Вадим Александров: «Мы едины с городом, мы кровь за него пролили»
21 января 1941 года в Ленинграде появилась организация, главной задачей которой было строительство метро в Ленинграде. Именно тогда родился Метрострой, благодаря которому сегодня в нашем городе действует один из красивейших и технически оснащенных метрополитенов мира.
Накануне мы встретились с почетным гражданином Санкт-Петербурга, человеком, который руководил Метростроем более 25 лет, – Вадимом Александровым.
– Вадим Николаевич, Метрострой отмечает свой очередной день рождения. За плечами 78-летняя история побед. Что сделано? Какие основные вехи Вы могли бы отметить?
– Победа была одна, в мае 1945 года. А Метрострой просто честно и добросовестно всегда выполнял свою работу. И не победой, но заслугой Метростроя является то, что он не сорвал ни одно обязательство, которое брал на себя. А вех было много, события разные происходили. Случались размывы. Петербург ведь где стоит – на болоте и на размывах. И проходка размыва – это большое искусство, которым никто, кроме петербургских метростроителей, не владеет, да и не сталкивался никогда. А мы неоднократно эти размывы пересекали. Только на моей практике их было три. Правильнее назвать это не победой, а достижением инженерной и технической мысли всего коллектива.
– Вы работаете в Метрострое более 55 лет. Как изменилась за это время организация в техническом плане? Каковы самые значимые достижения?
– Когда я, еще будучи студентом ЛИИЖТ, пришел на Метрострой на практику и работал в бригаде Поворова и Сухова, я увидел, насколько тяжелый труд у метростроевцев. Я удивлялся: как можно так самоотверженно работать? Из инструментов только отбойный молоток, лопата и транспортер. Не было даже погрузочных машин в те времена. И вот тогда я себе сказал: если я буду заниматься этим делом, то самое главное – это облегчить тяжелый физический труд. Я без пафоса говорю, так и было. Сейчас ведь не заставишь никого так работать, так пахать.
То, что было внедрено за это время – это фантастика. Мы лидеры у нас в России, я считаю, и не отстаем от зарубежных передовых организаций по внедрению технического прогресса. Механизация проходки перегонных тоннелей – первые механизированные щиты – изначально появилась именно в Ленинграде на Кировском заводе. Их так и называли – ленинградские щиты. Затем их значительно усовершенствовали на Ясиноватском заводе. И поставили мировой рекорд скоростной проходки, прошли 1250 м за 30 дней. Эти щиты до сих вносят свой вклад в строительство нашего метро. Сегодня следующий шаг – щиты Скуратовского опытно-экспериментального завода.
Обжатая на породу обделка где начала внедряться? В Ленинграде, на Метрострое, я лично участвовал в этом. До этого сколько «посажено» было станций, сколько домов повредилось на поверхности… А с обжатой на породу обделкой все это ушло в прошлое, осадки дневной поверхности были минимизированы, и появилась возможность безопасно идти под центром города. Если бы не эта технология, мы бы никогда не построили линию в 22 м от Адмиралтейства. Никто бы не рискнул. Раньше под Невой проходили только в кессоне, в сумасшедших условиях. Я работал в кессонах, знаю, что это такое. С обделкой, обжатой в породу, количество кессонов значительно сократилось, применяли только в крайних случаях.
Односводчатые станции первые появились в Петербурге. Я вместе с Горышиным Владимиром Всеволодовичем, директором Ленметростроя тогда, поехал во Францию. Посмотрели мы, как французы строят станцию «Этуаль». Но она-то открытым способом сооружалась, а у нас 70 м глубиной «Площадь Мужества» была. Спустя какое-то время приезжали к нам опять французы, цокали языком, когда видели, что мы сделали с их обделкой. Они не могли себе представить, что такое можно сделать на такой глубине. Да и многие специалисты, приезжающие к нам, поражаются тому, что мы делаем. Особенно двухъярусной односводчатой станции «Спортивная». Такой точно во всем мире нет.
Двухпутные тоннели – тоже мы первые на постсоветском пространстве реализовали. Потом уже москвичи подхватили. Наклонный ход с помощью ТПМК (тоннелепроходческого механизированного комплекса) успешно соорудили – тоже мы. Разработали эту машину совместно с немецким заводом Herrenknecht и успешно прошли уже три наклона. В том числе на «Адмиралтейской», где проходка велась без расселения примыкающих к площадке зданий. Разве можно было себе представить раньше такое? Нет, пришлось бы не только расселять, но и сносить. Но наша машина и наша технология позволили избежать этого.
Сейчас внедряем механизированную проходку вертикальных стволов. Технология не нова, но оборудование у нас отечественное, тот же Скуратовский завод поставляет. Первый ствол уже соорудили. Есть наработки по еще одной машине – для проходки подземных пешеходных переходов, которая позволит строить их и под железнодорожными путями, и под автодорогами, и делать это без прекращения движения транспорта.
Конечно, все эти новинки создавались при участии не только Метростроя, но и проектного института, ЛИИЖТ. Но основная инициатива шла именно от строителей и поддержана была всеми. Институт «Ленметрогипротранс» всегда откликался мгновенно. Ледяев Александр Петрович, руководитель кафедры «Мосты и тоннели» ЛИИЖТ, делал техническое сопровождение многих проектов. Там же по его инициативе была создана лаборатория. Именно в ней односводчатую станцию мы сначала смоделировали, провели испытание на нагрузки, и только убедившись, что расчеты верные, приступили непосредственно к строительству.
– Метрострой создан еще до войны, в январе 1941-го. Чем занималась организация в военное время?
– В день объявления войны, 22 июня 1941 года, весь десятитысячный коллектив метростроевцев был мобилизован и направлен на сооружение оборонительных сооружений вокруг Ленинграда. Строительство метро, конечно, прекратилось, шахты, которые уже успели построить, затопили. Метрострой, тогда носивший название Строительство № 5 НКПС, очень много сделал для защиты нашего города. Всю войну прошли вместе с городом. Строили ДОТы, ДЗОТы, копали окопы. Особая страница – это осуществление танковой переправы на Невский пятачок в районе Дубровки. Под постоянными обстрелами, в голоде и холоде все это осуществлялось. Но продолжали выполнять задания военного фронта. Строили Дорогу жизни, порты в Осиновце и Кобоне, через которые осуществлялись эвакуация ленинградцев и поставка грузов в блокадный город. Потом были десятки километров железных дорог, в том числе трагичная Дорога Победы. Трагичная – потому что прекрасно просматривалась противником и постоянно обстреливалась. Страшно подумать, сколько людей там погибло. Свайно-ледовые эстакады, низководные мосты через Неву на пути с Большой земли в Ленинград. Построили 12 угольных шахт в Комарово, благодаря чему город снабжался углем во время блокады. После снятия блокады участвовали в восстановлении города: заводов, железнодорожных станций, домов. Метростроевцы внесли огромный вклад в защиту города. Кто еще может из строительных организаций похвастаться, что защищал город во время войны? Это судьба такая у Метростроя. Мы едины с городом, мы кровь за него пролили. И хотелось бы, чтобы руководители города всегда помнили об этом и в трудные моменты поддерживали и сохраняли Метрострой.
Реализация будущих масштабных проектов возможна только после совершенствования законодательства, оптимизации работы на всех стадиях проектирования и строительства и при усилении контроля со стороны государства, считает первый заместитель министра строительства и жилищно-коммунального хозяйства Российской Федерации Леонид Ставицкий.
В Петербурге продолжается строительство «Судебного квартала» – проект подразумевает переезд служителей Фемиды из Москвы в Северную столицу. Строительство идет в самом центре города, на участке, ранее предназначавшемся для «Набережной Европы». Леонид Ставицкий в ходе рабочей поездки проинспектировал реализацию проекта.
– Леонид Оскарович, выдерживает ли «Судебный квартал» заявленные темпы работ? Каковы прогнозы по срокам ввода объекта в эксплуатацию?
– Основная сложность реализации «Судебного квартала» в том, что он строится в историческом центре города. Отсюда вытекают стесненность, сложная логистика. Это требует особого подхода во всем, начиная от проектирования и заканчивая организацией строительства.
Второй проблемный момент – некачественно проведенные изыскания, что обусловило необходимость корректировки проекта. Ранее на этом участке находились подлежащие сносу здания, документация по фундаментам которых отсутствовала. Обследование проводили без архивных данных, к задаче отнеслись поверхностно. На исправление ошибок потребуется время. Первоначально «Судебный квартал» планировалось закончить в 2020 году. По причинам, о которых я уже сказал, вероятно, сроки будут сдвинуты на полгода.
Вместе с тем, «Судебный квартал» – важный для страны и города объект, он находится на контроле Правительства Российской Федерации. Мы приложим все усилия для того, чтобы он был завершен в максимально короткие сроки.
– Вы возглавляли Рабочую группу по контролю за вводом в эксплуатацию стадионов к Чемпионату мира по футболу – 2018. Как Вы охарактеризуете подготовку объектов, их качество?
– Была проделана огромная работа. Масштаб ее сопоставим с подготовкой к Олимпиаде. Создавались не только строительные объекты, но и дорожная, транспортная, инженерная инфраструктура, проводилось комплексное благоустройство. На развитие регионов были выделены значительные средства.
Непосредственно к работе над спортобъектами Минстрой России подключился два года назад, была создана Рабочая группа, которая занялась координацией и контролем реализации этих проектов. И сегодня мы все видим результат – введены в эксплуатацию великолепные стадионы.
Строительство некоторых из них шло достаточно сложно, мы все об этом знаем. Эти проблемы, на мой взгляд, связаны в первую очередь с несовершенством законодательства и системы управления проектами, что впоследствии создает необходимость решать вопросы «в ручном режиме».
Программа подготовки к ЧМ-2018 показала низкий уровень выполнения технической части заданий на проектирование объектов, слабую работу служб заказчика, проектных организаций. Это приходилось компенсировать правительственными поручениями. Подчас необходимо было принимать неординарные решения, и это стало возможным только благодаря гибкой позиции правительства страны, а именно вице-премьера Виталия Леонтьевича Мутко, который нес на себе основной груз ответственности за подготовку к ЧМ-2018.
Все мы помним, с каким надрывом сдавалась «Санкт-Петербург Арена». Правительству города пришлось принять принципиальное решение о смене генподрядчика. Особенно сложным было возведение арены в Самаре. Там полет фантазии архитекторов вылился в сложнейшие технические и конструктивные решения, которые отразились на ходе работ.
Получен колоссальный опыт, и из него нужно сделать выводы. В будущем нам предстоят грандиозные стройки, которые сейчас только проектируются. Для их успешной реализации необходимо корректировать законодательство, оптимизировать работы на всех стадиях проектирования и строительства, усиливать контроль со стороны государства. Работать с надрывом и через «подвиги» надо прекращать.
– Вы указали, что подготовка к ЧМ-2018 показала слабую работу служб заказчика и проектных организаций. Какие конкретные пути улучшения работы этих организаций Вы видите?
– В последние годы строительством занимаются все кому не лень, при различных ведомствах созданы управления капстроительства. Однако центр компетенции в части реализации этих проектов должен находиться в совсем другом месте, это дело профессиональных организаций. Говорить о сложившемся рынке услуг, связанных со службой заказчика, рано. Конкурентной среды пока не сложилось. Сейчас это вопрос контроля и регулирования, особенно когда речь идет о бюджетных объектах и целевых программах.
Контроль, как мы все понимаем, нужен не ради самой идеи контроля государства за любой частной инициативой, но как средство защиты публичных интересов, обеспечения безопасности и эффективности строительства и последующей эксплуатации созданных объектов. Это барьер для некачественной экспертизы и отсутствия прямой ответственности. Низкий уровень технической части заданий на проектирование влечет по два-три захода в экспертизу с корректировкой. Это говорит о сегодняшнем уровне наших проектных организаций.
Поэтому сегодня единственно правильное решение – усиливать роль экспертизы, ужесточать контроль. Качество экспертизы также должно повышаться, для чего необходимо выработать высокие стандарты и совершенствовать механизм аттестации экспертов. При этом региональные экспертизы и представители негосударственного сектора должны брать пример с Главгосэкспертизы России, где работают лучшие эксперты.
И, повторюсь, надо все приводить во взвешенную систему. Понятийно или регулирующими постановлениями проблему не решить. На мой взгляд, прямая ответственность – это единственная мера, которая поставит все на свои места.
– Как в дальнейшем регионы будут использовать инфраструктуру ЧМ-2018?
– Этот вопрос не совсем по адресу, но, на мой взгляд, многое будет зависеть от способностей и таланта региональных руководителей и их команд. Не скрою, для таких относительно небольших городов, как Калининград, Саранск, содержание крупных спортивных объектов – достаточно непростая задача. Но есть прекрасные примеры – стадион в Краснодаре, который уже стал излюбленным местом времяпровождения всех горожан. Создана спортивная школа для детей, организованы спортивно-развлекательные мероприятия для взрослых. Сам по себе стадион не живет, это вопрос продуманной эксплуатации.
– 2018 год отмечен завершением ряда крупных строительных проектов по всей стране: спортивных сооружений к ЧМ-2018, Керченского моста. Вы упомянули грядущие крупные стройки. Какие из них, на Ваш взгляд, будут реализованы?
– Принципиальных решений пока не принято, но реализация целого ряда важных для страны проектов активно обсуждается. Это мост на Сахалин, тоннель под Севастопольской бухтой, проект «Арктик СПГ-2», судоверфь «Звезда» в Приморье, нефтехимический комплекс в порту Находка и др. «Майским указом» Президента России поставлена масштабная задача по жилищному строительству – 120 млн кв. м в год. Она потребует земельных, энергетических, водных ресурсов, решения вопроса трудоустройства людей. Она носит не только отраслевой характер, это глобальная социальная задача, решение которой потребует системного подхода.
Традиционно острая тема дефицита соцобъектов в Ленобласти вышла на новый виток скандала – застройщики обвиняют правительство региона в невыкупе введенных в эксплуатацию детских садов. Заместитель председателя Правительства Ленобласти Михаил Москвин считает, что вопрос – почему не купили? – нужно переформулировать и задать самим застройщикам: почему не продали?
– Михаил Иванович, этим летом СМИ и жители новостроек обсуждали открытие продуктового магазина в Мурино в помещении детского сада. Как это произошло?
– Губернатор Александр Дрозденко охарактеризовал эту ситуацию емко: «афера». В конце августа Госстройнадзор и прокуратура провели выездную проверку помещения, которое было сдано вместе с домом и продано застройщиком с назначением «Детское дошкольное учреждение на 100 мест». Там открыли магазин «Верный», но по документам это все еще детский сад. Никакого перепрофилирования дошкольного учреждения не было, собственник просто нарушил закон. В таких случаях должны действовать силовые и правоохранительные органы. Прокуратура области готовит предписание собственнику на приведение в соответствие фактического использования помещения и его назначения. Это процесс не быстрый, но мы доведем его до конца, и у нас есть намерение разобраться с каждым таким случаем.
– Насколько я знаю, застройщик хотел видеть этот детский сад частным. В этом случае нет ли нарушения закона? Соблюдаются ли при открытии частных садов в новых районах гарантии доступа детей к дошкольному образованию?
– Давайте разделим Ваш вопрос на две составляющих. С точки зрения буквы закона, проекты комплексного освоения территории, например, в Мурино, Кудрово, Девяткино, должны быть обеспечены социальными объектами. Статья 46 Градостроительного кодекса РФ регулирует эти отношения во всей стране, в Ленинградской области местные Региональные нормативы (РНГП) устанавливают норматив детских дошкольных учреждений в 60 мест на 1 тыс. человек. Мы заставляем застройщиков неукоснительно соблюдать эти нормы. Дома в проектах комплексного освоения возводятся вместе с инфраструктурой. Для Мурино это утверждение имеет буквальный смысл, так как все сады встроены в дома. Но ни один из перечисленных мною нормативных актов не говорит про форму собственности новых детских садов в пределах проектов КОТ, сказано только, что эти сады должны быть. Застройщик сам решает, делать частным или государственным сад, который он построил на своей земле и за свои деньги. Нарушения закона в открытии частных детских садов в частных проектах жилых комплексов нет.
– А как быть с социальными гарантиями государства?
– Это вторая грань проблемы. В идеале мы стремимся к тому, чтобы все детские сады, положенные в новых районах по РНГП, стали бы государственными – так и происходит, кстати, при девелопменте на муниципальных землях. Мы можем работать с застройщиками в этом направлении или кнутом, или пряником. Если применять только кнут — отбирать детские сады в нашу собственность, то строительство остановится вообще.
– Вашим «пряником» является программа «Социальные объекты в обмен на налоги», по которой администрация должна выкупать построенные за частные средства детские сады за счет уплаченных застройщиком налогов? Ее сейчас активно критикуют застройщики.
– Почему же они тогда в ней участвуют? У нас 41 соглашение, по которому должны быть построены 123 детских сада и 42 школы. Я знаю, что основная претензия к нам заключается в том, что область-де не выкупает введенные детсады. Более того, застройщики и объясняют своим покупателям появление именно частных детских садов тем, что администрация области не раскошеливается. Это очень удобно – при заключении сделки ДДУ застройщик обещает государственный детский сад, а потом говорит – простите, у меня не выкупила страна, тут будет частный сад. Или магазин.
– А как на самом деле?
– Я считаю важным подчеркнуть две вещи: застройщик самостоятельно принимает решение о выкупе объекта государством с пользой для своих клиентов или о продаже садика знакомым или родственникам для открытия частного детского сада с пользой для себя. Во-вторых, мы никогда не отказывали ни одному застройщику во включении их объектов в нашу программу. Если компания хочет заключить соглашение о выкупе детского сада, мы заключаем, если нет, то мы не можем его обязать – это превышение должностных полномочий.
– Так вы выкупаете?
– Да. Но не все и не сразу. С начала программы построено 26 детских садов и 6 школ. Мы уже выкупили 11 детских садов на сумму 1,2 млрд рублей и 4 школы, 10 детсадов переданы в муниципальное пользование и работают как государственные, мы включаем их в программу покупки. Остальные сейчас на стадии передачи в государственную собственность.
– Поэтому и появляются частные детские сады.
– По сравнению с общим объемом введенных государственных садов коммерческих немного, мы не учитываем «квартирные» детсады. В Мурино мы знаем о четырех таких учреждениях: два детсада работают, еще два помещения пока стоят пустые – у Setl City пока никто их не купил. Подчеркну, эти объекты никогда не были включены застройщиком в программу выкупа, они изначально планировались коммерческими, но, безусловно, их ввод в качестве платных не сокращает очередь из детей.
Люди приходят к нам и спрашивают, почему мы не купили. Нужно переформулировать вопрос и задать его застройщику – почему они нам не продали? Строитель хочет выжать максимум из своего проекта, это понятно. Но у нас есть лимиты. Например, мы не можем выкупать коммерческие помещения по цене выше 100 тыс. рублей за квадратный метр или детские сады дороже 800 тыс. за место – это нормативы Минстроя РФ. А застройщики хотят по 150 тыс. рублей и 1 млн соответственно. Но торговаться с нами бессмысленно, мы не можем выделить больше средств на выкуп: к нам придет прокуратура, и сделка будет признана ничтожной. Мы и так закладываем максимально возможные суммы – до конца года мы планируем выделить из областного бюджета 1,37 млрд рублей на выкуп, 140 млн даст местный бюджет.
– Этого не хватит на всех.
– Есть такая хорошая поговорка – жадность рождает бедность. Ситуация выглядит так: застройщик не передал государству детский сад или амбулаторию, сделал объект частным или вообще не открыл, а в помещении появился магазин. Это сразу появилось в СМИ, в соцсетях. Покупатель видит, что в Мурино, Кудрово ему придется еще платить за доступ к образованию и здравоохранению, и вкладывает свои деньги в квартиры в других локациях. Люди теперь смотрят не только на цену квадратного метра, но и на стоимость эксплуатации квартиры и объем дополнительных расходов. Я вижу прямую связь падения продаж в новостройках области с этими манипуляциями с помещениями. Застройщики очень недальновидно зарабатывают на продаже садов в частные руки десятки миллионов рублей, но теряют сотни из-за непроданных квартир. Эта простая мысль должна дойти до наших застройщиков, и они должны принять экономически выверенное решение с учетом всех факторов рынка.
– Сады, заявленные как коммерческие, еще возможно включить в программу выкупа?
– Разумеется. Более того, мы привлечем к обсуждению этого процесса жителей новых районов. Вместе с членами Совета новостроек мы планируем искать возможности для компромисса по объектам, которые предполагаются частными. И тут мы надеемся на помощь жителей с активной гражданской позицией.