Юрий Шевчук: «На вопрос о целесообразности намыва ответа нет ни у бизнеса, ни у власти»
Председатель Северо-Западной межрегиональной общественной экологической организации «Зеленый Крест» Юрий Шевчук рассказал корреспонденту «Строительного Еженедельника» о многолетней экспансии Петербурга на акваторию Финского залива и превалировании экономических интересов над вопросами сохранения окружающей среды.
– Создание намывных территорий – это современный феномен?
– Отнюдь, о намыве в том или ином виде можно говорить с момента создания города в дельте Невы Петром I. С момента начала активной градостроительной деятельности было зафиксировано строительство различного рода искусственных укреплений на Невской губе, которые так или иначе были связаны с созданием новых частей суши. В качестве примера могу привести те же форты, которые были призваны быть первым рубежом обороны города. Всего было создано 12 фортов. Форты создавались на искусственных островах – зимой на мелководье завозились специальные коробы с землей и камнями и ставились на лед. Когда лед таял, короб опускался на дно и становился основой будущего укрепления. Кроме того, солдаты забивали бревна, которые не доходили до поверхности, были невидимы с борта и представляли большую угрозу для шведских кораблей. Таким образом, активная застройка и вмешательство в акваторию Невской губы ведется уже более 300 лет. Город постепенно превратил Невскую губу в свой техногенный водоем. Это усугубилось строительством дамбы – по сути, нескольких искусственных островов, соединенных мостами и тоннелями.
– Как повлияло на экосистему это техногенное вмешательство?
– Сейчас ведется много споров по этому поводу. Одни говорят, что намыв пагубно влияет на экосистему залива, другие говорят, что влияние есть, но несильное. На мой взгляд, определенное негативное влияние, будь то снижение популяции корюшки и рачков, все это имеет место. Но если вы меня спросите, можно ли сделать намыв так, чтобы негативного воздействия не было, я скажу, что, разумеется, можно. Те же участки в Кронштадте намывались без таких последствий. При этом все ученые сходятся в одном: Невская губа как искусственный водоем без заботы человека просто погибнет. Мы должны прилагать огромные усилия, чтобы поддерживать водоем в хорошем состоянии. Признаю, что сейчас есть попытки двигаться в этом направлении. Например, манипуляции с затворами дамбы, чтобы, впуская длинную волну, очистить водоем. Сегодня всем понятно, что если бросить это дело на самотек, ничего хорошего для всей акватории залива не будет. Кроме того, тут есть и еще один объективный фактор. Нева – это достаточно молодая река, по сути, даже не река, а протока между Ладогой и Балтикой, образовавшаяся 2-3 тыс. лет назад. Любая река рано или поздно «накидывает» песок и камни и образует дельту. Так вот те острова, на которых расположился город – это не дельта Невы, а просто возвышенности, на которых отстроился город, а собственную дельту Неве еще предстоит создать. Получается, что новая дельта возникнет на месте нынешних отмелей Невской губы примерно через тысячу лет, побережье залива в течение этого времени будет постепенно мельчать. И в будущем в акватории Невы неминуемо будут появляться новые естественные острова. В итоге мы получаем техногенный процесс намыва территорий, который сегодня ведется в городе, с одной стороны, и естественный процесс обмеления и образования островов на месте отмелей, с другой. И совершенно непонятно, как эти процессы будут друг на друга влиять. Это большой научный вопрос.
– Есть ли влияние на окружающую среду от реализации первого крупного проекта намыва – «Морского фасада»? И можно ли каким-то образом минимизировать ущерб от этих работ?
– При намыве новых территорий на Васильевском острове, прежде всего, был зафиксирован огромный «хвост» мутной взвеси от проведения дноуглубительных работ. Он пошел в сторону залива – это было видно по снимкам из космоса. Кроме того, насколько я знаю, инвестор выплачивал какие-то компенсации в Росрыболовство за сокращение популяции рыб в заливе. Но по большому счету, сделать намыв без вреда для окружающей среды можно, за рубежом такие проекты реализовывались. Но будут ли это делать у нас? Скорее всего, нет. У нас проще заплатить деньги за причиненный ущерб, чем заморачиваться с природозащитными технологиями – ставить специальные насосы, «ловить» взвесь и т. д. Я не стану утверждать, что намыв – это экологическая катастрофа. Это не так. Но другой вопрос – а зачем вообще намывать и строить на намыве? У нас и так экологическая ситуация на заливе на пределе, так зачем же усугублять ситуацию? Понятно, что это выгодно инвестору. Но получается, что выгода небольшой группы лиц превалирует над выгодой большинства и над здравым смыслом. Мы ухудшаем качество не только экологии, но и качество жизни других людей. Ведь от этого страдают и жители Васильевского острова, которые когда-то думали, что будут жить с видом на залив, а теперь видят в окно разворачивающуюся стройку.
– Девелоперское сообщество часто жалуется на отсутствие в городе хороших земельных пятен.
– Я с таким доводом не согласен. Если взглянете на карту города, вокруг исторического центра есть огромный пояс промышленных объектов. Ведь многие застройщики сегодня идут по пути редевелопмента промышленности и создают там комфортную жилую среду. Да, конечно, в этих районах вида на море не будет, придется строить социальную инфраструктуру, которой нет в заводских районах, но это перспективный путь. На Васильевском острове необходимость намыва еще более-менее понятна. Там нужно строить ЗСД, транспортную сеть. Да и заказ на намыв исходил, скорее, от Смольного – команде Валентины Матвиенко захотелось новый красивый пассажирский порт. Инвесторы «взяли под козырек» и радостно побежали исполнять. А проект намыва в Сестрорецке вообще бессмысленный. Сейчас Смольный планирует развитие территорий города. Но зачем вообще планировать создание искусственных территорий на акватории? Это надо как-то обосновать, а нормального обоснования экспансии строителей на Невскую губу до сих пор никто не представил. Делают, потому что могут сделать, и все тут.
– Каковы перспективы развития намывных территорий? Реальны ли опасения, что однажды залив «закатают в асфальт»?
– Могу с уверенностью сказать, что Финский залив будет мелеть и рано или поздно весь будет в естественных островах. Если мы не будем мешать этому процессу. К сожалению, я не знаю, как будет развиваться жилищное строительство в Петербурге, соответственно, не могу дать прогноз по новым порывам строителей на воды залива. Но спрос на жилье растет, растут и аппетиты строителей. Разумеется, людей влечет хороший вид на море. Но я считаю, что на такой территории просто опасно жить. У нас нередки зимние и осенние штормы. Я не буду говорить о влиянии порывов ветра на технические сооружения, но на здоровье людей это повлияет точно. Жителей будет продувать, они будут склонны к болезням. Заболеваемость там будет выше, несмотря на более чистый воздух. Летом здесь в жаркую погоду будет очень душно. Дышать будет невозможно, а если еще и залив загниет…
Анатолий Молчанов, главный инженер Санкт-Петербургского института «Атомэнергопроект» (СПбАЭП), рассказал корреспонденту газеты «Строительный Еженедельник» Лидии Горборуковой об особенностях рынка проектирования атомных энергообъектов и современных системах безопасности АЭС.
– Активно ли сегодня развивается атомная энергетика в России и мире?
– Портфель заказов, который есть у института, лишний раз подтверждает, что у атомной энергетики как в России, так и в мире в целом хорошие перспективы. В России сегодня строится 11 атомных реакторов. Санкт-Петербургский «Атомэнергопроект» работает по проекту ЛАЭС-2, четвертому энергоблоку Белоярской АЭС – БН-800 (реактор на быстрых нейтронах), который в нынешнем году будет выходить на этап физического пуска. Институт также ведет проектирование первой Белорусской АЭС в Островце. Нашим традиционным партнером является Китай, где первые два энергоблока Тяньваньской АЭС, построенной по нашему проекту, уже пять лет находятся в эксплуатации. Сейчас идет сооружение еще двух энергоблоков. Активно развивается атомная энергетика у нашего ближайшего соседа – Финляндии, где мы также предполагаем вести проектные работы. Кроме этого, наш институт является генпроектировщиком MIR.1200 – проекта, представленного Российско-чешским консорциумом на тендер по достройке АЭС «Темелин» в Чехии.
– Насколько насыщен российский рынок компаний, проектирующих атомные станции?
– Вообще игроков рынка проектирования атомных объектов в России можно пересчитать по пальцам одной руки. В России сложился устойчивый триумвират компаний, которые выступают генеральными проектировщиками. Существует три института «Атомэнергопроект» – в Москве, Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде. Плюс ОАО «Головной институт ВНИИПИЭТ», расположенный в Санкт-Петербурге. Однако пока он большими промышленными объектами не занимается, но тем не менее «среднюю» энергетику проектирует. В качестве разработчиков реакторной установки ВВЭР (водо-водяной энергетический реактор) традиционно выступают ОКБ «Гидропресс» из Подольска и Курчатовский институт. Разработкой реакторов на быстрых нейтронах занимаются ОАО «ОКБМ Африкантов» в Нижнем Новгороде и Физико-энергетический институт им. А.И. Лейпунского в Обнинске.
Но даже на этом узком рынке происходят изменения. Уже в течение года идет процесс слияния двух структур – ОАО «Головной институт ВНИИПИЭТ» и нашего института.
– Что повлечет за собой появление на рынке новой структуры?
– Слияние двух крупных проектных институтов было продиктовано желанием Росатома создать на Северо-Западе очень мощное проектное подразделение атомной отрасли. ОАО «СПбАЭП» станет филиалом головного института «ВНИИПИЭТ». В конечном итоге у объединенного предприятия появится новое название, над которым мы сейчас думаем.
Если мы занимаемся исключительно гражданской энергетикой, то ВНИИПИЭТ работает и на оборонную отрасль. Объединение в первую очередь позволит нам расширить компетенции. Плюс слияние даст нам возможность привлечь дополнительные ресурсы. В конце июня слияние предприятий завершится.
Несмотря на малое количество игроков, конкуренция на рынке проектирования атомных объектов есть. Она особенно проявляется при участии в крупных тендерах и конкурсах. Каждый из проектных институтов имеет специфику и по ряду проектных работ привлекает субподрядные организации. Вот тут разворачивается активная конкурентная борьба. Мы тоже привлекаем подрядные компании, да и сами по некоторым объектам работаем как субподрядчики. Например, по гидротехническим работам.
– Сколько стоит создание проекта атомного энергоблока?
– Полное сооружение АЭС из двух энергоблоков мощностью 1200 МВт каждый от стадии изыскательских работ, проекта и до ввода в эксплуатацию составляет около 230-240 млрд рублей. Порядка 7% от этой суммы приходится на проектирование. Первый энергоблок, как правило, имеет более высокую стоимость. Это связано с тем, что есть множество вспомогательных систем, которые вводятся вместе с ним, а второй блок подключается к уже готовой инфраструктуре и не требует дополнительных затрат. Необходимо отметить, что на цену значительно влияют вопросы безопасности, экологии.
Любая парогазовая установка с точки зрения сооружения и затрат будет проще и дешевле – она окупит себя лет за 5-7 лет, а атомная станция – за 10-15 лет. Но экономический эффект достигается именно в процессе эксплуатации.
– Сколько времени проектируется атомная станция? Можно ли заложить в проекте атомной станции возможность ее роста?
– Проектирование атомной станции длится около 5-6 лет. Первые три года ведется подготовка технического проекта, потом начинается строительство, и параллельно выпускается рабочая документация. В технический проект мы закладываем тип оборудования по прошлому опыту, но когда в процессе закупок выбирается конкретное оборудование, в проект вносятся изменения.
Мы заявляем, что срок эксплуатации атомной станции – 60 лет. Можно говорить о продлении срока эксплуатации атомной станции после проведения ревизии основного оборудования. Сейчас подобные процедуры происходят на многих энергоблоках в России – на Кольской АЭС, Ленинградской АЭС. Увеличение мощности энергоблока возможно в пределах 4-5%. Например, увеличение топливной компании с одного года до полутора лет существенно улучшает коэффициент использования установленной мощности. Но глобально нарастить мощность АЭС можно только с вводом новых энергоблоков.
– Чем дальше развивается отрасль, тем больше внимания уделяется безопасности атомных станций. Какие инновационные технологии появились за последние годы?
– Эволюция технологий по обеспечению безопасности происходит на разных уровнях. Во-первых, постоянно совершенствуется топливная составляющая – конструкции топливных таблеток становятся более надежными. Во-вторых, есть непосредственно реакторная установка – корпус реактора, насосы, парогенераторы, которые совершенствуются и по технологии, и по материалам.
В чем как таковая проблема с безопасностью атомной станции? Заглушить ядерную реакцию несложно. Можно это сделать специальными стержнями или ввести жидкий поглотитель. Но существуют остаточные тепловыделения, и если не обеспечить отвод тепла, можно получить неприятности. На АЭС Фукусима-1 цунами сбило генераторные установки, а без электричества насосы не работали, и значит, было нечем отводить остаточное тепло.
Поэтому помимо активных систем безопасности, работающих от электроэнергии, следует предусматривать в проекте и пассивные системы безопасности. Сейчас все наши проекты обеспечены такими системами. Их действие основано на законах физики и происходит естественным образом. Это и есть прогресс в системах безопасности – сочетание активных и пассивных систем.
Современной атомной станции не страшно даже падение небольшого метеорита. Конструкция энергоблока имеет двойную защитную оболочку. Внутренняя оболочка защищает от выхода наружу радиоактивных веществ, а внешняя является своеобразной броней от внешних воздействий – торнадо, ураганов, падения самолетов и т. д.
Но по целевым показателям вероятностного анализа безопасности, который обязательно проводится при разработке проекта, плавление активной зоны может случиться не чаще, чем один раз в миллион лет, а выброс радиоактивности с современной АЭС – еще реже.
Банки остаются одними из самых крупных собственников объектов недвижимости. Объем непрофильных активов по‑прежнему велик. Руководитель экспертного совета Гильдии управляющих и девелоперов по капитализации активов финансовых институтов, президент компании GVA Sawyer Вера Сецкая в интервью «Строительному Еженедельнику» рассказала о перспективах работы с непрофильными активами банков.
– Центробанк оценивает залоговое имущество на балансах российских банков более чем в 20 трлн рублей. Какую долю, по вашим оценкам, в общем объеме составляют объекты недвижимости?
– Недвижимость – один из самых распространенных предметов обеспечения банковских кредитов, поэтому в портфеле непрофильных активов она до кризиса 2008 года занимала 70%. Если говорить о двадцатке крупнейших банков, то более трети приходится на объекты коммерческой недвижимости, почти пятая часть на жилье, остальное – участки и разного рода имущественные комплексы.
– Создается впечатление, что крупные банки в этом году активизировались в части реализации имущества.
– Сразу после кризиса первостепенной задачей банков стала реализация залогового имущества, в том числе и недвижимости. Естественно, продавались только достаточно качественные объекты, и хотя в ряде сделок и наблюдался дисконт, банки в целом пытались приблизить стоимость продажи к залоговой. В результате остались либо в принципе некачественные активы, либо те, реализация которых по приемлемой цене требовала основательной проработки. Большинство банков приняли решение сделать эту работу сами, набрав в штат нужных специалистов или за счет уже существующих собственных профильных подразделений. В течение последующих лет процесс реализации активов на рынке продолжился, сделки проходили по приемлемой для банков цене, но ряд активов, не имеющих перспектив, был списан.
– Повышение требований ЦБ к резервам под непрофильные активы способствует реализации непрофильных активов?
– Безусловно. Но справедливости ради нужно сказать, что большинство банков уже вывели такие активы с баланса и упаковали, например, в ЗПИФы. Альтернативно при банках создавались коммерческие структуры, на баланс которых выводились объекты.
– Управлять непрофильными активами российские банки научились?
– Управление залогами – непрофильная для банков деятельность. И делать эффективно это получается не у всех. С другой стороны, к настоящему моменту многие кредиторы уже создали аффилированные структуры, которые специализируются на управлении или реализации непрофильных объектов. В Европе работа с залогами складывалась многие годы. Российские банки пока не научились этому в полной мере.
– Привлечение сторонних специалистов не пользовалось спросом?
– Нам, специалистам из сферы недвижимости, казалось абсолютно логичным предложить банкам свои услуги по управлению их непрофильными активами или хотя бы по работе с отдельными из них. Это сугубо профессиональная и специфическая работа, требующая широкого спектра знаний в таких сферах, как маркетинг, технический аудит, бюджетирование, управление процессом проектирования и строительства, брокеридж. Однако, на удивление, широкой поддержки со стороны банков такая инициатива не нашла. По моему мнению, это в большой мере было связано с вопросами внутренней конфиденциальности, а также стремлением банков к максимальному контролю над процессом и максимальной гибкости и скорости принятия решений, что, безусловно, труднее обеспечить в случае, когда в процесс вовлечены сторонние структуры.
– Ситуация и сейчас не изменилась?
– Банки и сейчас, как правило, уверены, что смогут разобраться с доставшимся имуществом быстрее и эффективнее, хотя на деле это не всегда так. Привлечение сторонних специалистов к оценке и управлению залогами может быть оправдано не только с точки зрения качества выполнения этой работы, но по тем затратам, которые банк несет на создание собственной команды специалистов, управлению ее работой и контролю. Актуальность этого вопроса растет с активизацией банков в части предоставления нового финансирования. Теперь подход к оценке залогов со стороны кредиторов стал более осторожным и взвешенным. Банковские структуры приглашают независимых экспертов для юридической, технической, маркетинговой и финансовой оценки будущего залога. Чаще других к услугам сторонних управляющих и консалтинговых компаний прибегают менее крупные коммерческие банки, которые не имеют собственных структур и не видят смысла в их содержании.
– Даже Центробанк решил пополнить штат профессиональных оценщиков.
– У Центробанка свои задачи. Распутать клубок непрофильного имущества непросто. Активы «упакованы» в паевые фонды, перекинуты в аффилированные компании. Между тем Центробанку надо понимать, что сейчас поступает в качестве залогов к банкам. Много споров вызывает завышение банками стоимости непрофильных активов. Это касается как заложенных по кредитам, так и уже перешедших на баланс банков по непогашенным ссудам. Оценки сторонних специалистов и самих банков могут отличаться в два и более раза.
– Есть ли спрос на непрофильные активы? Можно ли отметить преимущества при приобретении таких объектов?
– На активы недвижимости хорошего качества спрос был и будет всегда, и неважно, у кого актив приобретается. Если по какой-то причине банк вдруг хочет «сбросить» актив, и цена выставляется по минимальной рыночной планке, тогда в его приобретении есть неоспоримое преимущество. Однако банки пошли по правильному пути. Там, где это было возможно, вкладывались средства в улучшение качества объектов с целью доведения их стоимости до максимальной возможной на рынке. Объекты достраивались, перепрофилировались, улучшался пул арендаторов, пустующие площади сдавались в аренду. Некоторые выросли в стоимости без каких-либо дополнительных усилий банков. Это, например, земельные участки, стоимость которых увеличилась либо с восстановлением рынка, либо в связи с изменением маркетинговых характеристик. К примеру, так произошло с землей в Новой Москве.
– Есть ли шанс, что в ближайшей перспективе работа с непрофильными активами будет налажена и поставлена на поток?
– Я по-прежнему придерживаюсь точки зрения, что банкам необходима помощь профессионалов в работе с объектами недвижимости. Кстати, практический опыт нашей компании GVA Sawyer показывает, что даже крупные банки, имеющие свои собственные девелоперские структуры, обращаются в отдельных случаях за помощью. Мы так работали с ВТБ и со Сбербанком. Эти случаи были связаны с необходимостью получить либо узкие компетенции, либо с отсутствием возможности у банка работать в определенном регионе. Для менее крупных банков, нанявших в штат двух-трех специалистов, для того чтобы разобраться с непрофильными активами, вопрос еще более актуален. Такая организация работы ведет напрямую к ухудшению качества. Для того чтобы разобраться только с одним активом, требуется профессиональная команда из «узкозаточенных» специалистов, имеющих практический опыт работы, которую банки не хотят и не могут себе позволить. Думаю, что в случае привлечения банками на постоянной основе сторонних профессиональных команд для решения вопросов, связанных с недвижимостью, процесс был бы намного более эффективным, а главное, в результате приводил бы к достижению максимально возможной рыночной стоимости актива и его успешной реализации.