Елена Пашкова: «Мы даем клиенту то, что он хочет, в тот момент, когда он этого еще не знает»
Строительный рынок переживает непростые времена. Как эта ситуация выглядит с точки зрения производителей стройматериалов и чем они могут помочь девелоперам, рассказала Елена Пашкова, генеральный директор Торгового дома ХотРок.
— Как сейчас себя чувствует стройка?
— На протяжении многих лет строительный рынок рос опережающими темпами, несмотря на все внешние вызовы. Однако с лета 2024 года стали заметны негативные изменения в сегменте жилищного строительства — как многоквартирного, так и индивидуального. В то же время промышленное строительство и объекты социальной инфраструктуры практически этого не ощутили.
Отмена льготной ипотеки и рост ставок по вкладам сделали недвижимость менее привлекательной для инвестиций. Мы видим сообщения о непроданных новостройках, заявления девелоперов о пересмотре реализуемых и сдержанном запуске новых проектов.
Тем не менее при корректировке политики ЦБ и стабилизации рынка деньги вновь вернутся в стройку — более надежного и доступного актива сегодня не найти.
Наиболее заметны проблемы в сегментах индивидуального (ИЖС) и коммерческого малоэтажного (КМС) строительства. Введение эскроу-счетов стало хорошей защитой интересов покупателей, но создало значительные сложности для мелких застройщиков, которые не могут привлекать кредиты под 25% годовых и выше. В конечном счете — хотим мы этого или нет — все дополнительные издержки перекладываются на потребителя.
— Сокращается объем строительства, растет себестоимость. В том числе из-за удорожания строительных материалов. Какие позиции и на сколько подорожали за последние три года на вашем предприятии?
— Если говорить про наш сегмент, цены на каменную вату ежегодно росли. Три года назад был резкий скачок стоимости, связанный с ростом цен на сырье и внутренним гиперспросом. Сейчас ситуация относительно стабилизировалась.
Однако затраты производителей продолжают расти — и не только за счет повышения цен на сырье и энергоресурсы. Дефицит кадров и высокие темпы инфляции привели к увеличению расходов на персонал и его социальную поддержку.
Касательно динамики цен. В разных сегментах — по-разному. Спрос и конкуренция определяют цену. Сложнее всего — производителям, не имеющим диверсификации по ассортименту и рынкам сбыта. В их случае колебания по ценам в течение года могут достигать 30%.
— Строительные компании стали закупать вашу продукцию в меньших объемах, ищут позиции подешевле или отказываются от некоторых товаров?
— Тут нет однозначного ответа. Когда одни падают — другие находят возможности для кратного роста. Кроме того, ситуация существенно разнится от региона к региону. Есть области, которые традиционно выбирали дорогие и качественные материалы, сейчас они закупают альтернативы из более доступного сегмента — экономия стала повсеместной.
Действия производителей также могут вызывать разный отклик рынка. Например, некоторое время назад лидер нашей отрасли ввел жесткие квоты на материал. Это привело не только к росту цен, но и к увеличению сроков поставок. А простой стройки в сезон застройщики не прощают. Уже через год мы увидели тренд на замещение материала альтернативными видами проектных решений.
— Как, на ваш взгляд, сокращение закупок повлияло на качество строительства?
— На качество строительства сейчас оказывает влияние целый ряд факторов. Во-первых, общее снижение спроса заставляет участников рынка искать более экономичные решения. К сожалению, иногда это приводит к использованию менее качественных, но более доступных аналогов. Во-вторых, из-за нехватки рук строительные компании вынуждены привлекать низкоквалифицированный персонал. Некачественный монтаж, в свою очередь, напрямую сказывается на долговечности и энергоэффективности зданий. Заметно снижение уровня квалификации и среди технических специалистов: недостаток опыта часто приводит к ошибкам при выборе материалов и увеличению количества технологических просчетов.
— Можете привести пример?
— За последний год на каждом третьем объекте, поступившем к нам на фиксацию, материал был подобран некорректно.
Недавно один из застройщиков обратился к нам с просьбой провести испытания теплоизоляции для вентфасадов на звукоизоляцию. Необходимо уточнить, что основная задача этих конструкций — обеспечить целостность теплового контура здания и сохранить тепло, а поглощение шума — пусть и важная, но все-таки дополнительная функция. Отмечу также, волокнистая структура любой каменной ваты всегда обеспечивает определенный уровень звукоизоляции — это приятный гарантированный бонус.
В этом случае застройщик предпочел материал с заявленными акустическими свойствами, несмотря на его заведомо худшие показатели по ключевым критериям — теплоизоляционным и прочностным характеристикам. Если так выбирает частный застройщик — это его право, но для многоквартирного дома такой выбор может привести к серьезным последствиям, поэтому мы отказались от поставки.
Мы всегда стремимся помочь строителям подобрать материал, оптимальный для конкретных задач: далеко не во всех случаях дороже — значит лучше. В теплоизоляции плотность напрямую влияет на цену и теплопроводность. Применение плотных ват в местах с пониженными нагрузками просто экономически нецелесообразно.
— Как вы работаете с застройщиками?
— В основном материал ХотРок представлен на средних объектах. В этом сегменте наша основная задача — максимально сократить сроки принятия решения и поставки. Мы помогаем подобрать материал, обеспечиваем всеми необходимыми документами (от обязательных сертификатов до подтверждений долговечности, экологичности и пожаробезопасности), предоставляем BIM-модели и альбом технических решений.
Работа с крупными застройщиками требует иного подхода. Здесь важно учитывать их стратегические планы, регионы присутствия, типовые проектные решения и особенности логистики. В преддверии сезона или перед запуском нового проекта мы подписываем обязательство по обеспечению: определяем необходимые объемы и фиксируем сроки поставок. Мы даем клиенту то, что он хочет, в тот момент, когда он этого еще не знает.
— Есть ли способы снизить себестоимость продукции и конечную цену для потребителя?
— В текущих условиях для сохранения конкурентоспособности предприятию необходимо постоянно повышать собственную эффективность. Благодаря системной работе над бизнес-процессами и вовлеченности команды нам удалось существенно снизить производственные и операционные издержки. Так, после внедрения автоматизированной системы складского учета за год мы недосчитались лишь одной упаковки из миллионов, прошедших через склад, — это показатель высокого качества работы.
Эффективное управление ассортиментом — еще один важный момент. Позаказное и сквозное планирование производства, а также поддержание оптимального запаса по наиболее востребованным позициям позволяют сократить технологические издержки и рационально управлять финансовыми потоками. Такой подход обеспечивает рост эффективности до 20 %.
Отдельные товарные категории могут выпускаться с повышенной производительностью. По ним мы готовы предложить наиболее выгодные коммерческие условия — это вариант, где выигрывают все стороны.
— Какую роль играет поддержка государства?
— Мы привыкли рассчитывать прежде всего на собственные силы. Вместе с тем хочу отметить и ценный опыт участия во внешних инициативах. В прошлом году мы присоединились к федеральному проекту «Производительность труда». Участие в нем помогло вовлечь сотрудников, повысить их мотивацию и найти новые точки роста: оптимизация бизнес-процессов, управление запасами и финансовыми потоками. В результате линейный персонал начал мыслить шире, видеть реальные эффекты изменений и участвовать в совершенствовании процессов.
— Как вы оцениваете перспективы рынка стройматериалов и строительства?
— Сейчас сложно делать реальные прогнозы. После нескольких лет потрясений и внутреннего гиперспроса рынок наконец выровнялся: продавцам больше не приходится отказывать клиентам из-за дефицита материала в сезон. Наоборот, за внимание клиента нужно бороться. Крупным игрокам сейчас важно сохранить долю, а средним и малым — найти возможности для диверсификации и роста. Кризис — время возможностей. Я не вижу сильных предпосылок к росту цен выше инфляции в этом году.
Задача ХотРок — сохранить и приумножить достигнутый ранее результат и быть готовыми к любым глобальным вызовам внешней среды.
Мы уверены в постепенном улучшении ситуации. Если рассматривать альтернативные сценарии развития и динамики, сейчас мы пришли в ту точку, где оказались бы, если бы не было «черных лебедей» последних лет. Нам только кажется, что мы упали.
Не всякий архитектор может спроектировать объект, который будет органично смотреться в исторической застройке. — не только в Петербурге, но и в других российских городах. О специфике нового строительства среди дореволюционных построек и объектов культурного наследия рассказали партнеры бюро, главные архитекторы проектов Иван Кожин, Евгений Новосадюк и Антон Яр-Скрябин.
— Какую часть портфеля компании составляют проекты, реализованные в исторической части городов?
Яр-Скрябин: — Вместе с проектами по реставрации и приспособлению памятников — не менее 80%.
Кожин: — Если смотреть по всем регионам, где проекты «Студии 44» были реализованы, то может быть даже и все 90%.
Новосадюк: — Тут важно понимать, что считать историческим городом. Например Астана, где по проектам бюро были построены Дворец творчества школьников, а также Казахская национальная академия хореографии, — сравнительно молодая и бурно растущая городская структура. Такого исторического центра, как в Петербурге, там нет, но это не значит, что при проектировании в Астане мы не должны учитывать существующий там контекст.
Кожин: — В Нижнем Новгороде, где по проекту бюро сейчас строится IT-кампус; в Пскове, где по нашему проекту вблизи средневековой крепостной стены спроектирован жилой комплекс, частью которого стала отреставрированная ТЭЦ; в Калининграде, для центра которого мы разработали концепцию развития центральной части города, признанную в 2015 году на Международном фестивале архитектуры в Сингапуре лучшим мастер-планом мира, — везде мы работаем с контекстом и очень внимательно относимся к интеграции новых зданий в историческую ткань.
— При проектировании в исторической части города от чего надо отталкиваться? И всегда ли нужна отправная точка?
Яр-Скрябин: — Назову три такие основные точки: во-первых, это контекст в самом широком понимании; во-вторых, локация, то есть расположение и характеристики участка проектирования; в-третьих, функция будущего здания.
Даже в чистом поле возникает определенный контекст: стороны света, окружающая природа, рельеф, роза ветров и т. д. Еще более плотный и разнообразный контекст существует в сложившейся городской структуре. Это история места, градостроительная ситуация, транспортные связи и множество иных факторов, которые и по отдельности, и вместе способны повлиять на формирование архитектурного образа.
Кожин: — Мы — из Петербурга, и работа с контекстом — часть нашего ДНК. Контекст для нас — не только внешние характеристики окружающей среды. Сказываются личные обязательства по сохранению городской ткани и жесткие ограничения, главная цель которых заключается в защите исторического наследия: мы относимся к контексту намного внимательнее, чем многие другие архитекторы. Москва — абсолютно иная. Здесь больше контрастов и градостроительной свободы.
— Может ли новый проект быть в стилистике окружающей застройки?
Новосадюк: — Философия проектов «Студии 44» заключается не только в максимально ответственной работе с контекстом, но также в том, что мы никогда и ни под каким предлогом не делаем архитектуру «в стилях». Мы выстраиваем взаимоотношения нового и старого не через подражание и стилизацию — такой путь для нас абсолютно неприемлем, а через поиск глубинных связей. Это работа с контекстом следующего уровня.
Глупо в современных материалах и при современных возможностях создавать подобия неких исторических прототипов. Парфенон из железобетона как минимум экономически строить нецелесообразно. Мы в своей работе ищем новые подходы, переосмысливаем классическую ордерную систему или трактуем пропорционирование в зависимости от контекста и стоящих перед нами задач.
Кожин: — Мы пытаемся говорить на современном языке и искренне стараемся избегать любых псевдоисторических цитат. Город — это не дачный участок, на котором его владелец вправе построить что угодно. Это некое общественное образование. Он живет и развивается по своим законам, а мы их выявляем и транслируем.
Новосадюк: — Показательный пример такого подхода — проект ЖК «Imperial Club» на Васильевском острове. Структура этого комплекса выросла из градостроительного плана Доменико Трезини, а также из нехарактерной для нашего города исторической застройки набережной Лейтенанта Шмидта.
— Архивные исследования, исторические справки, согласования в КГИОП и прочее… Работа над проектами в исторической части городов занимает больше времени, чем проектирование, например, на периферии?
Яр-Скрябин: — Как правило, все процессы идут практически одновременно с разработкой проекта. Вслед за согласованиями и получением новых вводных происходит внесение корректировок. Не думаю, что это как-то серьезно отражается на сроках проектирования.
Кожин: — При работе в сложившейся исторической среде намного больше факторов, которые влияют на архитекторов. Поэтому, конечно, всегда хочется чуть больше времени на проектирование. При этом надо держать темп. Думаю, нам удается сохранять баланс. В конечном счете все зависит от сложности объекта.
Новосадюк: — Еще один важный аспект — работа с объектами культурного наследия. Естественно, при этом необходимы архивные исследования, требующие времени. К счастью, в «Студии 44» работают архитекторы-реставраторы, которые готовы к решению сложных задач. Получается очень интересное взаимодействие, когда находки наших коллег позволяют определить наиболее уместное архитектурное решение. Так было, например, с проектом музейно-выставочного комплекса «Горэлектротранс», который займет участок одного из старейших городских трампарков. В основу теоретической базы проекта вошли сведения из обнаруженного нашими коллегами у букинистов оригинального альбома 1905 года.
— Правда ли, что в Петербурге — одно из самых строгих в России градозащитных законодательств?
Яр-Скрябин: — Насколько я знаю, у нас самый зарегулированный город в мире. Поэтому отвечу за всех: в Петербурге действительно самые жесткие законы, связанные с сохранением исторической среды.
— Возникают ли у архитекторов проблемы с градозащитниками?
Кожин: — Хотелось бы понять, о ком именно идет речь. Об общественных организациях, о сложившихся институциях или некоих активистах? Если у населения есть внятный запрос на публичное обсуждение того или иного проекта, это прекрасно. Конструктивный диалог необходим и приносит пользу. Другое дело, когда громко кричат, но за этими криками не чувствуется ни малейшего желания разобраться в ситуации. Сразу возникают подозрения в ангажированности. Не скажу, что для нас это проблема. Мы всегда действуем в рамках регламентов. Более того, у нас есть свой собственный «внутренний» регламент, сверяясь с которым, удается избежать критических ошибок и хамских по отношению к исторической среде решений.
Яр-Скрябин: — Звучная архитектура, что в моем понимании равно архитектуре классной, заметной и по-хорошему бескомпромиссной, всегда вызывает эмоциональный отклик. Общественный резонанс — нормально, а как к нему относиться, каждый решает сам.
— Насколько часто приходится убеждать заказчиков в необходимости тех или иных решений?
Новосадюк: — Постоянно. Это часть нашей работы. Хорошо, когда заказчик представлен в лице руководства одной компании. Намного сложнее убеждать государственного заказчика, когда единый архитектурный проект разделяется между разными комитетами и департаментами, которые формируют зачастую противоречащие друг другу замечания.
Яр-Скрябин: — Убеждать приходится на любом этапе проектирования и даже во время строительства. Помню, как в работе над ЖК «Фортеция» в Кронштадте мы бились за увеличение площади квартир, за более интересную квартирографию, за облицовку кирпичом, за обустройство индивидуальных палисадников вместо балконов, а застройщик очень переживал, что квартиры вырастут в цене и не продадутся. В итоге уже на стадии строительства люди стали покупать жилье по заниженной цене застройщика, а потом продавать чуть ли не в два раза дороже.
И в проекте ЖК «Мануфактура James Beck» мы год искали единственный необходимый нам кирпич, тогда как застройщик изначально задумывался об использовании недорогого базового кирпича, что могло бы все испортить. К счастью, и в этом случае нам удалось найти взаимопонимание: проект состоялся в том виде, в каком был задуман.
Кожин: — Бывает и обратная ситуация, когда опытный и успешный девелопер настаивает на своих решениях, поскольку лучше знает, чего хотят его клиенты. Для появления хорошей архитектуры надо, чтобы в паре заказчик — архитектор была достигнута определенная гармония. Архитектору нужно очаровать заказчика — именно он строит и вкладывает деньги.
Яр-Скрябин: — Правда, в процессе реализации некоторые нотки из такой гармонии вдруг начинают выпадать, гармония слегка расстраивается, но это еще одна важная наша задача — пройти вместе с заказчиком весь путь от начала до конца без ощутимых потерь.
— В Москве, как недавно заявили специалисты института Генплана, жилье активно вытесняется из исторической части города. Грозит ли нехватка жилья центру Петербурга?
Кожин: — В центральной части нашего города — огромный жилой фонд, который, конечно, никуда не денется. В подавляющем большинстве это историческая застройка. С другой стороны, участков под новое жилье практически не осталось, а те, что есть, — невероятно сложные. В этой связи мне вспоминается наша работа над проектом ЖК «Meltzer Hall» на Петроградской стороне. Дом возводится на месте бывшей фабрики Мельцера с сохранением ряда исторических построек, которые вошли в состав нового комплекса. Думаю, что в этом проекте нам удалось, оставаясь абсолютно современными, вписаться и в сложный участок, и в контекст.
Новосадюк: — Вытеснение жилья — негативный сценарий для любого исторического города. Есть примеры Брюсселя или Чикаго, где за историческими зданиями начинают расти офисы, в результате чего из центра уходит жизнь. Надеюсь, что Петербургу это не грозит.
Яр-Скрябин: — Современный город, как мне кажется, должен представлять собой некую полицентрическую систему, в которой и жилье, и офисы распределены равномерно. В Петербурге существует гигантский и до сих пор плохо освоенный серый промышленный пояс, который уже начинает точечно застраиваться жильем. Понятно, что жить поближе к центру приятно, но хочется, чтобы эти территории включали в себя не только жилье, но и центры деловой активности, общественные пространства и даже некие инновационные и экологически чистые производства категории light industrial. Мне кажется, Москва сейчас развивается именно в этом направлении, то есть становится все более полицентричной, и это хорошо.
— Руководитель «Студии 44» Никита Игоревич Явейн — один из лучших в стране специалистов по проектированию в исторической среде и работе с ОКН. Можно ли говорить об определенной школе внутри бюро, принципы которой разделяют все его сотрудники?
Яр-Скрябин: — Давайте начнем с того, что мы втроем учились у Никиты Игоревича на факультете архитектуры в Академии художеств. Поэтому преемственность возникла сразу и абсолютно естественным образом.
Новосадюк: — Кстати, во время нашего обучения работе в исторической среде уделялось чуть меньше внимания, чем сейчас. Знаю об этом точно, поскольку преподаю под руководством Никиты Игоревича на факультете архитектуры. Сейчас благодаря его инициативе появились студенческие задания, которые прямо связаны с такой работой. Добавлю, что и во главе «Студии 44», и в качестве преподавателя Академии художеств Никита Игоревич последовательно продвигает идею: псевдоисторизм губителен для исторической среды. И мы полностью разделяем такой подход.
Кожин: — Думаю, архитектурная школа, которая, как мне кажется, постепенно складывается вокруг «Студии 44», базируется на огромном опыте работы в исторической среде. У нас давно сформировался целый набор разнообразных решений, доказавших на практике свою полезность, уместность и эффективность. Это позволяет четко понимать, что допустимо в той или иной градостроительной ситуации, а что нет, и в то же время придает определенную уверенность. Мы сохраняем все, что положено сохранить, и при этом делаем яркую и смелую архитектуру, которая опирается на контекст.