Илья Тычинский: «Новый закон ждем с надеждой»
Система государственного заказа корректируется вместе с переменами в федеральном законодательстве. Оно становится более совершенным и на федеральном, и на областном уровне. Об этом рассказал председатель Комитета государственного заказа Ленинградской области Илья Тычинский.
– В последние годы много говорилось о несовершенстве закона о госзакупках. Вы с этого года перешли на новую систему электронных торгов. Что изменилось на практике? Сказывается ли это на работах в сфере строительства, ремонта, реставрации?
– С точки зрения процедуры проведения торгов – все строительные аукционы стали электронными, так как все строительные работы, весь рынок строительных услуг, как правило, проходил через аукционы. Сказать, что это принципиально изменило ситуацию, нельзя. Аукцион в отношении строительных работ не совсем отражает реалии сегодняшнего дня. По ряду строительных работ торги, на которых фигурирует только один критерий – цена, – не актуальны.
Сейчас вопрос с мертвой точки сдвинулся: есть предложения Минэкономразвития, связанные с разработкой нового закона о федеральной контрактной системе, которой хотят заменить 94-й федеральный закон. Предусматриваются действительно новые способы размещения заказа – двухэтапные торги, торги с предварительной квалификацией, и в том числе это будет относиться к электронному аукциону.
Здесь два мнения: одни считают, что надо вообще вывести строительные работы из аукционного перечня, а другие считают, что это надо оставить в аукционах. По моему мнению, если аукционы станут двухэтапными, причем на первом этапе будут предварительно отбираться организации (исходя из наличия мощностей, опыта, квалификации и т. д.), это вполне допустимо и разумно, в том числе и в электронном виде. Мы уже пришли к тому, что наличие опыта работы в сфере строительства, наличие квалифицированного персонала, материальной базы должны оцениваться дополнительно и иметь определенные преимущества и вес. Конечно, цена должна оставаться одним из основных критериев, но и качественные характеристики, и сроки строительства, и опыт, и квалификация тоже должны оцениваться. Поэтому мы с надеждой ждем принятия этого закона и думаем, что в связи с этим ситуация в строительном секторе изменится.
– Такие предложения ведь неоднократно высказывались и на областном уровне – и от депутатов, и от членов областного правительства. А вы обращались с этим в Москву?
– Мы обращались в Москву через Общероссийский союз профессионалов государственного заказа (они очень серьезно сейчас влияют на разработку федеральной контрактной системы). Мы излагали свою позицию на последнем общероссийском форуме «Госзаказ–2011» в Москве. Мы делали это и через депутатский корпус, и через инициативы, которые направлялись губернатором от субъекта Федерации в Федеральный центр. Мы обсуждали это на уровне полпредства по Северо-Западному федеральному округу. Обсуждали и через саморегулируемые организации строителей и проектировщиков. И все говорили о том, что ситуацию на строительном рынке именно в плане госзаказа, действия 94-го закона надо менять – из-за несовершенства процедуры выбора подрядной организации. Когда во время выбора фигурирует только один вопрос – кто за сколько построит, вопрос о качестве остается в стороне.
Федеральная контрактная система предусматривает ужесточение контроля за исполнением контрактов – и по срокам, и по качеству, – и определенные санкции за недоделки. В случае снижения цены на 20 и более процентов участник обязан представить обоснование данного снижения. И если это ничем не обосновано, а просто фантазии, а еще хуже – непрофессионализм, то уже на начальной стадии понятно, что результат будет плачевным. Эти предложения обсуждались на разных уровнях, и если этот проект будет приниматься, то будет учтен огромный опыт – и положительный, и отрицательный.
– Когда это может произойти?
– По прогнозам – в сентябре-октябре. Принятия этого закона мы вправе ожидать уже в этом году. Единственный вопрос останется со сроками его вступления в силу, но я думаю, что определенные пункты могут и с 1 января 2012 года вступать в силу. Сейчас проект размещен для всеобщего обсуждения на сайте Минэкономразвития.
– А пока вам приходится участвовать, например, в работе комиссии по коррупции.
– В области госзаказа любого направления (и строительная сфера здесь ничем не отличается от других) – мы разделяем три коррупционных составляющих по этапам. Первый – стадия планирования, второй – процедурные вопросы, третий – этап исполнения контракта. Общепризнано, что наименее коррупционным стал второй этап – процедурный, потому что он жестко прописан в 94-м законе, как бы мы его ни критиковали. Анализ наших данных говорит о том, что основной признак коррупционности – число участников. Там, где их мало, понятно, о чем идет речь: либо процедуры «заточены» под конкретных исполнителей, либо документация, условия и сроки таковы, что другие не могут пройти. За 8 месяцев этого года в полтора раза возросло количество участников по всем заказам. Это и общее количество потенциальных участников (оно возросло от 3,5 до 5 тысяч), и количество участников на одну процедуру. Если в 2009 году среднее количество участников на одну процедуру было 1,9, в 2010 году – 2,3, то сейчас уже 2,5. Это серьезный показатель, и мы примерно на 20% превышаем средний показатель по России.
Что касается коррупции на 1-й и 3-й стадиях, то последние поправки в 94-й закон, касающиеся вопросов определения начальной максимальной цены, многие вопросы уже сняли. Появилась обязанность для всех заказчиков составить документацию, (исходя из акта, который определяет порядок и источник формирования цены) и сформировать эту цену, исходя из предусмотренного законом перечня источников. А далее идут моменты, связанные со спецификой размещения заказа именно в Ленобласти: согласно поручениям Губернатора Комитет финансов дополнительно проверяет эту стоимость. И только после этого мы объявляем процедуру, и тогда начальная максимальная цена оказывается обоснованной в соответствии с реалиями сегодняшнего дня и исходя из финансовой ситуации на областном рынке. Таким образом нам удалось снизить коррупциогенную составляющую на 1-й стадии.
Что касается последней стадии, то здесь у Губернатора тоже жесткая позиция. Мы сейчас применяем ряд мер по контролю за исполнением контрактов (как по срокам, так и по качеству). Это связано с обеспечением возможности расторжения контракта, если не будут соблюдены должные сроки и уровень качества. Предусмотрено применение санкций – штрафов, пеней за ненадлежащее исполнение контрактов.
Правоохранительные органы, прокуратура, МВД осуществляют очень действенный и постоянный контроль за госзакупками.
– Года два-три назад много говорилось о срыве строительства ФАПов и о том, чтобы внести подрядчиков в реестр недобросовестных поставщиков. Но пока их в «черных списках» нет.
– Это общероссийский реестр, и его ведет федеральная антимонопольная служба. В соответствии с законом инициативу по включению фирм в этот реестр имеют только заказчики. Ни наш Комитет государственного заказа, ни Комитет финансов, ни другие структуры не могут выступить с этой инициативой.
К сожалению (и Губернатор озабочен этим и недоволен действиями некоторых наших заказчиков), строительство некоторых объектов идет с нарушением графиков, а инициативы со стороны наших заказчиков, застройщиков, Комитета по строительству, Управления по строительству, муниципальных заказчиков почти нет. Я этой сферой занимаюсь в Правительстве уже почти семь лет, но за эти годы были единичные случаи, когда обращались в суд за расторжением контракта и включением фирм в реестр недобросовестных поставщиков. И обращений в ФАС практически тоже нет. А оказать любую помощь в этом, в том числе и в судебных разбирательствах, мы всегда готовы.
Конечно, это работа сложная, и зачастую Комитет по строительству и Управление по строительству идут по иному пути: они пытаются любыми способами заставить подрядчика выполнить свои обязательства, в случае неувязок они предлагают подключить субподрядные организации, но все дело ведут к тому, чтобы контракт был выполнен. Обращение в суд за расторжением контракта – процедура сложная и длительная: надо дождаться решения суда по расторжению контракта, и пока эта процедура идет, нового контракта нет. Надо по новой проводить процедуру, по новой заключать контракт, корректировать прежний проект, вычленять работы, которые выполнены, оплачены, – это довольно длительный и объемный процесс. Поэтому в каждом конкретном случае Комитет по строительству разбирается и принимает наиболее приемлемое для себя решение. Ведь есть и программы региональные и федеральные, и в том числе которые предусматривают сроки финансирования и исполнения.
– Наверное, особенно сложно это при межбюджетных отношениях с муниципальными образованиями. Взять ту запутанную историю со строительством жилого дома в Вознесенье…
– Да, и здесь трудно разобраться, по чьей вине это произошло, так как, с одной стороны, мы все свои условия выполнили, с другой стороны, муниципальному образованию надо было подойти более жестко к условиям контракта, и, наверное, не стоило разрешать этой подрядной организации помимо наших областных денег и задания включать в этот объект собственные интересы. Это понятно: построить трехэтажный с условиями коммерческой продажи ряда квартир интереснее, чем двухэтажный только для исполнительной власти за бюджетные средства – но не нашли покупателей, тех, кто участвовал бы в софинансировании, и в результате мы свои деньги освоили, а дом до конца не достроен. Здесь надо сделать правильные выводы и в будущем более жестко оценивать ситуацию и Комитету по строительству, и муниципальным образованиям.
– Из перемен последнего времени самым ощутимым был, наверное, сдвиг по срокам торгов, в том числе по дорожному строительству, – перенос на более ранние сроки.
– Да. И не только. Из года в год Губернатор Ленинградской области ставил задачу проводить торги, размещать заказы, заключать контракты, не дожидаясь1-го января, а делать это в октябре, ноябре, декабре. Если у исполнителя этих работ появляется определенный зазор по времени в два-три месяца, то он спокойно готовится к выполнению этой работы с точки зрения технических ресурсов: если ему необходима дополнительная техника, он заблаговременно приобретает либо берет технику в аренду, заключает договоры с асфальтобетонными заводами, с щебеночно-песочными карьерами и т. д., комплектует бригады, планирует их использование в течение лета на разных объектах. В предыдущие годы контракты заключались уже в середине года и подрядная организация в авральном режиме комплектовала бригады, находила технику, договаривалась по материалам, – это плохо. В прошлом году у нас была идеальная ситуация: мы многие процедуры объявили (те же дорожно-строительные работы) в ноябре-декабре, а в январе уже получили результат и контракты, а начали работы в апреле-мае, то есть этот запас по срокам был очень хорош. При раннем проведении заказа благодаря экономии есть возможность спланировать, скорректировать программы и повторно провести процедуры на сэкономленные средства. По дорожной отрасли экономия от процедур составила около 200 млн руб. И даже вторую волну процедур мы успеваем провести до мая-июня, то есть до начала основных работ: технику закупить, ремонт провести… Губернатор давно эту задачу ставит, мы давно к этому стремимся, и я надеюсь, что и в этом году мы эту практику продолжим. Думаю, что и по бюджету 2012 года основные торги мы проведем в октябре–декабре, чтобы к Новому году подойти с конкретными контрактами.
Правда, это у нас в основном коснулось объектов дорожной отрасли, а вот в социальной сфере, здравоохранении, соцзащите, образовании ремонтные работы пока не получаются у нас в более ранние сроки. Но мы проводим торги в январе–марте, так как большинство социальных объектов можно ремонтировать в летний период, когда меньше больных в больницах, нет детей в садах, школьников в школах. Стараемся к маю получить контракты.
– И все же: сэкономили – а не было ли это простым демпингом? Работы выполнены?
– В основном. К проблеме демпинга и возможности срыва контрактов мы подходим так: рекомендуем заказчикам все работы, в том числе строительные, разбивать по этапам и предусматривать конкретные результаты на этих этапах, то есть жестко прописывать их по времени. Тогда уже на этих стадиях будет возможность идти по пути расторжения контракта либо применять санкции за его неисполнение, а не дожидаться окончания срока его действия, когда в конце года остается только развести руками. Это позволит не истратить зря деньги, не заплатить их в качестве аванса по работам, которые потом не выполнят (мы сейчас от этого авансирования на 100% ушли). Ведь мы ремонтируем или строим здания по необходимости, и нам в конечном итоге важно, чтобы ремонт прошел, чтобы 1-го сентября дети пошли в отремонтированную школу, а не просто освоить деньги.
– Саморегулирование в строительстве, в смежных отраслях снимает проблему сговоров при торгах – или, наоборот, провоцирует эти сговоры на нынешнем этапе?
– Здесь есть примеры и за, и против. На начальной стадии эта система саморегулирования больше походила на состязания по коммерческим вопросам: кто больше к себе приманит, куда больше вступят и кому больше заплатят взносов. Сегодня ситуация стала меняться: теперь уже в этих организациях стали обращать внимание на то, кто как работает, какую имеет репутацию, потому что эти общественные организации, союзы начинают фигурировать либо в скандалах, либо в положительном опыте. И вопросы саморегулирования, вступления в союзы становятся более актуальными. СРО начинают на себя брать все большую ответственность. Мы, в свою очередь, ставим вопрос о том, чтобы все члены СРО несли друг за друга ответственность. Тогда и заказчикам станет легче работать: если мы сталкиваемся с нерадивой подрядной организацией, субсидиарную или солидарную ответственность за недоделки будет нести СРО, которая выдала ей допуск. И СРО понимает, что не всех надо принимать в свои члены, поскольку есть определенные организации, которые везде срывают контракты. Условия их вступления будут ужесточаться, страховые взносы для них будут иные, и т. д. То есть через опыт это все нормализуется.
Василий Когаловский
В Петербурге принят закон «О границах зон охраны объектов культурного наследия». По словам председателя КГИОП Веры Дементьевой, он является итогом десятилетий работы специалистов по истории архитектуры. Об этом можно догадаться по той детальности, с которой обозначаются границы охранных зон и введенные для них режимы. Предназначение режимов состоит не только в охране силуэта и панорам города, но в некоторых случаях и для того, чтобы обозначить границы исследований, без которых просто невозможно судить о ценности наследия. При этом как раз в той области исследований, которая касается объектов, недоступных нашему взору, границы зон наименее статичны. И именно в этой области яснее всего отражается динамика сменяющих друг друга исторических и архитектурных эпох. Об этом рассказал заведующий сектором архитектурной археологии Государственного Эрмитажа Олег Иоаннисян.
Реабилитация археологии
- В чем вы видите главное преимущество закона «О границах зон охраны объектов культурного наследия»?
- Я считаю, что одно из главных достижений – это включение в закон специального режима на участки археологического слоя. В последние годы эта категория культурного наследия находилась в самом беззащитном состоянии.
В центральной части Петербурга имеются 2 федеральных археологических объекта: Заячий остров – подчеркиваю, не Петропавловская крепость, а вся земля острова, и Ниеншанц (крепость и часть бывшего города Ниена). Но, кроме того, закон фиксирует зоны археологического слоя.
- Они вводятся впервые?
- Археологическое зонирование в Петербурге было впервые установлено в
- А как это должно было делаться?
- Эти земляные работы планировались заранее. Вполне возможно было за 2 года до них провести полноценные археологические раскопки. Если бы речь шла только о замене коммуникаций по старым трассам, было бы достаточно археологического надзора. Но проект благоустройства охватывал очень большую площадь. При этом коммуникации решили проложить не по трассе уже существующих, а по новым путям.
Но главное, что проектная отметка работ была очень глубокой – 1,5-
Кроме того, проведение столь глубоких земляных работ было нарушением не только нашего закона, но и международных конвенций. Помогло то, что средства на работы выделялись Всемирным банком. Когда вопрос об этом был поставлен на Совете Европы, в банке поняли, что от официального заказчика – ФИСП – были переданы неточные данные о характере работ. Это было еще одним обстоятельством, которое нам помогло.
- Археологические объекты, как и все объекты культурного наследия, делятся на федеральные, региональные и местные?
- Нет. Во-первых, все археологические объекты по закону являются федеральными. Во-вторых, объект культурного наследия – здание, сооружение – включается в реестр спустя год после выявления. Между тем, участок археологического слоя становится объектом уже по заключению предварительной экспертизы. Здесь год не нужен, поскольку его можно оперативно раскопать, и слой как объект исчезнет.
Археологический слой (раньше употреблялся термин «культурный слой») – это необратимый объект, который существует до раскопок. Если при раскопках будут выявлены остатки капитальных сооружений, имеющие историческую ценность, они уже сами будут носить признаки объекта, и вот они уже в течение года могут быть включены в реестр культурного наследия. А та земля, которая их окружает, после раскопок ценности иметь не будет.
- То есть после завершения раскопок на Ниеншанце, размер охраняемого объекта будет ограничен остатками оборонительных сооружений, которые там обнаружены?
- Да, это будет уже не пятно, а объект в более четких границах.
- И в этом случае придется вносить изменения в картографическую часть городского закона об охране?
- Да. Но это не придется делать часто: полное археологическое исследование занимает длительное время.
С принятием нового городского закона, наконец, устранены нестыковки между местным и национальным законодательством. Дело в том, что постановление КГИОП было принято до федерального закона №73. И соответственно, там еще был использован старый термин «культурный слой», а объекты и зоны – то есть территории, где вероятно выявление объекта и потому необходимо установление режимов – не были разграничены.
Границы зон устанавливаются на основании данных разведочных исследований. Они в разные годы проводились неоднократно. Сейчас зоны архитектурного слоя (ЗА) имеет статус подзон охранных зон (ОЗ). Именно ОЗ, а не ЗРЗ. Их границы «перекочевали» из постановления
В подзону ЗА1 входят границы петровского Петербурга. Там, где археологический слой уже заведомо разрушен, допускается режим археологического надзора, но если выясняется, что там есть признаки сохранного слоя, то вид спасательных работ из режима надзора немедленно переходит в режим раскопок. Подзона ЗА-2 охватывает более широкую территорию, до Обводного канала. Ее границы установлены по состоянию на грань XVIII и XIX вв. На ней допускается режим надзора, поскольку здесь мы точно не знаемраспространение археологического слоя.
- По каким признакам можно судить о том, что на такой-то территории могут находиться участки археологического слоя? По возрасту поселения?
- Степень защиты зависит не от древности. Археологическим объектом может оказаться и слой XIX в. Главный критерий – сведения о том, что раньше на этом месте было поселение.
Датировку археологического объекта мы, как правило, до исследования четко установить не можем. Так, в Новгороде признаки объекта XI-XII вв. могли быть уничтожены в XVI-XVII вв. Возраст слоя мы можем точно установить лишь в процессе раскопок.
Ответственность и профессионализм
- Градкодекс отменил обязательную археологическую экспертизу при строительных работах. Насколько это обстоятельство повлияло на археологию как отрасль знания?
- Действительно, раньше археологическая экспертиза должна была предшествовать любым земляным работам. В 1990-х гг. академические институты выживали за счет заказов на такие работы по крупным объектам – например, при прокладке газопроводов. Застройщики жаловались даже на «археологический рэкет». Нельзя не признать, что реализация важных объектов действительно тормозилась. Однако при новом законодательстве возникла другая опасность. Историческая наука может многое потерять – в особенности в сельской местности, где на практике об уничтожении археологического объекта может стать известно лишь случайно.
Историческая топография Петербурга, впрочем, достаточно изучена, чтобы с высокой вероятностью предполагать наличие в том или ином месте археологического слоя. Новый закон закрепляет такую возможность. Хотя в периферийных районах ранее просмотренные находки также могут погибнуть.
- Кто может осуществлять археологическую экспертизу?
- Ранее в законе жестко регламентировалось, что для осуществления археологической деятельности необходима лицензия. Однако новое законодательство отменило обязательность лицензирования. То есть формально этим может заниматься кто угодно. Другое дело, признают ли такое экспертное заключение легитимным органы охраны памятников – в случае с федеральным объектом, это Минкультуры и Росохранкультуры.
На практике в Петербурге в случайные руки археологический объект попасть не может. По государственному заказу экспертизу проводит либо Институт археологии (Москва), либо Петербургский институт истории материальной культуры РАН. Часть заказов на экспертизу попадает в Эрмитаж, в особенности в случае разногласий между другими экспертными учреждениями. Так было, в частности, с домом Ломоносова на Васильевском острове. По этому объекту Институт истории материальной культуры РАН сделал заключение о том, что после раскопок этот участок не обладает признаками объекта культурного наследия. Но мы провели повторную экспертизу и установили, что тем сохранилась нижняя часть дома.
- На основании какой экспертизы установлены границы зон охраны в только что принятым законе – частной или государственной?
- Все зоны охраны, которые сейчас нанесены на карту – это зоны, где предварительная экспертиза уже проведена, причем по государственному заказу. Если выясняется, что заключение эксперта не соответствует действительности, он подлежит уголовной ответственности. Это положение никуда не делось из законодательства. Более того, КГИОП ввел порядок, согласно которому заключения историко-культурной экспертизы сопровождаются росписью экспертов о том, что он осведомлен об уголовной ответственности.
- Можно ли полностью исключить коррупционную опасность при применении закона?
- Когда принимается новый закон, кажется, что в нем учтено все, и теперь можно спокойно по нему жить. На самом деле всех обстоятельств никогда не учесть. К примеру, нельзя исключить такую ситуацию: заключается договор с какой-то организацией на выполнение археологических исследований, и те, кто заключает договор, неофициально намекают: мы вам оплатим половину суммы, а вы здесь больше не появляйтесь. Но дело в том, что даже в этом случае эта организация должна будет составить научный отчет. Кроме того, есть такая важная вещь, как репутация. В археологическом сообществе, где все знают всех, фальсификация легко видна, и сразу будет понятно, кто работает профессионально, а кто нет.
- Каким образом?
- Профессионал никогда не спутает кладку первой половины XVIII в. с кладкой второй половины XIX в.
Незаполненные пробелы
- Охранные зоны и зоны регулирования застройки охватывают треть территории города. Могут ли нас ждать неожиданные открытия?
- Бывает так, что ценные объекты просматриваются. Вот на углу Шпалерной и пр. Чернышевского стоит домик. Он попал в перечень вновь выявленных объектов культурного наследия как казарма конца XVIII – начала XIX в. Оказалось, что внутри – особняк княгини Голицыной петровского времени. А цокольный этаж одного из зданий военно-транспортного университета на ул. Глинки, как выяснилось, полностью представляет собой постройку XVIII в.
У нас ведь почти вся информация о памятниках состоит из данных историко-архивных исследований. Натурных исследований, пока речь не заходит о реконструкции, не проводится. А без этого мы очень многое можем упустить, как уже прозевали дом Чичерина. По идее, необходима такая программа по всему историческому центру, с проведением зондажей. Одновременно можно осуществить и диагностику зданий.
- И тогда снимется волнующий многих вопрос о правомерности признания зданий аварийными?
- Конечно. Другой вопрос, что это требует серьезных бюджетных и кадровых затрат...
- Что еще можно предпринять, чтобы избежать потерь ценных элементов наследия?
- Если говорить о местных законах, вносящих дополнения в закон «О границах зон охраны», то их будет еще много. У нас более 2000 вновь выявленных объектов культурного наследия, по которым предстоит принять решение об их включении в реестр. Но при этом вокруг каждого объекта по федеральному законодательству должна создаваться охранная зона.
- Такой вопрос ставился в связи с Новодевичьим монастырем.
- Да, и в отношении этого монастыря, после проведения соответствующих исследований, могут быть внесены поправки в закон. Не обойдется без нового закона и вопрос о статусе Дворцовой площади, хотя уже сейчас она включена в охранную зону, и следовательно, еще недавних вольностей там позволить уже нельзя.
На самом деле, главная трудность в применении закона – это проблема кадров. Чтобы качественно вести реставрационные и археологические работы, государство должно озаботиться обучением специалистов. Между тем археология даже не включена в перечень профессий.
- Это уже вопрос федерального законодательства?
- Да, но не только. Дело ведь не только в названии, но и в содержании дисциплины. Сегодня кафедра архитектурной реставрации у нас есть только в одном институте. Зато во множестве вузов открыты кафедры музейного дела, которые, казалось бы, также должны обучать истории архитектуры. Но там учат каким-то синтетическим абстракциям, а сами кафедры образуются из бывших преподавателей общественно-политических дисциплин. А нам нужно сегодня думать о том, где уже в ближайшие годы искать квалифицированных экспертов.
Критерий связи времен
- Интересно, как наша эпоха будет оцениваться археологами будущего...
- Это зависит от самого будущего. Мы сейчас тоже разные эпохи оцениваем по-своему. Так в эпоху Возрождения средневековье считалось жутким варварством. Потом пошла противоположная тенденция. Только к концу XX в. наконец пришло осознание того факта, что каждая эпоха ценна по-своему.
Еще недавно реставрация проводилась под какое-то время. Когда в Новгороде проводилась реставрация церкви Параскевы Пятницы (начало XIII в.), в ней убрали все позднейшие наслоения. При реставрации Юрьевского монастыря XII в. убрали все ампирные пристройки. А у Николо-Дворищенского собора они остались, и сейчас их уже никто разбирать не будет: изменилось отношение к провинциальному ампиру.
В Москве сталинская архитектура уничтожила множество ценных старинных построек. Но при этом, как мы только сейчас догадываемся, было создано какое-то новое качество. Сейчас ставится вопрос уже об охране сталинской неоклассики.
- Наверное, потому, что в Москве вообще более вольно обращаются с исторической средой...
- У нас тоже был такой период. В начале XX в. существовал проект пр. Николая II, возникший явно под влиянием американской архитектуры. Речь шла о засыпке Екатерининского, Крюкова, Адмиралтейского каналов. Именно тогда появился и дом компании «Зингер».
Но интересно, что самые радикальные новаторы со временем оценивали свою деятельность по-иному. Фомин, один из участников разработке этого проекта, впоследствии предложил проект Нового Петербурга (правда в неоклассических формах) на незастроенной территории острова Голодай, а старый Петербург должен был быть законсервирован.
- И все же интересно, как через исторические эпохи будет восприниматься нынешняя архитектура…
- О нынешней архитектуре говорить вообще сложно, поскольку этот вид художественного творчества был ликвидирован в конце 1950-х гг. хрущевскими постановлениями. Архитектура была заменена застройкой. Если с чем-то сравнивать, что в XIII-XIV вв. после татаро-монгольского нашествия архитектуры не было полвека – все пришлось начинать сначала. Если 10 лет архитекторов не учат быть архитекторами, школы исчезают.
К тому же сегодня появилось поколение архитекторов, которое умеет рисовать только на компьютере. Причем, увлечение компьютерной графикой, как мне кажется, подводит и именитых архитекторов. К них получается как бы другое пространство.
- Чуждое среде Петербурга?
- Просто нереальное. Вот дом Земцова на Шпалерной. Гигантский масштаб остекления с гигантским масштабом межэтажных перекрытий. Казалось бы, объем не особенно увеличился – но здание вторгается в среду этого места из какого-то другого пространства.
Как ни странно, куб, который стоит за Казанским собором, меня так не раздражает, потому что он не выделяется ничем и потому нейтрален. Там только слишком много стекла.
Дело, впрочем, не в том, много ли стекла, а в том, есть ли архитектура. И вписать – не значит стилизовать. В европейских городах, особенно в Германии, на средневековой улице иногда возникает совершенно новый объект, но вписанный таким образом, что историческая ткань сохраняется полностью.
- То есть сохранить историческую среду – не означает ничего не трогать?
- К примеру, я не согласен с предложением вообще запретить изменение кровель в историческом центре. Хотя бы потому, что многие кровли были изуродованы еще до нас.
Кровля серьезно меняет облик здания. Ну например, казалось бы, что можно сделать с «хрущевками»? А в белорусском Полоцке их раскрасили в разные цвета и надстроили остроконечные крыши – и получился европейский город.
- Сергей Чобан считает, что остекление наиболее уместно на набережных.
- Смотря где.
- Ну, скажем, на Свердловской наб. образуются большие пространства.
- Думаю, что там остекленные фасады уместны. Но в этом районе много памятников индустриальной архитектуры, которые нужно вписать в новую среду.
- Это не так просто.
- Наши предки решали и более сложные задачи. Ну казалось бы, настолько разные стили – барокко и классицизм. Казалось бы, одно отрицает другое. Барокко могло мимикрировать, куда-то вписываться, а классицизм – уже нет. Но Росси не «задвигал» барокко, а наоборот, выявлял и вставлял в рамку. То же касается Кваренги. Ему барокко вообще было чуждо, но проезжая мимо Смольного собора, он снимал шляпу. Даже если бы мы об этом не знали, мы бы догадаться по той корректности, с которой был построен Смольный институт.
Вот когда у нас научатся обращаться с наследием предыдущих эпох так, как Росси обращался с барокко, мы сможем сказать: да, архитектура у нас есть.
Беседовал Константин Черемных