому я уверен, что ЛРТ нужны не только Петербургу, но и всей нашей стране.
Какова судьба проекта расширения Музея Достоевского, куда ведут городские велодорожки и возможно ли появление проектов качественной архитектуры в сегменте доступного жилья? «Строительный Еженедельник» расспросил главу архитектурной мастерской «Евгений Герасимов и партнеры».
– Евгений Львович, к 75-летию снятия блокады Ленинграда в Русском музее открылась выставка «Блокадная графика Соломона Юдовина». Часть представленных произведений художника – из Вашего собрания. Идея организации выставки принадлежала Вам?
– Да. Вместе с одним из кураторов выставки, известным московским галеристом Ильдаром Галеевым, специалистом по ленинградскому искусству 1920–30-х годов, мы предложили Русскому музею сделать совместную выставку к этой знаменательной дате. Музей с энтузиазмом откликнулся на это предложение. Подготовка к выставке в плотном сотрудничестве с отделом гравюры Русского музея заняла год. Я придумал дизайн экспозиции. Ее воплощение и связанные с этим расходы взяла на себя компания «Интерформ-Дизайн» – за что им отдельное спасибо. Много неравнодушных людей участвовало в этом благородном деле. Совместными усилиями родилась выставка, создан ее каталог, и я доволен тем, что у нас получилось.
– Город никак не может принять решение – быть ли новому Музею блокады на Смольной набережной или надо реставрировать уже существующий в Соляном переулке. Какой сценарий, на Ваш взгляд, правильный?
– Музей блокады был, есть и должен быть в Соляном переулке. Прежде всего, из-за памяти места. Он был создан ленинградцами, туда свозили все свидетельства о блокаде. В 1952 году в ходе так называемого «Ленинградского дела» музей был разгромлен. Наш долг – восстановить историческую справедливость. В этом преемственность и ответственность нынешнего поколения.
– Вы – один из соучредителей Фонда «Петербург Достоевского». В рамках биеннале «Архитектура Петербурга», которая состоится в середине февраля, анонсирован Ваш рассказ о проекте нового здания Музея Достоевского. Почему возник этот проект? Надо вдохнуть новую жизнь в старый литературный музей?
– Жизнь существующего Музея Достоевского, в отличие, например, от Музея блокады, настолько современна и разнообразна, что ей банально не хватает места. Пропускная способность исчерпана. Задача соучредителей Фонда «Петербург Достоевского» – не работать за Музей, а предоставить ему возможность реализовывать свои программы. Требуется модернизация входной части, необходимо создать современный многофункциональный театральный зал, нужно современное лекционно-библиотечное помещение. Традиционное представление о библиотеках, «окошко – формуляр – бабушка», уходит в прошлое. Пример тому – библиотека Oodi в Хельсинки, которая представляет собой многофункциональную платформу для различных видов деятельности.
Мы, конечно, не стремимся к финским масштабам, но в любом современном музее должны быть гардероб, туалет, кафе, магазин. Например, в Музее Достоевского сейчас кафе вовсе отсутствует, магазин – просто лавочка на лестничной площадке между этажами, а вход в музей – это девять ступенек вниз, которые маломобильные граждане преодолеть не могут в принципе.
– И тем не менее, Ваш проект подвергся жесткой критике. Будете менять концепцию?
– Я не против критики, а против того, что вместо нее ничего не предлагают. Фонд «Петербург Достоевского» – группа энтузиастов, за свои деньги хочет реализовать проект расширения Музея. И наталкивается на полное нежелание городской администрации что-либо делать. Но мы руки не опускаем. Для серьезных изменений нужны воля и воображение. Есть соглашение между городом и Фондом о реализации этого проекта, подписанное на ПМЭФ-2018. Мы надеемся, что о нем не забудут. На деньги Фонда мы уже расселили одну квартиру из трех, оставшихся на общей лестнице, – и передаем ее в пользование Музея. Но, к сожалению, даже расселение всех квартир не решит задачу глобально, поскольку главная проблема Музея – это входная зона. Для расширения Музея мы просим у города всего лишь пять соток земли. Более того, если город не может этот участок предоставить целевым образом, Фонд готов его приобрести.
– Общественные пространства, выражаясь современным языком, – абсолютный must have для комфортной городской среды. Из тех, что были созданы в последнее время, можете отметить наиболее удачные? Поход к их формированию не кажется Вам формальным?
– Например, зона отдыха на Южной дороге Крестовского острова, если не говорить о вкусовых нюансах, выглядит неплохо. Но есть и странные начинания. Яркий пример формального подхода к повышению комфортности городской среды – это велодорожки в центре города. В Петербурге с октября по апрель – зима, как-то не до велосипедов, но парковка по-прежнему запрещена. Тысячи людей лишили парковочных мест, город мог бы собирать деньги за эту парковку – но увы. Я не против «велосипедизации» города, но это лучше делать в более подходящих для этого местах. В парках, например. Такой же пример формального подхода – прокат велосипедов. Прокат – это замечательно, но почему без шлема? А как же соображения безопасности? Я сам видел, как это организовано, например, в Копенгагене и Стокгольме. Все ездят в шлемах, это – другая культура. А в Риме я вообще не заметил развитой системы велодорожек. И ничего, живут.
– Судьба «серого» пояса – тема, часто обсуждаемая на дискуссионных площадках и весьма актуальная для Петербурга. Старые промышленные территории все чаще превращаются в новые жилые кварталы. Вам не кажется, что монофункциональность таких зон преодолеть в итоге не получается?
– То, что на месте заброшенных заводов и сараев, заросших мусором и бурьяном, появляются новые кварталы – замечательно. Печально, если там вообще ничего не происходит. Тогда это просто нерациональное использование земельных ресурсов. Особенно в центре города. Посмотрите, что делается в нескольких минутах ходьбы от Невского проспекта – на улицах Глиняной, Мельничной… Это прекрасная декорация для кинофильма «Сталкер».
Но любая крайность плоха. Залог эффективности, конкурентоспособности, выживаемости территории – ее многофункциональность. Только спальный район или только деловой сити – ущербны. В развитии таких территорий как, например, «Красный треугольник», в концепции редевелопмента, которую мы предложили, важны и офисы, и жилье, и социальная инфраструктура, и спорт, и невредная промышленность. Все виды деятельности.
– В прошлом году Вы приобрели с торгов здание бывшей насосной станции на Кожевенной линии. Планируете ее превратить в оазис?
– Да, планирую, но пока не решил, во что. Более полугода нам понадобилось, чтобы осознать, что именно мы приобрели, привести в порядок документы, расчистить территорию и вывезти мусор, которого было очень много. Необходимо было провести гидроизоляционные работы. Была сделана топосъемка здания и участка. Сейчас мы завершаем обследование конструкций. Поймем возможности – и будем принимать решение. Но вряд ли это будет коммерческий проект, скорее культурная институция.
– По-моему, больше всего элитного жилья в Петербурге построено именно в сотрудничестве с мастерской «Евгений Герасимов и партнеры». В своих новых проектах Вы стараетесь избегать столь полюбившегося «элитным» девелоперам историзма в архитектуре?
– Я не согласен, что элитное жилье – это обязательно историзм. Хотя понятно, почему такое мнение сложилось. В сознании людей все хорошее традиционно. Те, кто могут позволить себе приобрести квартиру в элитном доме, обычно консервативны. Но ситуация меняется. И я уверен, что и модернистская архитектура, наравне с традиционной, востребована. У нас хватает и тех, и других проектов. Например, клубный дом Art View House, строительство которого компания «Охта Групп» завершает в историческом центре Петербурга, сочетает в своем облике современность и историзм. Другой пример – жилой комплекс «Группы ЛСР» на Петровском острове, NEVA HAUS – модернизм, уникальная палитра фасадов, своеобразная манифестация последних достижений кирпичного домостроения.
– «Институтский, 16», элитный дом в районе станции метро «Площадь Мужества», который Вы проектировали для компании LEGENDA, – тоже вызов традиционным представлениям об элите?
– А чем не элита? Множество людей не представляет своей жизни без этого района – улицы Тореза, Муринского и Институтского проспектов и др. Академическая публика, которая поколениями живет и работает в расположенных там университетах и институтах, формирует вполне устойчивый спрос на жилье высокого качества в этом районе. Архитектурный облик проекта продиктован местом. Отдельно стоящий дом, высокий, с видом на Серебряный пруд, рядом с парком… Аналогии возникли достаточно быстро. Это знаменитые небоскребы эпохи ар-деко рядом с Центральным парком Нью-Йорка. Эстетика недооцененная, но востребованная. В нашей стране она, едва родившись в 1930-е годы, была быстро идеологией свернута. Хотя первоклассные примеры есть – дом на Карповке Евгения Левинсона и Игоря Фомина, ДК им. Кирова на Большом проспекте В. О., созданный Ноем Троцким, и др.
– Ранее Вы не участвовали в проектах массового сегмента в Петербурге, а с 2015 года активно сотрудничаете с компанией LEGENDA, уже создали несколько совместных проектов. Какой должна быть качественная передовая архитектура в сегменте доступного жилья?
– Нельзя говорить о том, что доступное жилье – это некачественное жилье. Просто его качество соответствует цене. Архитектура – точнейший срез современного общества. Например, если писатель или художник в своем творчестве может опередить время или отстать от него, то с архитектурой этот номер не пройдет. Особенно в массовом сегменте. Да и в элитном хватает характерных персонажей. Здесь видны наши вкусы, эстетические воззрения, финансовые возможности, уровень социализации, культура быта. Глядя на сегодняшние новостройки, можно точно сказать, какие мы.
– Для «Группы ЛСР» Вы спроектировали один из лотов первой очереди жилого комплекса «ЗИЛАРТ» в Москве. Для проектирования «ЗИЛАРТа» было приглашено несколько архбюро. Вы выполняли свой проект в соответствии с общей концепцией? Насколько интересным для Вас было участие в этом коллективном проекте?
– Это не было коллективной работой в ее привычном понимании. Был разработан каркас планировочной структуры. К сожалению, он был создан со значительными огрехами – и при ближайшем рассмотрении архитектура каждого комплекса претерпела изменения. Но общая планировка улиц и проездов осталась. Архитекторам была предоставлена полная свобода самовыражения, ориентироваться необходимо было лишь на создание решений из кирпича. Проект еще не завершен, и трудно судить об успешности этого ансамбля. Но я особенно не переживаю, потому что все участники проекта – весьма достойные команды, а как мы видим по тысячелетнему опыту того же Рима, хорошего много не бывает.
Кстати
VII биеннале «Архитектура Петербурга» состоится с 12 по 18 февраля 2019 года. Место проведения: Мраморный зал Российского этнографического музея (Инженерная ул., д. 4/1). Организаторы биеннале: НП «Объединение архитектурных мастерских», Санкт-Петербургский союз архитекторов России. Партнер деловой программы: НП «Российская гильдия управляющих и девелоперов». Официальный сайт: https://www.biennale2019.ru/
Консолидация, как часть антикризисной бизнес-стратегии предприятий, имеет весомые шансы на успех, однако в российской практике случается нечасто.
Почему в бизнес-среде сегодня человек человеку скорее волк, чем партнер и товарищ, рассуждает в интервью «Строительному Еженедельнику» директор холдинговой группы «Институт проблем предпринимательства» Владимир Романовский.
– В последнее время различные эксперты, авторитетные и не очень, говорят о том, что экономика России «пробивает новое дно». Какие факторы, с Вашей точки зрения, действительно вызывают тревогу, а какие рассуждения можно отнести к разряду популистских?
– Чтобы ответить на этот вопрос, надо пуститься в рассуждения о политике, а это вредно для здоровья. Если делать заключения, исходя из запросов клиентов Института проблем предпринимательства, то здесь все сугубо индивидуально: есть отрасли и компании, положение которых не внушает оптимизма, а есть те, кто находится в хорошем состоянии, а некоторые и в отличном.
Бывает так, что при встрече владелец компании демонстрирует тебе оптимизм и абсолютную уверенность в завтрашнем дне, а через полгода – просит экстренно ему помочь в процедуре банкротства.
К большому сожалению, часто обращаются к нам тогда, когда предотвратить самое плохое уже трудно. В нашей группе компаний есть структура, которая занимается банкротными делами, – это компания «РАУД». Она обеспечена работой минимум на год вперед. Причем другие отделы – аудиторы, финансово-маркетинговые консультанты – также выполняют работы по контрактам «банкротчиков». Казалось бы – информация о состоянии своего предприятия и эффективности происходящих бизнес-процессов должна интересовать собственника до, а не после возникновения угрозы банкротства. А мы начинаем изучать рынок и писать антикризисные стратегии, когда основной задачей уже становится «удержание периметра».
– Это следствие общей экономической нестабильности, законодательной чехарды?
– Нет, это прежде всего следствие менталитета некоторой части российских бизнесменов. Причем это не зависит от размера компании или от той или иной сферы предпринимательской деятельности. Я, безусловно, далек от обобщений и вижу примеры, когда бизнес четко выстроен и все решения принимаются вовремя, но такие структуры – в меньшинстве.
Факт: талантливых бизнесменов в России существенно больше, чем талантливых управленцев. Причем обе эти стороны в одном лице не совпадают практически никогда. Просто некоторые владельцы бизнеса готовы доверить свое предприятие эффективным управленцам, а некоторые – нет. И это сложно списать на козни правительства, недобросовестную конкуренцию или очередную волну санкций.
Я вообще вижу мало примеров, когда, допустим, две небольшие компании объединяются в одну среднюю, чтобы сохранить экономику, оптимизировать затраты и удержать долю рынка. Таких ситуаций ничтожно мало. Это, кстати, весьма характерно и для рынка консалтинговых компаний, в котором мы работаем. Если уж консультанты не способны договориться между собой, что требовать от предприятий реального сектора?
– Недоговороспособность – это тоже следствие менталитета?
– Это звенья одной цепи. Неготовность адекватными способами локализовать свои проблемы и своевременно их анализировать, неумение работать с консультантами, пассивность в принятии решений – это взаимосвязанные вещи.
– Негибкость свойственна и компаниям строительного комплекса?
– В немалой степени да. Вызовов предостаточно: переход на проектное финансирование, новации в работе с госзаказом, снижение спроса на промышленное строительство и т. д. Часто ли мы слышим о консолидации строительных предприятий? Увы. Мало желающих делиться властью в компании, да и необходимость транспарентности при подготовке сделки слияния многих удерживает даже от начала переговоров.
– Если говорить о гибкости при переходе на проектное финансирование, какие компании переживут это максимальной безболезненно?
– Прежде всего – банки. Хотя я беседовал с некоторыми банкирами – и не все из них рады. Очень много открытых вопросов, плохо урегулированных в «нормативке», а вот ответственность будет конкретной и корпоративно персональной.
Спорен тезис и о том, что переход на проектное финансирование убьет мелкий бизнес и выживут только крупнейшие. Я не думаю, что это так. И с мегакомпаниями, как известно, случаются печальные истории. В таких громоздких структурах масштабируются не только успехи, но и ошибки.
В прошлом году мы получили и уже отработали несколько запросов от застройщиков, относительно того, как будет строиться экономика проектов, как будет выглядеть модель работы с проектным финансированием. Игроки рынка заранее просчитывают риски, что, конечно, нас окрыляет.
Кроме того, мне кажется ошибочным, когда переход на проектное финансирование обсуждается как основное условие существования или несуществования жилищного строительства в целом. Это не так. Вводятся жесткие меры по привлечению денег дольщиков, но кто сказал, что в искусстве корпоративных финансов только две главы: «Взять у дольщиков» и «Взять в банке»? Это тоже к вопросу о том, что бизнес должен быть недогматическим, надо искать альтернативные решения, изучать международный опыт. Если в бизнесе ты не можешь быть гибким, надо бросать его и идти на госслужбу.
– Два года назад Вы говорили, что «самая хитовая отрасль – стройка», и объясняли, что это наиболее доступный способ инвестирования, привлекающий большое количество непрофильных игроков. Сейчас ситуация изменилась?
– Хит, конечно, как и два года назад. Стройка для нас – это почти треть выручки, порядка 40 основных заказчиков. Вообще, в отраслевой структуре наших клиентов по-прежнему преобладают три сферы – это уже упомянутая стройка, энергетика и транспорт. А в «тройке» самых востребованных услуг – банкротство, арбитраж и оценка.
– С какими игроками строительного рынка и по каким проектам Вы работали в последнее время?
– В прошедшем году мы закончили большую работу, по результатам которой «Метрострой» и концерн «Титан-2» подписали мировое соглашение, поставившее точку в двухлетней судебной тяжбе вокруг «ЛАЭС-2». Для нас это был гигантский объем судебной работы. Мы завершили в 2018 году крупный комплексный юридически-консалтинговый проект в интересах предприятий «Спецстроя» Министерства обороны РФ (правопреемники), точное содержание работ раскрыть невозможно по режимным причинам. Мы продолжаем быть аудиторами предприятий Группы «Эталон», эта работа очень интересна для нас в профессиональном плане, меняется само предприятие, меняется нормативное регулирование – и наши задачи на объекте становятся сложнее.
– Вы говорите о росте деловых конфликтов в современном деловом мире. Какого типа конфликты встречаются чаще всего Вам?
– Если уходить от частностей к общим тенденциям, могу констатировать, что большая часть претензий в судах – это долги, невыплаты по произведенным работам. Причем бывает, что значительные дела начинаются с копеечных требований мелких кредиторов. Для крупного заказчика эти деньги не существенны, а для мелкого кредитора – вопрос жизни и смерти. В итоге все выливается в крупное дело с растущим объемом задач и с серьезными последствиями.
Кстати, бывало, и не раз, что по делу компания для нас является оппонентом, а по итогам работы обращается к нам за решением своих собственных вопросов.
– Исследователи рынка российских консалтинговых компаний год от года говорят о росте выручки в этой сфере. Вы чувствуете этот тренд?
– Мы закончили год с ростом, но довольно незначительным. Мы, конечно, в тренде, но в несколько другом – у нас давно не было такой недоплаты от заказчиков по выполненным работам. Трагедией такую ситуацию не назову, но из песни слов не выкинешь. Что касается роста выручки, здесь многое зависит от направления консалтинга. Например, ежегодно растет в объемах и будет расти юридический рынок. В отличие от рынка аудиторов, который сейчас очень далек от того уровня, на котором он находился 10 лет назад, и дальше будет только хуже.
– Входит ли в Ваши деловые планы на текущий год приобретение компаний-конкурентов?
– За всю историю существования Института проблем предпринимательства мы приобрели около 30 компаний нашего профиля – юридических, аудиторских, оценочных фирм. В ряде ситуаций эта тактика была оправдана и дала положительные результаты.
Сейчас мы рассматриваем некоторые индустрии для обслуживания, но понимаем, что наша практика недостаточно сильна и надо укреплять команду. В таких ситуациях наем сильного эксперта не всегда решает задачу в комплексе, и, возможно, мы будем приобретать компании, которые имеют необходимые компетенции.
В работе в целом скорее надеемся на органический рост.