Игорь Креславский: «Строительство в Петербурге — это всегда вызов»
В канун Дня строителя «Строительный Еженедельник» поинтересовался у Игоря Креславского, председателя петербургского Комитета по строительству, как развивается строительство в городе сегодня, об успехах и планах строительного комплекса.
— В Петербурге ежегодно по плану должен снижаться объем ввода жилья. Каковы планы на 2025 год? Сколько уже сдано?
— Если говорить об объемах вводимого в Северной столице жилья, то в прошлом, 2024 году было введено 2,66 млн кв. м, что превысило плановые показатели федерального проекта «Жилье». В текущем году планируется ввести около 2,48 млн кв. м жилья. Но, обращаю внимание: новые кварталы будут уже обеспечены всей необходимой инфраструктурой — как за счет адресной инвестиционной программы, так и за счет частных инвестиций.
— Не боитесь перевыполнить план?
— Скажем так: мы не стремимся к этому. Повторюсь: нашей главной задачей остается удерживать текущий темп строительства не в ущерб качеству жилой среды. У нас каждое разрешение на строительство жилых комплексов сегодня выдается лишь при обеспеченности их объектами социальной инфраструктуры. И стройка идет параллельно, соразмерно объемам возводимых улучшений.
— Сегодня сложная ситуация в строительстве. Случаются ли срывы сроков сдачи?
— Сложная ситуация, но строители сложностей не боятся. Мы с вами говорили четыре года назад о пандемийных сложностях, три года назад — о санкционных и экономических преградах. Ничего страшного не произошло, рынок не рухнул! Напротив, мы решили за это время проблемы обманутых дольщиков, строим опережающими темпами социальные объекты, запустили ряд мегапроектов. Не могу говорить за всю стройку, но при возведении соцобъектов иногда случаются переносы сроков ввода, хотя они незначительны, и в каждом конкретном случае есть объективные причины.
— По вводу социальных объектов Петербург выбился в лидеры. Сколько и чего запланировано сдать в текущем году? За чей счет идет строительство?
— В прошлом году сданы 117 социальных объектов — Санкт‑Петербург сегодня безусловный лидер в России. Только школ в 2024 году было построено 37. До этого пальму первенства держала Московская область, где возвели 22 школы. Но я уверен, что мы задали такую планку, которую еще долгое время никто из субъектов Российской Федерации не достигнет.
В 2025 году планируется ввести в эксплуатацию 104 социальных объекта. Из них 34 — в рамках Адресной инвестиционной программы и 70 — за счет внебюджетных средств. Общими силами мы построим 25 детских садов, 27 общеобразовательных школ, 21 объект здравоохранения, включая кабинеты врачей общей практики. Также запланировано сдать три объекта спорта и 28 объектов иного назначения, среди которых жилье, культура, транспортная система, социальная поддержка, безопасность.
На данный момент разрешение на ввод получили примерно два десятка объектов.
— Сейчас администрация через Градостроительную комиссию обязывает всех застройщиков возводить инфраструктурные объекты в жилых комплексах. А если речь идет о точечной застройке, есть у девелопер аналогичные обязательства?
— Обязательства есть у всех — пропорционально застройке. Если проект небольшой, то девелоперы строят школы, садики и поликлиники в складчину с соседними проектами. Если же проект точечный, в рамках развитой инфраструктуры, то девелопер берет на себя обязательства по передаче квартир в Жилищный комитет для очередников, или проводит капитальный ремонт социальных объектов, или строит дороги — все пропорционально объему будущих улучшений.
— Применение информационного моделирования в строительстве стало обязательным. Как это повлияло на выполнение городской инвестпрограммы?
— Термин ТИМ подразумевает все стадии жизненного цикла — от изысканий до эксплуатации и последующего сноса или реконструкции. Прошло еще слишком мало времени, чтобы можно было сказать: хорошо это или плохо. Кроме того, нужно понимать, что любая новинка, тем более такая дорогостоящая, как «цифра», изначально требует значительных инвестиций, которые окупаются по-разному на каждом этапе.
Положительных эффектов у информационного моделирования много. Это и улучшение качества проектирования за счет того, что все видят решения, которые сделаны смежником и заведомо не будут ставить несовместимых задач. И улучшение качества строительства и скорости за счет выявления дефектов быстрее, чем выявят контрольно-надзорные органы. И повышение дисциплины субподрядчиков, которые знают, что контроль лучше и четче, чем классическими методами, и многое другое.
— Комитет по строительству так хорошо под вашим началом выполнял Адресную инвестиционную программу, что теперь ему доверили строительство метрополитена. Каковы планы на текущий год?
— Сегодня идут работы по развитию Красносельско-Калининской, Лахтинско-Правобережной, Кировско-Выборгской, Невско-Василеостровской и Фрунзенско-Приморской линий метрополитена.
В 2025 году запланировано построить участок Красносельско-Калининской линии от станции «Юго-Западная» («Казаковская») до станции «Путиловская» с пересадочным узлом со станции «Путиловская» на станцию «Кировский завод» Кировско-Выборгской линии метрополитена.
Вторая очередь Красносельско-Калининской линии включает в себя четыре станции: «Броневая», «Заставская», «Боровая», «Каретная». Ориентировочная длина направления — 7 км. Все станции — глубокого заложения.
Сейчас на участке от «Путиловской» в тестовом режиме запущены два проходческих щита диаметром 5,6 метра. В марте 2025 года на проект продолжения Красносельско-Калининской линии в сторону станции «Каретная» выдано положительное заключение ФАУ «Главгосэкспертиза России». Впереди — финальный этап: получение разрешения на строительство. После этого метростроители приступят к плановой проходке перегонных однопутных тоннелей, а также к полноценному освоению площадок, необходимых для сооружения стволов. Всего на строительстве линии от «Путиловской» до «Каретной» планируется задействовать четыре механизированных комплекса диаметром 5,6 метра. Они попарно будут двигаться навстречу друг другу. Тоннели, стартующие от «Путиловской», проложат в сторону центра города — к будущей станции «Броневая». Далее строительство двинется в сторону станции «Заставская», которая станет пересадочной на станцию Московско-Петроградской линии «Московские ворота».
Идет работа в двухпутном тоннеле для продолжения Невско-Василеостровской линии, который метростроители прокладывают от станции «Беговая» через «Богатырскую» до «Каменки» и далее — до демонтажной камеры. Здесь работает щит «Надежда». Общая дистанция, которую в режиме реального времени преодолевает тоннелепроходческий механизированный комплекс весом 1600 тонн и диаметром 10,56 метра, составляет около 5000 метров. Вестибюли будущих станций метростроители возведут на пересечении Туристской улицы и Богатырского проспекта, а также на углу Комендантского и Шуваловского проспектов. «Каменка» в перспективе станет пересадочной на станцию «Шуваловский проспект» и соединит «зеленую» линию с «фиолетовой», Фрунзенско-Приморской.
Кроме того, «Метрострой Северной Столицы» организовал пять строительных площадок (четыре основных и одну вспомогательную) для продолжения работы над сооружением отрезка Невско-Василеостровской линии до станции «Каменка». Ведется их необходимое обустройство, вынос инженерных сетей и т. д.
— В Москве ежегодно сдаются не менее семи новых станций метро. Главная причина, почему Петербург отстает от таких темпов, — отсутствие больших денег, или причин больше?
— Программой «10 приоритетов развития Санкт-Петербурга» до 2030 года в разделе «Развитие метрополитена» запланировано строительство десяти новых станций метрополитена. Почему меньше, чем в Москве? Во-первых, у нас станции глубокого заложения. Например, новая станция «Горный институт» — одна из самых глубоких станций петербургского метро, некоторые работы в перегонных тоннелях велись на глубине около 70 метров под землей. Для сравнения: примерно столько придется преодолеть, чтобы спуститься с высоты 24-этажного дома. На станции — четыре эскалатора с высотой подъема 58,6 метра, они смогут пропускать порядка 100 тыс. пассажиров в день. В Москве станции, открытые в 2024 году, имеют конструкцию мелкого заложения и даже выходят на поверхность. Во-вторых, не забывайте, что Москва — столица, и ее бюджет в разы превышает наш.
— До Петербурга постепенно добираются все больше региональных и столичных компаний. Чем им интересна Северная столица?
— Мы — второй город в России. У нас хороший инвестиционный климат. Прозрачные правила. Разве этих причин мало?
— Уровень профессионализма у региональных компаний такой же, как у питерских, или есть отличия?
— Регион происхождения бизнеса не является признаком профессионализма. В России есть примеры региональных компаний, успешно покоряющих столицу. В Петербурге основной костяк застройщиков сложился уже давно, и пришлым компаниям трудно конкурировать с ними. Но если региональным застройщикам есть что предложить, то они выходят на наш рынок. Например «Аквилон» из Архангельска, «Унистрой» из Казани, «Брусника» из Екатеринбурга, Dogma из Краснодара. Московские игроки начали активную экспансию на петербургском рынке.
— Газета выходит накануне Дня строителя. Что бы вы хотели пожелать коллегам?
— Строительство в Петербурге — это всегда вызов. Вызов сложным грунтам, непростому климату, плотной городской застройке и необходимости бережного отношения к нашему бесценному наследию. Но именно ваша способность находить решения, работать слаженно и с полной отдачей позволяет городу развиваться, становиться комфортнее, современнее, сохраняя при этом свое неповторимое лицо.
Спасибо вам за ваш нелегкий, но такой важный труд! За терпение, стойкость и умение доводить начатое до конца, несмотря ни на что. За то, что день за днем в любую погоду вы вкладываете свои силы и душу в созидание нашего великого города.
Желаю всем работникам строительного комплекса Санкт-Петербурга крепкого здоровья, неиссякаемой энергии, семейного благополучия и уверенности в завтрашнем дне! Пусть ваши проекты реализуются успешно и в срок, а результаты труда приносят радость и гордость за вклад в развитие нашего любимого города!
Если верить академическим определениям, современная архитектура — все, что строится, по крайней мере, с середины прошлого века. Но стили, технологии, материалы 1970-х и 2000-х — совсем разные. Следовательно, каждый архитектор может трактовать понятие «современная архитектура» по-своему. У Елены Пучковой, главного архитектора архитектурной компании Генпро, есть собственный взгляд.
— Что лично вы вкладываете в понятие «современная архитектура»?
— Современная архитектура — удовлетворение функций, которые вкладываются в строение, с сохранением эстетического внешнего облика; это красота, это функционал, это архитектура вне времени.
Архитектура имеет свойство устаревать — в основном в попытках удешевить объект.
В разные эпохи были разные стили. Если посмотреть на старые здания, они нам представляются вечными. Старыми, но не устаревшими. Есть разница между старым и устаревшим. Старые — это красиво. У красоты нет времени. А устаревший — это не очень хорошо: нет эстетики, нет красоты. К сожалению, была эпоха проектирования, здания которой очень хочется откорректировать.
Условно архитектуру можно разделить на три эпохи. Первая — когда здания проектировались с позиции в первую очередь эстетики. Вторая — когда здания должны были быть дешевыми и функциональными, укладываться в экономическую модель. Теперь совмещается и то, и другое.
Современные направления позволяют создать такую архитектуру, чтобы она не устаревала. В архитектуру возвращается идея красоты и функционала. В Москве главный архитектор и мэр дают архитекторам возможность фантазировать. Руки у нас больше развязаны.
Мы понимаем, что изначально архитектура вырастала из внешнего облика. Появлялись именитые архитекторы. Эстетика внешнего облика превалировала. Сейчас все считают деньги, и задача — попасть в нормы, в квартирографию, экономику. Ни один девелопер не позволит построить здание, которое не попадает в экономику, но оно должно быть эстетичным. Сегодняшние проекты домов бизнес-класса, даже комфорт-класса направлены на то, чтобы они не устаревали. Чтобы через много лет можно было сказать, что эти здания начала XXI века, но они не устаревшие.
— Появляются ли, на ваш взгляд, сегодня течения, соразмерные стилям прошлых лет — неоклассике, модерну и т. д.?
— Сегодня сложно сказать, что есть какой-то стиль. По-хорошему, все это эклектика. Это слово стало ругательным, потому что не всегда получается хорошо. Но изначально это очень эстетически правильный стиль.
Если в определенной эпохе стиль был надиктован, все делали здания плюс-минус похожими. Сейчас никто не старается придерживаться определенного стиля.
У меня есть версия, что названия стилей — современные. Вряд ли такие названия появлялись в то время, когда здания проектировались. Они появились позже. Может быть, с течением времени появится название у современного стиля. Есть вероятность, что через сто лет студенты МАРХИ будут изучать постройки нашего времени и как-то назовут современный стиль.
— Как правило, оригинальностью могут похвастаться специализированные здания вроде культурных центров, отелей, спортивных сооружений. В какой мере это можно отнести к жилым зданиям?
— Оригинальный музей проще сделать, чем любое жилое здание. Они похожи друг на друга — это связано с функционалом. Но сейчас в Москве есть запрос на уникальную архитектуру. В кейсе нашей компании — много уникальных жилых объектов. Тот же «JOIS», который мы делали для MR Group. Это здание не похоже на другое жилье. Бизнес-центр «Nice Tower» — максимально оригинальная форма, которая в том числе исходила из функционала и эффективности. Мы создаем узнаваемые здания, которые становятся доминантами, точками притяжения. Хороший пример также — бизнес-центр «Upside Kuntsevo», который, в отличие от предыдущих кейсов, не является высотным объектом, но привлекает именно необычной формой и лаконичной структурой фасадных решений.
Есть много зданий уникальных форм. Архитектура уходит от квадратов, от кубиков. В Москве уникальны 90% проектов. Именно жилые дома и офисы сегодня становятся оригинальными.
Архитектура на перспективу
— У каких направлений в архитектуре есть сегодня перспектива для развития?
— Наступил век новых технологий. Мы тяготеем все к компьютеризации, к машинным технологиям. По сути, те же бионические формы возникли именно из-за компьютеризации проектирования. Появился стиль параметрика, он же — алгоритмическая архитектура. Патрик Шумахер, который ныне руководит бюро Захи Хадид, сформулировал Манифест параметризма. Архитектор берет компьютер, задает ему код, компьютер делает архитектуру. Многие не понимают сути этого стиля, думая, что все эти необычные формы рисует человек. Нет. Само название говорит об обратном: «Параметрика» — «параметр», «алгоритмическая архитектура» — «алгоритм». Архитектор задает определенный код или алгоритм, например, условно: «тяготей к этой точке», и компьютер сам генерирует форму. То есть архитектор не знает, что получится в конечном итоге, объем формирует машина, а человек лишь контролирует процесс.
В процесс проектирования все больше внедряется технологий, связанных с искусственным интеллектом. Пока все это на этапе развития, и те же планировки, которые делаются при помощи ИИ, получаются довольно кривыми, но со временем технология будет совершенствоваться, и бо́льшая часть рутинных процессов будет делегироваться машине. И это очень правильно. К примеру, когда я сажаю квартирографию, наношу зонинг, трачу безумное количество времени. Я переберу 20–30 вариантов, а машина за более короткий срок может предложить тысячи. Архитектор должен контролировать машину и внешним обликом заниматься.
Если посмотреть более глобально на те направления, которые будут внедрять в практику через 50–100 лет, основные мировые исследования сводятся к полному уходу от статичности архитектуры. Одно из таких исследований проводила я. Появляются юниты, которые можно перемещать по зданию, менять между собой. Мы говорим не о конкретном здании, которое стоит, а о зданиях, которые могут переконфигурироваться, менять место, видоизменяться. Ведь что такое архитектура будущего как таковая? Это архитектура, которая может удовлетворять все потребности, пожелания человека, у которого сегодня — одно настроение, завтра — другое. Идея — чтобы архитектура удовлетворяла каждый запрос, который на нее поступает.
Это не новая идея. Ее много лет назад предложил Седрик Прайс — «здание, в котором человек может делать все, что он хочет». Это проект «Fun Palace» на месте нынешнего Центра Помпиду в Париже. Проект не был принят.
Сейчас в Нью-Йорке построен арт-центр «The Shed». Он состоит из оболочки и внутренней части. Во внутренней расположен зал, мастерские. Внешняя оболочка, когда трансформируется, образует другой зал.
На самом деле все эти идеи с точки зрения технологий реализуемы и сейчас, но, чтобы сделать полностью трансформируемое здание, где каждая часть перемещается, нужно несколько илонов масков и бюджет нескольких государств. Любая инновация — это дорого. С течением времени, когда начинается фабричное производство, все дешевеет и становится обыденным. Мы уже видели это на примере умного дома.
Поскольку люди любят стабильность, им кажется, будто что-то новое не придумается, не появится, не приживется. Например монолитный железобетон. Если бы о нем рассказали человеку, который жил в XVII веке? А что такое монолит? Если подумать — уникальная вещь. Здание создается единым объемом непосредственно на площадке. Но это уже то, к чему мы привыкли. Почему это надо считать чем-то из разряда фантастики? Сейчас есть много новых материалов, технологий.
— В каком направлении, на ваш взгляд, будут развиваться технологии строительства?
— Уже сегодня используются 3D-принтеры для печати домов. Они позволяют решить одну из главных проблем монтажа — избавиться от швов на стыке материалов. Остаются лишь эстетичные ровные линии послойного нанесения. Надеюсь, что лет через 20–30 швов не будет совсем.
Роботы-манипуляторы занимаются кладкой. Результат более совершенный, чем у человека. Другое дело, что мы тянемся к ручному исполнению, как пример — кирпич ручной формовки. Такой кирпич разный, кладка неровная, но в этом есть особая эстетика.
Развивается модульное строительство, когда на заводе собираются целые комнаты с отделкой, а потом монтируются на площадке. У многих эта технология ассоциируется с хрущевками. У меня такого нет. Но это должны быть очень качественные изделия и исполнение.
Появились модульные фасады. При строительном исполнении ты подходишь к фасаду здания и видишь, что плохо сведено, криво. А при использовании модульных фасадов кассеты производятся в фабричных условиях, их привозят и просто вешают. Это дороже, но эстетически правильнее и долговечнее.
— Какие строительные материалы сегодня в приоритете, на ваш взгляд? Известно, что архитекторы нередко имеют любимые материалы.
— Мы говорим о фасадах зданий. Есть норматив, при котором какие-то материалы нельзя использовать — например горючесть: нельзя использовать горючие материалы для зданий выше 75 метров. Лично я всегда подбираю материал под конкретный фасад. Каждый заказчик имеет свое видение. Многие просят сделать один массинг (массинг — термин в архитектуре, который относится к восприятию общей формы, а также к размеру здания. — Примеч. ред.) и к нему — несколько вариантов фасадов. Мне проще сделать три массинга и к каждому — свой фасад. К сожалению, существует частая практика оптимизации уже на этапе строительства — замена материалов более дешевыми. Я обычно стараюсь на этапе концепции продумать материал согласно бюджету. Если здание не очень высокое — фасад может быть в композите например. Определенной форме здания походит определенный материал: матовый, с отливом, определенного цвета.
Плюс ограничения финансовые. Был один объект, где мы хотели зеленый фасад. Можно было использовать глазурованный кирпич, терракоту, металл. Выбирали согласно бюджету.
Сегодня чаще используется алюминий, стеклофибробетон. Уходит на второй план керамогранит — есть проблемы с нарезкой: если неправильно нарезать, фасад выглядит ужасно. Кляймеры запрещены. Мелкоштучные материалы активно используются — бетонная или клинкерная плитка; стали возвращаться к керамическому кирпичу.
Я стараюсь предлагать несколько вариантов. Бывают объекты, которые сделаешь — и понимаешь: это оно. И заказчик сразу принимает, и инстанции проходим сразу. Бывает, заказчику не нравятся отдельные моменты. Их можно переделать, но за материал я обычно сражаюсь. Если металл — должен быть металл, если кирпич — то кирпич. Хуже всего — имитация, когда, к примеру, пытаются рисунком на керамограните создать ощущение дерева или металла. Всегда смотрится как подделка.
Большая стройка
— Насколько важна при проектировании экономика проекта?
— Экономика сейчас — самое важное. У нас задача — соединить в одно целое архитектуру, город, девелопера. Мы стараемся максимально.
— В каком направлении развивается современное строительство?
— Есть площадки, которые застраиваются кластерами — Шелепиха, ЗиЛ. Бывает, что какая-то площадка становится модной, застраивается разными девелоперами в рамках КРТ.
Сегодня много объектов, которые строятся в несколько очередей.
Если мы говорим о планировках, становится больше маленьких квартир. Если посмотреть на квартирографию, которая была несколько лет назад, — квартиры более просторные.
Квартирография в домах бизнес-класса — как в классе «комфорт» три года назад.
Может быть, хорошо, что квартиры становятся меньше, — цены выросли. Можно меньше квадратных метров купить, но все функции в квартире будут. Я давно не видела классических квартир, почти все девелоперы заказывают европланировки. Чаще отказываются от коридоров. Раньше было больше комнат, но меньше функциональных помещений. Теперь — все наоборот: комнаты уменьшаются, появляются дополнительные помещения — гардеробные, постирочные, кладовые.
Но в чем большой плюс — все строят разное, и площади становятся более функциональными.
— На одном из недавних форумов вы заявили: «Конечная цель должна заключаться в отказе от традиционного проектирования зданий». Что вы подразумеваете под нетрадиционными методами?
— Выступая перед аудиторией, я каждый раз пытаюсь донести, какова конечная цель архитектуры. Это здание, которое может удовлетворить любой запрос человека, которое взаимодействует с человеком. Пока архитектура и человек существуют отдельно.
А представьте здание, которое знает своего хозяина. Ты моргаешь — значит, хочешь есть, оно раскладывает стол. Зеваешь — раскладывает кровать. Можно иметь квартиру 12 квадратных метров, а не 80, но там могут быть все функции.
Почему важно думать, к какой конечной точке мы стремимся: когда архитектура начинает понимать человека? Проблема большинства архитекторов — зашоренность сознания, они боятся сломать рамки, в которых существуют. Когда ты рассуждаешь и понимаешь, что границ нет, а мы находимся далеко от конечной точки, проще проектировать, искать много вариантов. Это если мы говорим про нетрадиционные методы.
Что касается проектирования, повторюсь: все рутинные операции должны передаваться машине. Я не боюсь, что машина заберет у меня работу. Потому что машина не станет Норманом Фостером, хотя она может стать Захой Хадид. Мы не ругаемся на «мышку» или карандаш, не боимся, что они отберут у нас работу. За человеком остается контроль и направление процессов, он занимается красотой и эстетикой, и даже эти вещи в какой-то степени можно делегировать машине.
На последних форумах многие размышляли, кто будет нести ответственность, если машина неверно рассчитала конструкцию, и здание упало. У нас есть большое количество технологических вещей в мире. Падают даже такие совершенные механизмы, как самолеты. Я исследовала этот вопрос: 85% авиакатастроф — ошибка человека, то есть машина срабатывает точнее. Если что-то произошло, идет расследование до конца, до мельчайших деталей — выясняется все, чтобы исправить ошибку. И после этого ошибочную деталь заменяют на всех самолетах. В архитектуре должна быть такая же практика.