Евгений Кочетов: «Артель как философия творческой свободы»
Тринадцать лет назад основатели «2ПБ» приняли твердое решение строить работу проектного бюро по принципу артели. И сегодня они уверены, что именно организационная форма позволила раскрыть мастерство архитекторов и проектировщиков, дала свободу творчеству и подарила Новосибирску проекты жилых комплексов, которые заслужили награды престижных архитектурных премий. В интервью «Строительному Еженедельнику» идейный вдохновитель и один из создателей Проектной артели Евгений Кочетов раскрыл секреты успеха.
— Евгений, в чем главная сила Проектной артели?
— В качестве жизни ее участников. Свободной, осознанной, эффективной и продуктивной. Не в абстрактных лозунгах, а в реальных возможностях работать в своем ритме, развиваться и творить без оглядки на хозяев и собственников.
История России помнит и дореволюционные, и сталинские артели. Именно они объединяли настоящих мастеров своего дела, и, на мой взгляд, в послевоенные годы во многом именно благодаря им страна смогла восстановить и приумножить истощенные ресурсы в темпе, который сегодня непросто повторить. По сути, артель — это система межличностных связей и структура распределения прибыли по функциям, основанная на гибких договоренностях, которая позволяет сообществу высокопрофессиональных людей творить, а не просто «отбывать смену».
Подобные структуры доказывают эффективность в различных сферах. По принципу артели существуют японские якудзы, вольное казачество и даже волчьи стаи. Они работают по общим правилам: коллективно принимают решения, вместе отвечают за результат и делят добычу соразмерно единогласной договоренности. В качестве примера можно рассмотреть и израильский кибуц Хацуор. Эта коммуна владеет и управляет заводом Plassor, который выпускает трубопроводные системы для нескольких мировых брендов. При этом ее члены имеют общую недвижимость, машины и прочее, а все решения принимаются коллективно. Артель — это и пиратский корабль, где капитана могут выбросить за борт, если он не выполняет своих функций, и не имеют значения ни наличие учредительных документов, ни место в штатном расписании.
— Подобные правила действуют и в Проектной артели?
— Да, мне как идеологу и практику с большим опытом удалось выстроить организацию на артельных, кооперативных принципах в рамках ФЗ-41. У нас нет разделения на «собственников» и «работников». Внутри артели все равны в правах и возможностях, но есть и иерархия в виде креста: мастыра (горизонталь) и дробина (вертикаль). Все строится на репутации, на личном вкладе в работу всей системы, поэтому сильнейшим становится более опытный, более умелый, более творческий, более интеллектуально развитый и обладающий широким кругозором.
Тринадцать лет назад мы создали Проектную артель вместе с Олегом Беляевым. Я взял на себя задачи главного инженера, а Олег — главного архитектора. Есть в этом партнерстве особая красота, именно поэтому артель носит название «2ПБ»: ПБ — как сокращение от «Проектное бюро» и «2» — потому что нас изначально двое. Сегодня в структуре есть три уровня: исполнители, руководители и два первых лица с правом принятия решения, если его не удалось выработать на втором уровне в совете руководителей. При этом вне зависимости от размера доли каждый обладает одним голосом, что, собственно, и прописано в законе. У нас нет понятия «контрольный пакет акций», мы не называем людей «кадрами» и «персоналом», у нас нет авторитарной единоличной фигуры для принятия ключевых решений, нет собственнических прав на личность.
В артели много свободы. Офисы открыты 24 часа и принадлежат членам организации. Каждый решает сам: приходить в офис или работать из дома, выбирает свой график, даже регулирует нагрузку. Например, в один год можно установить амбициозную цель и трудиться не покладая рук, а в другой — отдохнуть, пройти «Тихоокеанскую тропу» и выключиться из процесса на полгода. В обычной структуре не дадут больше положенных 28 дней отпуска, а у нас сформирована команда, которая справится со всеми возникающими задачами в этот период. Коллеги к нам приходят и остаются навсегда.
— Как философия артели влияет на сферу проектирования? Какие дома вы создаете, ведь планировка и обстановка как ничто иное определяют внутреннее состояние человека.
— Стоит начать не с наших объектов, а с места для работы. Символично, что офис материнской компании расположен в первом объекте, который мы создали, выйдя из найма 13 лет назад. Лучшие годы мы посвящаем труду, и людям важно, в какой обстановке они работают, поэтому у нас обустроена и лаунжд-зона, и кальянная, и студия с профессиональным звуком, светом и караоке, есть место для занятий спортом и игр в настольный футбол и даже мини-оранжереи. Это наше общее пространство, так что каждый вправе заявить о своих потребностях, которые мы стараемся реализовать.
То же самое мы несем в мир. Мы не проектируем спальные микрорайоны с типовыми зданиями. Во все наши объекты вложены душа и творчество, оттого успешны и наши клиенты. Наши архитекторы — лауреаты ведущих премий. Действующий руководитель и главный архитектор Олег Беляев признан «Архитектором года» благодаря нашим проектам ЖК «Академия», «Гудимов» и MilkHouse, является обладателем Премии мэрии Новосибирска имени И. П. Севастьянова и титула «Человек года — 2021». Архитектор-дизайнер Татьяна Баранова одержала победу во Всероссийском урбанистическом хакатоне «ГОРОДА» в 2023-м. В нашей копилке есть звездные объекты. Проект клубного дома «Наследие» удостоен Серебряного диплома премии «Золотая Капитель», а сегодня ЖК Milkhouse занимает первое место в рейтинге новостроек города Новосибирска. Председатель артели Александр Александров отмечен Почетной грамотой за высокие показатели в работе и успехи в профессиональной деятельности по результатам работы и Дипломом за высокий уровень профессионализма в области проектирования объектов капитального строительства мэра Новосибирска. Отмечу, что сегодня Александр фактически является первым лицом компании. Из нормо-контролера он смог вырасти сначала до проектировщика и ГИПа, а потом до председателя Проектной артели исключительно благодаря своим деловым качествам.
И давайте посмотрим на причины. Я искренне верю, что организационная форма является одним из двух важнейших столпов, но не единственным. Ее дополняет профессионализм участников артели, их мастерство и вдохновение. Нам важно создать не просто проект, а увидеть построенное здание с собственным замыслом, концепцией и именем, которое в конечном cчете поменяет городскую среду. За это нас уважают и ценят. За почти 13 лет работы артель «2ПБ» создала 90 проектов общей площадью 1,3 млн квадратных метров. Каждый —наш «ребенок», шедевр коллективного творчества свободных художников.
— Расскажите о команде. Как привлекаете самобытных и мыслящих специалистов?
— Артельщиков не найти по объявлению, поэтому мы тренируем и взращиваем специалистов. В общей сложности нас 60 человек. Сначала мы приглашали на работу тех, с кем когда-то сотрудничали, но потом источник рекомендаций из ближнего круга истощился. Однако возник новый. За годы работы в Новосибирске мы заработали отличную репутацию среди топовых клиентов и во властных структурах, поэтому сейчас соискатели приходят к нам сами. Из их числа мы выбираем тех, кто придерживаются схожих с нами ценностей. Это справедливость, свобода (или желание свободы) и ответственность. Мне необходимо понять, к чему человек стремится, есть ли в нем страсть к жизни, развитию, познанию и освобождению.
На следующем этапе проходит собеседование с руководителем подразделения, где проверяют профессиональные навыки. И важно, что решение о приеме человека принимает тот, кто будет его обучать. Кстати, в этот момент начинает работать условие преемственности: наставник пожизненно получает 10% с доходов ученика. Получается, для того, чтобы не переживать о доходе на пенсии, достаточно сейчас передать знания и опыт. Если будет пять учеников, то старость можно провести безбедно с доходом примерно в размере 50% от привычных сумм до тех пор, пока ученики работают в системе. И это лучше, чем жизнь на государственную пенсию.
У нас нет текучки, с которой сталкиваются другие участники рынка. Не надо никого удерживать — люди не уходят потому, что лучшего места им не найти.
— Говоря о взращивании специалистов, важно видеть перспективные направления будущего. Как еще в 2013 году вам удалось понять, что BIM станет по-настоящему востребованным?
— Ответ короткий: я не понимал, я почувствовал. Технологией BIM мы занимаемся с первого дня основания компании (мне как инженеру она была нужна для личных целей). И сегодня как практики с 13-летним стажем мы делимся наработками, помогаем коллегам из других компаний внедрять BIM «под ключ» со стажировкой и гарантией. Обучающиеся инженеры, конструкторы и инженеры получают куратора, который подсказывает, как и что выполнять, и очень радуется, когда у учеников получается все сделать самостоятельно. По окончании люди уходят с готовой BIM-моделью, созданной их собственными руками.
— В чем видите главные достижения Проектной артели?
— Сегодня у нас в работе — 185 тысяч квадратных метров для восьми активных заказчиков, в проектировании 16 домов. Проектная артель «2ПБ» вместе с дочерней «3ПБ» занимают второе место по объему текущего строительства в регионе и первое — по количеству заказчиков, по уровню счастья и удовлетворенности членов коллектива, по чистой прибыли! За прошлый год совокупная выручка составила порядка 300 миллионов рублей, то есть после уплаты налогов средний годовой доход каждого из участников достиг отметки в 3,4 миллиона рублей. Я уверен, что такими показателями ни одно из бюро, кроме нашей артели, похвастать не сможет. И этого мы достигли без внешних инвестиций, без поддержки сверху — только за счет артельного принципа. Мы — архитекторы своего времени. Мы строим не только дома, но и принципы, по которым будет жить профессия. Если архитектура — это искусство жить, то «2ПБ» — это артель, где этим искусством владеют в совершенстве.
О качестве петербургской архитектуры, роли современных зодчих в реализации проектов, о нехватке политической воли и о совещательной функции Градсовета «Строительному Еженедельнику» рассказал руководитель Архитектурного бюро «Студия 44» Никита Явейн.
– Никита Игоревич, некоторое время назад раздавалось немало упреков в низком качестве современной петербургской архитектуры. Как Вы оцениваете ее сегодняшний уровень и можно ли говорить о повышении качества?
– Для понимания ситуации прежде всего необходимо развести понятия «качество работы архитекторов» и «качество архитектуры реализованных проектов». Сегодня это совершенно разные вещи. Примерно две трети возводимых сейчас зданий (если не три четверти) строятся вообще без участия архитектора – по крайней мере, в таком качестве, как мы понимаем эту профессию, то есть человека, осуществляющего проектирование объекта и несущего за это определенную ответственность.
Большая часть строительства идет по разработкам проектных бюро или проектных подразделений при строительных компаниях. И их задача – чисто техническая и сводится, по большому счету, к обеспечению необходимого количества «квадратов» в объекте под разный функционал, созданию квартирографии, желаемой девелопером, и контроле за соблюдением многочисленных нормативов.
Второй довлеющий фактор – общее стремление к снижению себестоимости строительства. По сути, мы дошли до «хрущевской» идеи добиться максимального снижения цены жилья (пусть даже в ущерб всему), чтобы обеспечить им как можно больше людей. Только если в 1950–1960-х годах это была государственная задача и над снижением себестоимости работали целые институты, то сейчас это «воля рынка», а точнее, значительной части девелоперов, которые на нем работают. Но принцип отсечения «архитектурных излишеств», а по большому счету – излишности самой архитектуры – при этом сохраняется.
Еще один фактор влияния – огромное число различных нормирующих документов, регламентирующих каждую мелочь, которые превращают проектирование в своего рода математическую игру, целью которой становится найти способ извлечь из имеющегося участка максимальную прибыль. Главная задача при этом – все учесть и между собой как-то увязать, что совсем непросто, учитывая то, что нормы сплошь и рядом противоречат друг другу. Дополнительной пикантности процессу добавляют постоянные изменения действующих нормативов, что приводит к необходимости переделывать проект.
В этой ситуации говорить о качестве архитектуры или кризисе профессии не приходится. Речь идет о сформировавшейся практике, о ситуации, сложившейся в сфере проектирования и строительства в России вообще и в Санкт-Петербурге в частности. И эта система в значительной степени просто не подразумевает необходимости архитектора как такового. Соответственно, обвинять архитекторов в низком качестве проектов, при том, что они не принимали никакого участия в их разработке, просто нелепо.
– То есть профессия архитектора практически исчезла?
– Нет, конечно, не до такой степени ситуация запущена. Есть серьезные архитектурные организации, которые прошли через все наши пертурбации последних лет, научились выживать в «безвоздушном пространстве». Это и опытные специалисты, и молодые талантливые архитекторы, которые продолжают работать, доказывая, что наша профессия сохранилась. И надо отметить, что многие петербургские проекты получают признание и на российском, и на международном уровне. Так что мы умеем делать хорошую архитектуру, в лучших своих проявлениях как минимум не хуже европейской. Другое дело, что потенциал этот, к сожалению, пока недостаточно востребован.
– И все-таки, возвращаясь к общей ситуации, можно ли говорить, что в среднем качество реализуемых проектов за последние, скажем, 10-15 лет выросло?
– В общем и целом – да. Это, конечно, касается, конечно, не всего, что строится в городе, но усредненно можно говорить, что общий уровень проектирования вырос. Прежде всего это, конечно, касается проектов, в которых архитекторы приняли хотя бы мало-мальски заметное участие.
При этом, конечно, надо понимать, что даже если девелоперы привлекают серьезную архитектурную организацию, задача снижения себестоимости строительства все равно остается. То есть архитекторы понимают, что свои «изыски» они должны уложить в определенный бюджет, за пределы которого выйти в любом случае не получится.
Есть и такой фактор, как стоимость проектирования в общем объеме инвестиций в строительство объекта. Она и раньше была невысока, а сейчас снизилась до совершенно смешного уровня. Фактически это 1–2% от общего объема инвестиций, если 3% – это уже много. В Европе эта доля тоже существенно снизилась – и, как раньше, 10% от общей суммы инвестиций на проектирование уже не выделяют. Но в зависимости от функционала объекта доля варьируется в диапазоне 5–8%. Мы о таком не можем и мечтать.
А если наложить на это разницу в общих затратах на реализацию строительного проекта (у нас – 1-2 тыс. евро на 1 кв. м здания, в Европе – 5–6 тыс.), то становится ясно, что оплата труда архитекторов в Петербурге в 4–5 раз ниже, чем за рубежом. Расходы же при этом не намного ниже (одно лицензионное программное обеспечение чего стоит). Ну а поскольку архитектурные бюро – это коммерческие организации, они должны поддерживать рентабельность своей деятельности, то, конечно, приходится брать в работу больше проектов, но каждому из них уделять, возможно, меньше внимания, чем хотелось бы.
– Насколько сильное давление заказчики оказывают на архитекторов? Удается ли зодчим отстоять свою позицию в случае разногласий? И меняется ли отношение заказчиков в зависимости от класса объекта?
– «Общего знаменателя» тут нет. Есть архитектурные бюро, условно говоря, более «сговорчивые», максимально старающиеся выполнить требования заказчика. Иногда это молодые компании, которые недавно вышли на рынок, и им нужно на нем как-то закрепиться. Есть менее «сговорчивые» архитекторы, старающиеся отстоять свое видение проекта. Поскольку в целом рынок сложившийся и позиции, занимаемые мастерскими, известны, то девелоперы, в зависимости от своих взглядов на функцию архитектора, обращаются в ту или иную организацию.
Есть, конечно, исключительные ситуации, когда проект привлекает общественное внимание, имеет резонанс, требует широкого обсуждения. Тогда девелоперы предпочитают выбрать архитектора «с именем», он получает достаточно большую свободу для творчества, и его позиция будет учитываться достаточно серьезно. Другое дело, что таких проектов не так много.
Класс объекта, конечно, оказывает влияние на качество проекта. Для элитных проектов и практически всего бизнес-класса девелоперы привлекают архитекторов. Но и здесь ситуации бывают разные. Некоторые предпочитают побольше вложить в отделку, оборудование, инфраструктуру, а архитектурной составляющей объекта особого внимания не уделяется.
– Вы сказали, что в целом уровень проектов в городе вырос. Есть ли в этом заслуга Градсовета?
– На мой взгляд, роль Градсовета положительная. И это видно из одного факта. Когда сталкиваешься с не самыми, мягко говоря, удачными проектами, построенными в городе, выясняется, что обсуждения на Градсовете они почему-то не проходили. Либо же на заседании проект был подвергнут критике, но затем все-таки был реализован. То есть, по крайней мере, самые неудачные варианты по большей части все-таки отфильтровываются.
Кроме того, у людей часто неверное представление о том, что такое Градсовет. Это не решающий орган – решения принимаются на уровне Комитета по градостроительству и архитектуре, главным архитектором города. Градсовет – это орган совещательный, на его заседаниях профессионалы высказывают свой взгляд на тот или иной проект. Часто мнения различны. Важен сам факт, что обсуждение состоялось, экспертное сообщество обменялось взглядами. А главный архитектор волен как согласиться с высказанными мнениями, так и нет; это его зона ответственности. В этом смысле, на мой взгляд, даже голосование в Градсовете – избыточно, поскольку решающего значения оно не имеет.
– В начале беседы Вы описали довольно печальную ситуацию в сфере проектирования. Можно ли как-то изменить сложившееся положение?
– В принципе, изменить ситуацию мог бы социальный запрос на хорошую архитектуру. Но, к сожалению, его пока нет, в том числе и со стороны состоятельных людей, которые могли бы себе позволить нанять лучших мастеров. Этого пока не происходит. Пока взгляд на архитектуру остался на уровне «красные пиджаки с золотыми пуговицами – это красиво».
Вторым фактором, способным повлиять на положение, может стать политическая воля власти. Во Франции, например, архитектурные конкурсы на крупные проекты общенационального масштаба курируют непосредственно президенты страны. У нас и близко такого нет, даже на уровне участия региональной власти. Не говоря уже о том, что часто конкурсы проводятся, архитекторы представляют свои работы, проходит экспертное обсуждение, запускается голосование в Интернете, жюри определяет победителя. И на этом все заканчивается, проект так и не строится. Я и сам не раз оказывался в такой ситуации.
Если будет государственная воля в это сфере – изменится и качество архитектуры. Екатерина II знала архитектуру на уровне лучших зодчих своего времени. Интересовалась, вникала во все последние веяния. И Александр I тоже был хороший знаток. И Николай I, как бы к нему кто ни относился, – тоже знал толк в архитектуре, разбирался в этом очень серьезно. Ну так все и получалось, тогда строились шедевры, которые восхищают нас по сей день. Сейчас, к сожалению, общее отношение к архитектуре – как к чему-то второстепенному. Ну и результат соответствующий.