Андрей Коряковцев: «Переход на российское ПО — стратегическая необходимость»
«Строительный Еженедельник» продолжает серию интервью с руководством проектных организаций, перешедших на российское программное обеспечение в области информационного моделирования. Заместитель генерального директора по информационным технологиям проектно-консалтинговой компании «СПб-Гипрошахт» Андрей Коряковцев рассказал нашему изданию о практическом опыте внедрения отечественных решений в работу организации.
— Как давно ваша компания использует в работе технологии информационного моделирования?
— «СПб-Гипрошахт» — проектно-консалтинговая компания. Основные наши клиенты — предприятия промышленного сектора, горной, угольной промышленности. В своей деятельности делаем ставку на использование современных технологий и инновации. Более десяти лет в проектах задействуем технологии информационного моделирования, причем на всех этапах жизненного цикла объектов. ТИМ значительно повышает детализацию проектов, сокращает время на их разработку, минимизирует возможные ошибки и недочеты. Без технологий информационного моделирования уже сложно представить любой современный проект.
— Как было принято решение об использовании в ТИМ программного обеспечения отечественных разработчиков?
— В связи с уходом с российского рынка ПО западных вендоров для проектной отрасли критически важно стало внедрение в работу отечественных продуктов. Решение о переходе на отечественное программное обеспечение было продиктовано необходимостью обеспечения непрерывности рабочих процессов и минимизации рисков, связанных с возможными ограничениями использования платформ зарубежных разработчиков.
В «СПб-Гипрошахт» мы восприняли переход на российские решения в ТИМ не как формальность, а как стратегическую необходимость. При этом для нас было важно сохранить высокое качество нашей работы. Был проведен мониторинг продуктов, представленных на рынке отечественного ПО, в том числе учитывали их функциональность, специфику нашей проектной деятельности, быструю обучаемость специалистов.
— Какое конкретно ПО было выбрано?
— В работе мы задействовали несколько программ комплексной системы информационного моделирования Model Studio CS. Они наиболее полно отвечают нашим потребностям в 3D-проектировании промышленных объектов.
В частности, модуль Model Studio CS для трубопроводов с обширной базой стандартных компонентов внедрили для трехмерного моделирования трубопроводных систем. На базе библиотек начали разрабатывать каталоги трубопроводных деталей и оборудования, настраивали мини-каталоги. С помощью модуля Model Studio CS Технологические схемы, основой которого является набор условных графических обозначений, были отлажены профили генераций. Настройки программного комплекса также включали, к примеру, разработку компонентов трубопровода и прототипов комплектной арматуры. Была проведена отладка оформления изометрических схем. Это предусматривало настройку шаблонов оформления в соответствии с требованием нормоконтроля и экспертизы (шрифты, выноски, штамп основной надписи, отметки, размерные линии и т. д.), добавление требуемого набора УГО (оборудование, арматура), настройку подписей и выносок в соответствии с требованиями производственных отделов (выноски, подписи, позиции, отметки), настройку спецификации.
— Как был выстроен процесс интеграции?
— Результаты проделанной работы тестировались при осуществлении взаимодействия всех отделов компании. Особое внимание пользователей уделялось администрированию и контролю. Производственные отделы предоставили информацию по каталогам оборудования, специфическим требованиям к выноскам и подписям, общим настройкам проекта, а также данные для заполнения штампа (испытания, монтаж, проект), штампа основной надписи. Отдел информационных технологий подготовил каталоги оборудования (по заданию) и загрузил их в общую базу. Была осуществлена настройка профилей оформления (поддержка и администрирование), подготовлены инструкции по работе с параметрами.
— И какие итоги можно подвести по техническим возможностям продукта?
— Благодаря эффективной сервисной поддержке со стороны разработчиков на внедрение и адаптацию продукта потребовалось менее полугода. Это позволило нашей команде быстро освоить новую систему и начать ее активное использование в работе. Простота и интуитивно понятный интерфейс сделали процесс перехода на ПО максимально комфортным.
Внедрение Model Studio CS на примере выполнения первого же проекта показало плюсы этого отечественного программного комплекса. В частности, можно отметить такие его положительные отличительные особенности, как возможность работы в формате IFC, гибкая настройка профилей оформления и др. Задействованные нами решения позволили оптимизировать рабочие процессы и повысить качество проектной документации. Выражаем надежду, что в новых релизах разработчики учтут некоторые наши замечания, касающиеся функционала этого ПО.
— Можно ли считать ваш практический опыт перехода на российское ПО успешным?
— Я считаю, что да. Наш опыт является одним из положительных примеров качественного импортозамещения в проектной сфере. Российские разработки не только способны заменить западные аналоги, но и благодаря своей адаптивности и тесной интеграции с потребностями пользователей позволяют значительно улучшить производственные процессы в проектировании. Переход на отечественное ПО не только отвечает актуальным потребностям проектных, строительных компаний, но и закладывает фундамент для устойчивого роста множества различных отраслей в условиях глобальных изменений.
Народный архитектор, действительный член РААСН, профессор Никита Явейн более 30 лет руководит архитектурным бюро «Студия 44», в котором были созданы проекты таких знаковых для Петербурга зданий, как Академия танца и Детский театр балета Бориса Эйфмана, Ладожский вокзал и еще десятки объектов самого разного назначения. Мэтр архитектуры рассказал о том, что он думает о современном градостроительстве, реставрации исторических зданий и перспективах Северной столицы.
— Никита Игоревич, ваше творчество пришлось на новейшее время в российской истории. Некоторые считают его «золотым», потому что за это время архитекторы получили доступ к большим средствам, возможность проектировать без оглядки на авторитеты, шанс очаровать заказчика своими идеями, использовать новые технологии и материалы. А что вы думаете по этому поводу?
— Это было время пошатнувшихся критериев и появления самозванцев, что свойственно любому переходному периоду. Это было время, когда вкус состоятельного заказчика, если понимать под ним общность людей с разными интересами и возможностями, только начал формироваться. А по-настоящему элитарные объекты создают элитарные заказчики.
Единственное положительное, что принесло архитекторам это тяжелое время, была возможность относительно быстрых социальных лифтов, какими бы они ни были. Многое решали личные связи, но не всегда мастерство. А ведь хорошая архитектура — это профессионализм архитектора.
— Не грозит ли сегодня российским специалистам изолированность от мировой архитектуры?
— Конечно, грозит! Но изолированность и в каком-то смысле провинциализм присутствовали в девяностые годы и в начале двухтысячных даже в большей степени. Мы не можем соревноваться с западными студиями ни по рекламе, ни по финансовым возможностям, не можем привлекать такой же объем средств. В изолированности есть свои плюсы и минусы. Не секрет, что для многих субподряд от иностранного архитектора стал возможностью улучшить свою репутацию, хотя это было, мягко говоря, необъективно.
— Какие черты несет архитектура Никиты Явейна и зодчих из «Студии 44»?
— Во-первых, я бы не отделял себя от архитекторов студии: в разных проектах у меня разная степень участия, а в некоторых меня нет. Впрочем, это не означает, что меня в проектах нет совсем или я один всем занимаюсь.
Что касается отличительных черт, то наши проекты в целом не похожи на другую архитектуру. Глядя на них, любой специалист, архитектор или критик, который «купается» в теме, сразу скажет, что проекты сделаны в «Студии 44», потому что в них есть что-то необычное, новое, иногда трудно понимаемое и не принимаемое. Возьмите, к примеру, музейный Центр промышленного прогресса в Выксе или жилой комплекс Imperial Club, спроектированный по петровскому генплану Леблона-Трезини, — до сих пор все плечами пожимают. Почему так получается? Наверно, мы думаем по-другому. Или просто думаем.
— Сейчас в Петербурге происходит смена исторического ландшафта: многие объекты, не имеющие охранного статуса, сносятся под жилое строительство. Нам, горожанам, следует относиться к этому как к неизбежности?
— В последнее время появилось подозрительно много спекуляций на тему сохранения разных по исторической значимости объектов. На самом деле нет российского города, в котором так мало зданий сносилось бы в историческом центре, как в Петербурге. В Москве сносов больше на порядок. Единственное, о чем стоит сожалеть всем нам, это утрата СКК. Вот это явное изменение ландшафта не в лучшую сторону.
— Что ждет архитектурные памятники города? Похоже, что они ветшают быстрее, чем до них доходят средства на реставрацию. Тот же Апраксин двор, по вашим словам, требует серьезных инвестиций в инженерию, которых нет.
— Да, увы, они рискуют не дождаться должного финансирования. Но при этом Петербург тратит на поддержание памятников больше, чем может, и даже больше, чем среднестатистический европейский город, но количество заброшенных исторических объектов все равно растет.
Проблема не в недостатке финансирования, а в другом: прежде, чем начинать реставрацию, для этой недвижимости надо найти собственника, иначе получится напрасная трата средств. У нас в свое время были отреставрированы памятники, и здания без владельцев продержались 3–5 лет, а потом все было растащено. Но собственника отпугивают, во-первых, сложнейшие бюрократические процедуры, которые защищают памятник от неправомерных действий и вместе с тем отбивают охоту у будущего владельца заниматься объектом. Во-вторых, огромное количество разных ограничений и, самое главное, нестыковка законодательств. А уж вмешательство Следственного комитета, который теперь контролирует процессы вокруг спорных исторических зданий в Петербурге, окончательно спугнула инвесторов.
Получается, что мы не можем произвести полноценную реконструкцию, которая вернула бы памятник к жизни. Действующие нормативы позволяют сделать только капремонт, хотя даже с ним дом не доживет до давно назревшей корректировки морально устаревших норм. В результате все участники рынка спустились в «серую зону» и что-то делают на исторических объектах под видом капремонта и реконструкции, хотя по-хорошему малоценные постройки следовало бы сносить и заменять новыми. Этот законодательный тупик рано или поздно придется разруливать, потому что он гораздо опаснее для города, чем один-два сноса в год.
— Какие проекты, на ваш взгляд, были бы необходимы городу, чтобы создавать полноценное городское пространство и пойти ему на пользу?
— Сегодня практически прекращено строительство общественных зданий. Понятно, что город растет, надо развивать транспортную инфраструктуру, чтобы он не задохнулся. Однако и девелоперы не стремятся развивать общественные пространства даже в виде торгово-развлекательных центров. Кроме жилья, мало что строится, и это создает ощущение какого-то безвременья.
— В вашей проектной практике есть объекты самого разного назначения: культурного, научно-образовательного, спортивного, жилого. Какие из них хотелось бы отметить и почему?
— Наверное, Академию танца Бориса Эйфмана, реконструкцию Восточного крыла Главного штаба под экспозицию Эрмитажа, Ладожский вокзал. Вокзал считаю одной из сильнейших работ в архитектурном и технологическом плане. В проекте Академии особенно выделил бы первую очередь — это один из лучших наших проектов, который принес России первую победу на международном конкурсе архитектуры WAF.
Из реставрационных работ отмечу Александровский дворец — для нас это была сложная, мучительная работа, где решены не только многие реставрационные задачи, в том числе по воссозданию отделки и убранства помещений «из ничего», но также применены инженерные, конструктивные решения, авангардные не только для Петербурга или страны, но и для мировой архитектуры. Университетский кампус «Михайловская дача» — тоже во многом прорывная работа.
Из музейных проектов очень люблю томский Музей науки и техники — жаль, что его не построили.
Из жилья, безусловно, Imperial Club на Васильевском острове, жилые комплексы на ул. Типанова и на Московском проспекте на месте комбината «Петмол». В последние годы архитекторы часто обсуждают, каким должно быть жилье в центре города, чтобы оно было и рентабельным, и масштабным, и отвечало бы петербургскому стилю. Вот эти три объекта показывают, что такое для меня на сегодня петербургская архитектура, как мы ее понимаем и какой бы она могла быть.
— Среди музейных объектов комплекс в Выксе выглядит очень необычно. Почему было предложено именно такое решение?
— Это музей металла, который строится на территории Верхневыксунского металлургического завода — одного из старейших в России. В проекте мы возвращаемся к первоистокам железа как архитектурного элемента. Получились три, как мы их называем, храма-периптера разной величины. Металл здесь работает на растяжение. Меня на этот образ вдохновил снесенный СКК, это своего рода дань памяти легендарному зданию.
В проекте предусмотрено применение легированной стали с добавками фосфора, меди и т. д. — аналога кортеновской стали. Такая сталь понемногу меняется, покрываясь окисной пленкой с бархатистой фактурой. Эта плотная пленка, препятствуя дальнейшему проникновению воды к металлу, делает сталь «вечной»: однажды покрывшись патиной, она навсегда сохраняет свой рыжеватый цвет и уже не нуждается в окраске или других видах коррозионной защиты. Пусть те, кто приедет на открытие музея, через пять лет увидят совсем другой образ, пусть это будет инсталляция во времени, которая станет продолжением истории местного металлургического производства.
— Ваши специалисты работают в Петербурге, Калининграде и в других городах. В чем разница в проектировании объектов в разных городах? Как культурный и архитектурный контекст каждого города влияет на проекты?
— Все города совершенно не похожи: в них различный архитектурный ландшафт и культурный контекст, решения принимают разные люди. Поэтому взаимоотношения с каждым городом тоже складываются по-разному. В Нижнем Новгороде нам комфортно, в Москве сложно, в Калининграде очень своеобразная атмосфера. Допускаю, что для кого-то из коллег все будет наоборот. Зависит ли диалог с городом от конкретного архитектора? Наверное, зависит.
