Технологический суверенитет и информационная безопасность — комплексная проблема всей цифровой экономики
Обсудили с Артемом Геннадьевичем Шейкиным, сенатором Российской Федерации от Амурской области и главой секций «Цифровая трансформация транспорта» и «Обеспечение технологического суверенитета и информационной безопасности Российской Федерации» в Совете по развитию цифровой экономики при Совете Федерации, вопросы перехода на отечественное ПО, цифровую стройку, необходимость развития научной школы информационного моделирования и информационную безопасность как фактор выбора ПО. И немного поговорили о злободневном — об искусственном интеллекте, его роли в строительстве и перспективах.
— Импортозамещение зарубежного ПО в отечественном проектировании уже практически завершено. Стройка требует новых ИТ-решений, не имеющих аналогов в мировой практике, и это путь к реальному технологическому суверенитету. Нам нужны серьезные научные разработки по управлению данными, а не метания от переводных стандартов к другой крайности — «я художник, я так вижу». Цена ошибки уже слишком высока. Что вы думаете о развитии научной школы информационного моделирования?
Развитие научной школы информационного моделирования в области проектирования и строительства действительно является актуальной задачей для достижения технологического суверенитета и повышения эффективности отрасли. На фоне импортозамещения зарубежного ПО важно не только адаптировать существующие решения, но и создавать новые, уникальные подходы и технологии, которые отвечали бы специфическим требованиям отечественного рынка.
Эта задача требует комплексного подхода и взаимодействия различных секторов, чтобы не только создать технологические решения, но и обеспечить их устойчивое внедрение в практическую деятельность.
— Зарубежное ПО ушло с российского рынка. Как будет контролироваться применение софта на российских предприятиях, чтобы избежать использования контрафакта и обеспечить информационную безопасность? Ведь риски достаточно велики — от ошибок в расчетах до утечки данных.
Все зависит от того, о каких предприятиях идет речь. Для субъектов критической информационной инфраструктуры, к которым относятся государственные органы и предприятия или индивидуальные предприниматели, использующие информационные системы в критически важных отраслях — здравоохранении, науке, транспорте, связи, энергетике и других, — действуют строгие обязательства по переходу на отечественный софт. Действующее сейчас оборудование иностранного производства будет постепенно заменяться на технику и программное обеспечение, которые зарегистрированы в реестрах российской радиоэлектронной продукции и программного обеспечения. Выполнение обязательств будут контролировать органы исполнительной власти.
Для частного бизнеса обсуждается введение дополнительных экономических стимулов для перехода на российские решения, связанных с налоговыми послаблениями. Контролировать выполнение таких условий необходимо с помощью отчетности и аудита.
— В контексте обсуждаемого баланса интересов государства, крупных компаний и вендоров вы упоминали уникальность дискуссионной площадки Совета по развитию цифровой экономики. В чем заключается эта уникальность?
Площадка Совета по развитию цифровой экономики при Совете Федерации Федерального Собрания Российской Федерации объединяет различные заинтересованные стороны: законодательные и исполнительные органы власти, государственные и частные крупные компании, научное сообщество, экспертов и вендоров. Это создает возможности для многостороннего обсуждения, в котором можно озвучить не только интересы бизнеса, но и потребности общества и государства.
Кроме того, темы, которые обсуждаются на площадке, актуальны для текущих вызовов и трендов в цифровом обществе: это и технологический суверенитет страны, и регулирование данных, и кибербезопасность, и вопросы этики, и многое другое. Уникальность дискуссионной площадки заключается в ее способности углублять сотрудничество между различными секторами и находить сбалансированные решения для развития цифровой экономики.
— Вы говорили о том, что важно сохранить темпы перехода на отечественный софт. Как сейчас обстоят дела в этом вопросе? Как отслеживаются тенденции во всех отраслях экономики, и кто их отслеживает?
Импортозамещение программного обеспечения в 2024 году продолжается уже два года. Активнее всего этот процесс идет в госсекторе и на предприятиях, относящихся к критической инфраструктуре. Российские разработчики предлагают более 20 тыс. разнообразных продуктов — однако, по мнению заказчиков, значительная их часть нуждается в доработке.
Отслеживает тенденции данного процесса прежде всего Минцифры России. По их оценкам, уровень внедрения российского общесистемного и прикладного ПО в 2022 году составлял 50 %. Планируется, что в 2024 году он увеличится до 58 %, в 2025 году — до 63 %, а к 2030 году достигнет 71 %.
Мониторинг тенденций проходит при комплексном взаимодействии всех участников процесса. Кроме того, существуют «дорожная карта» по переходу на отечественный софт, данные которой должны постоянно актуализироваться.
— Вы озвучивали мнение, что для создания единой инфраструктурной и программной экосистемы необходимо усиливать синхронизацию по линии индустриальных центров компетенций (ИЦК) и центра компетенций по развитию российского общесистемного и прикладного программного обеспечения (ЦКР), ассоциаций потребителей и разработчиков. Какие шаги уже предприняты? Какие проекты планируется реализовать?
В первую очередь, речь идет о синхронизации сроков перехода на отечественное ПО в области критической инфраструктуры. ИЦК и ЦКР должны тесно взаимодействовать с ассоциациями потребителей и разработчиков. Это позволит не только корректировать сроки, но и более точно определять потребности рынка и направлять ресурсы на самые актуальные проекты.
Правительство планомерно ведет всех участников к созданию единой инфраструктурной и программной экосистемы. Предпринимаются следующие шаги:
- проводятся программы поддержки ИТ-компаний, которые могут внести вклад в создание экосистемы;
- предоставляются гранты на софинансирование расходов разработчиков.
Также правительство готовит новые меры поддержки, которые будут касаться предприятий, переходящих на отечественное ПО. Речь идет о субсидировании до 50 % затрат компаний на внедрение промышленного и инженерного софта, а также о предоставлении льготных кредитов на закупку ПО российского происхождения.
Таким образом, можно сказать, что многое уже предпринято, но для создания полноценной экосистемы требуется дальнейшая интеграция усилий всех заинтересованных сторон.
— Вы говорили о том, что искусственный интеллект имеет огромный потенциал для трансформации строительной отрасли. Его применение позволяет значительно улучшить проектирование, управление строительством, безопасность и эксплуатацию зданий. Вы высказывали предложение о том, чтобы стимулировать применение ИИ в строительной отрасли. Какие подобные меры планируется принять?
Для стимулирования применения ИИ в строительной отрасли можно рассмотреть несколько мер, которые могли бы способствовать его интеграции и развитию. Вот некоторые из них:
- государственные гранты и субсидии: введение программ финансирования для компаний, внедряющих решения на базе ИИ;
- создание ЭПР, где будут применяться новые технологии, что позволит продемонстрировать эффективность ИИ на практике и собрать данные для дальнейшего анализа;
- инвестиции в цифровую инфраструктуру, включая платформы для обмена данными и интеграции технологий ИИ в существующие процессы.
— Если рассуждать о применении искусственного интеллекта для развития и повышения эффективности строительной отрасли, в чем именно вы это видите? Также вы говорили, что для внедрения искусственного интеллекта нужно поменять подходы, адаптировать производственные процессы. Приведите, пожалуйста, примеры. Как это должно выглядеть на практике с учетом разного уровня цифровизации строительства даже в рамках одного региона?
Действительно, ИИ имеет огромный потенциал для трансформации строительной отрасли. Его применение позволяет значительно улучшить проектирование, управление строительством, безопасность и эксплуатацию зданий.
Приведу пример. ИИ может применяться для прогнозирования и устранения возможных проблем, связанных с преждевременным износом инженерного оборудования. Это риски повреждения и выхода из строя систем жизнеобеспечения. Для обучения ИИ таким задачам требуются достоверные данные от организаций в сфере строительства из всех регионов страны. Комплексные данные об эксплуатации объектов капитального строительства критически важны для разработки и внедрения ИИ. Искусственный интеллект, обученный на достаточном и качественном наборе данных, может значительно повысить эффективность управления проектами, прогнозирование сроков и затрат на строительство и ремонт, а также экономическую эффективность эксплуатации.
Поэтому в первую очередь необходимо акцентировать внимание региональных органов исполнительной власти на значимости оперативного и полного внесения информации об эксплуатации объектов капитального строительства в информационную систему управления проектами государственного заказчика в сфере строительства (ИСУП). Использование ИСУП на этапе эксплуатации даст возможность обновления и своевременной актуализации информационной модели ОКС на всех этапах его жизненного цикла, от проектирования до вывода из эксплуатации. Внесение информации об эксплуатации объектов в ИСУП создаст значительный и систематизированный массив данных, необходимый для анализа и улучшения процессов в строительной отрасли.
— Существует проблема в использовании технологий искусственного интеллекта в строительстве: отсутствует единая федеральная база достоверных данных, необходимых строителям, проектировщикам и другим специалистам. Как вы видите решение этой проблемы? Может быть, имеет смысл создать классификатор ИИ?
Создание классификатора данных и метаданных может помочь структурировать информацию и сделать ее более доступной. Однако, в первую очередь, для решения проблемы с достоверными данными требуется:
- установить процедуры и четкие сроки для регулярного обновления и внесения данных об эксплуатации объектов капитального строительства в ИСУП;
- разработать методические рекомендации по автоматическому сбору и анализу данных для обеспечения их максимальной полноты и достоверности;
- организовать обучение и повышение квалификации сотрудников региональных органов власти, ответственных за ввод данных, для повышения качества и оперативности обработки информации.
Беседовал Михаил Бочаров, главный редактор журнала «Информационное моделирование».
Если верить академическим определениям, современная архитектура — все, что строится, по крайней мере, с середины прошлого века. Но стили, технологии, материалы 1970-х и 2000-х — совсем разные. Следовательно, каждый архитектор может трактовать понятие «современная архитектура» по-своему. У Елены Пучковой, главного архитектора архитектурной компании Генпро, есть собственный взгляд.
— Что лично вы вкладываете в понятие «современная архитектура»?
— Современная архитектура — удовлетворение функций, которые вкладываются в строение, с сохранением эстетического внешнего облика; это красота, это функционал, это архитектура вне времени.
Архитектура имеет свойство устаревать — в основном в попытках удешевить объект.
В разные эпохи были разные стили. Если посмотреть на старые здания, они нам представляются вечными. Старыми, но не устаревшими. Есть разница между старым и устаревшим. Старые — это красиво. У красоты нет времени. А устаревший — это не очень хорошо: нет эстетики, нет красоты. К сожалению, была эпоха проектирования, здания которой очень хочется откорректировать.
Условно архитектуру можно разделить на три эпохи. Первая — когда здания проектировались с позиции в первую очередь эстетики. Вторая — когда здания должны были быть дешевыми и функциональными, укладываться в экономическую модель. Теперь совмещается и то, и другое.
Современные направления позволяют создать такую архитектуру, чтобы она не устаревала. В архитектуру возвращается идея красоты и функционала. В Москве главный архитектор и мэр дают архитекторам возможность фантазировать. Руки у нас больше развязаны.
Мы понимаем, что изначально архитектура вырастала из внешнего облика. Появлялись именитые архитекторы. Эстетика внешнего облика превалировала. Сейчас все считают деньги, и задача — попасть в нормы, в квартирографию, экономику. Ни один девелопер не позволит построить здание, которое не попадает в экономику, но оно должно быть эстетичным. Сегодняшние проекты домов бизнес-класса, даже комфорт-класса направлены на то, чтобы они не устаревали. Чтобы через много лет можно было сказать, что эти здания начала XXI века, но они не устаревшие.
— Появляются ли, на ваш взгляд, сегодня течения, соразмерные стилям прошлых лет — неоклассике, модерну и т. д.?
— Сегодня сложно сказать, что есть какой-то стиль. По-хорошему, все это эклектика. Это слово стало ругательным, потому что не всегда получается хорошо. Но изначально это очень эстетически правильный стиль.
Если в определенной эпохе стиль был надиктован, все делали здания плюс-минус похожими. Сейчас никто не старается придерживаться определенного стиля.
У меня есть версия, что названия стилей — современные. Вряд ли такие названия появлялись в то время, когда здания проектировались. Они появились позже. Может быть, с течением времени появится название у современного стиля. Есть вероятность, что через сто лет студенты МАРХИ будут изучать постройки нашего времени и как-то назовут современный стиль.
— Как правило, оригинальностью могут похвастаться специализированные здания вроде культурных центров, отелей, спортивных сооружений. В какой мере это можно отнести к жилым зданиям?
— Оригинальный музей проще сделать, чем любое жилое здание. Они похожи друг на друга — это связано с функционалом. Но сейчас в Москве есть запрос на уникальную архитектуру. В кейсе нашей компании — много уникальных жилых объектов. Тот же «JOIS», который мы делали для MR Group. Это здание не похоже на другое жилье. Бизнес-центр «Nice Tower» — максимально оригинальная форма, которая в том числе исходила из функционала и эффективности. Мы создаем узнаваемые здания, которые становятся доминантами, точками притяжения. Хороший пример также — бизнес-центр «Upside Kuntsevo», который, в отличие от предыдущих кейсов, не является высотным объектом, но привлекает именно необычной формой и лаконичной структурой фасадных решений.
Есть много зданий уникальных форм. Архитектура уходит от квадратов, от кубиков. В Москве уникальны 90% проектов. Именно жилые дома и офисы сегодня становятся оригинальными.
Архитектура на перспективу
— У каких направлений в архитектуре есть сегодня перспектива для развития?
— Наступил век новых технологий. Мы тяготеем все к компьютеризации, к машинным технологиям. По сути, те же бионические формы возникли именно из-за компьютеризации проектирования. Появился стиль параметрика, он же — алгоритмическая архитектура. Патрик Шумахер, который ныне руководит бюро Захи Хадид, сформулировал Манифест параметризма. Архитектор берет компьютер, задает ему код, компьютер делает архитектуру. Многие не понимают сути этого стиля, думая, что все эти необычные формы рисует человек. Нет. Само название говорит об обратном: «Параметрика» — «параметр», «алгоритмическая архитектура» — «алгоритм». Архитектор задает определенный код или алгоритм, например, условно: «тяготей к этой точке», и компьютер сам генерирует форму. То есть архитектор не знает, что получится в конечном итоге, объем формирует машина, а человек лишь контролирует процесс.
В процесс проектирования все больше внедряется технологий, связанных с искусственным интеллектом. Пока все это на этапе развития, и те же планировки, которые делаются при помощи ИИ, получаются довольно кривыми, но со временем технология будет совершенствоваться, и бо́льшая часть рутинных процессов будет делегироваться машине. И это очень правильно. К примеру, когда я сажаю квартирографию, наношу зонинг, трачу безумное количество времени. Я переберу 20–30 вариантов, а машина за более короткий срок может предложить тысячи. Архитектор должен контролировать машину и внешним обликом заниматься.
Если посмотреть более глобально на те направления, которые будут внедрять в практику через 50–100 лет, основные мировые исследования сводятся к полному уходу от статичности архитектуры. Одно из таких исследований проводила я. Появляются юниты, которые можно перемещать по зданию, менять между собой. Мы говорим не о конкретном здании, которое стоит, а о зданиях, которые могут переконфигурироваться, менять место, видоизменяться. Ведь что такое архитектура будущего как таковая? Это архитектура, которая может удовлетворять все потребности, пожелания человека, у которого сегодня — одно настроение, завтра — другое. Идея — чтобы архитектура удовлетворяла каждый запрос, который на нее поступает.
Это не новая идея. Ее много лет назад предложил Седрик Прайс — «здание, в котором человек может делать все, что он хочет». Это проект «Fun Palace» на месте нынешнего Центра Помпиду в Париже. Проект не был принят.
Сейчас в Нью-Йорке построен арт-центр «The Shed». Он состоит из оболочки и внутренней части. Во внутренней расположен зал, мастерские. Внешняя оболочка, когда трансформируется, образует другой зал.
На самом деле все эти идеи с точки зрения технологий реализуемы и сейчас, но, чтобы сделать полностью трансформируемое здание, где каждая часть перемещается, нужно несколько илонов масков и бюджет нескольких государств. Любая инновация — это дорого. С течением времени, когда начинается фабричное производство, все дешевеет и становится обыденным. Мы уже видели это на примере умного дома.
Поскольку люди любят стабильность, им кажется, будто что-то новое не придумается, не появится, не приживется. Например монолитный железобетон. Если бы о нем рассказали человеку, который жил в XVII веке? А что такое монолит? Если подумать — уникальная вещь. Здание создается единым объемом непосредственно на площадке. Но это уже то, к чему мы привыкли. Почему это надо считать чем-то из разряда фантастики? Сейчас есть много новых материалов, технологий.
— В каком направлении, на ваш взгляд, будут развиваться технологии строительства?
— Уже сегодня используются 3D-принтеры для печати домов. Они позволяют решить одну из главных проблем монтажа — избавиться от швов на стыке материалов. Остаются лишь эстетичные ровные линии послойного нанесения. Надеюсь, что лет через 20–30 швов не будет совсем.
Роботы-манипуляторы занимаются кладкой. Результат более совершенный, чем у человека. Другое дело, что мы тянемся к ручному исполнению, как пример — кирпич ручной формовки. Такой кирпич разный, кладка неровная, но в этом есть особая эстетика.
Развивается модульное строительство, когда на заводе собираются целые комнаты с отделкой, а потом монтируются на площадке. У многих эта технология ассоциируется с хрущевками. У меня такого нет. Но это должны быть очень качественные изделия и исполнение.
Появились модульные фасады. При строительном исполнении ты подходишь к фасаду здания и видишь, что плохо сведено, криво. А при использовании модульных фасадов кассеты производятся в фабричных условиях, их привозят и просто вешают. Это дороже, но эстетически правильнее и долговечнее.
— Какие строительные материалы сегодня в приоритете, на ваш взгляд? Известно, что архитекторы нередко имеют любимые материалы.
— Мы говорим о фасадах зданий. Есть норматив, при котором какие-то материалы нельзя использовать — например горючесть: нельзя использовать горючие материалы для зданий выше 75 метров. Лично я всегда подбираю материал под конкретный фасад. Каждый заказчик имеет свое видение. Многие просят сделать один массинг (массинг — термин в архитектуре, который относится к восприятию общей формы, а также к размеру здания. — Примеч. ред.) и к нему — несколько вариантов фасадов. Мне проще сделать три массинга и к каждому — свой фасад. К сожалению, существует частая практика оптимизации уже на этапе строительства — замена материалов более дешевыми. Я обычно стараюсь на этапе концепции продумать материал согласно бюджету. Если здание не очень высокое — фасад может быть в композите например. Определенной форме здания походит определенный материал: матовый, с отливом, определенного цвета.
Плюс ограничения финансовые. Был один объект, где мы хотели зеленый фасад. Можно было использовать глазурованный кирпич, терракоту, металл. Выбирали согласно бюджету.
Сегодня чаще используется алюминий, стеклофибробетон. Уходит на второй план керамогранит — есть проблемы с нарезкой: если неправильно нарезать, фасад выглядит ужасно. Кляймеры запрещены. Мелкоштучные материалы активно используются — бетонная или клинкерная плитка; стали возвращаться к керамическому кирпичу.
Я стараюсь предлагать несколько вариантов. Бывают объекты, которые сделаешь — и понимаешь: это оно. И заказчик сразу принимает, и инстанции проходим сразу. Бывает, заказчику не нравятся отдельные моменты. Их можно переделать, но за материал я обычно сражаюсь. Если металл — должен быть металл, если кирпич — то кирпич. Хуже всего — имитация, когда, к примеру, пытаются рисунком на керамограните создать ощущение дерева или металла. Всегда смотрится как подделка.
Большая стройка
— Насколько важна при проектировании экономика проекта?
— Экономика сейчас — самое важное. У нас задача — соединить в одно целое архитектуру, город, девелопера. Мы стараемся максимально.
— В каком направлении развивается современное строительство?
— Есть площадки, которые застраиваются кластерами — Шелепиха, ЗиЛ. Бывает, что какая-то площадка становится модной, застраивается разными девелоперами в рамках КРТ.
Сегодня много объектов, которые строятся в несколько очередей.
Если мы говорим о планировках, становится больше маленьких квартир. Если посмотреть на квартирографию, которая была несколько лет назад, — квартиры более просторные.
Квартирография в домах бизнес-класса — как в классе «комфорт» три года назад.
Может быть, хорошо, что квартиры становятся меньше, — цены выросли. Можно меньше квадратных метров купить, но все функции в квартире будут. Я давно не видела классических квартир, почти все девелоперы заказывают европланировки. Чаще отказываются от коридоров. Раньше было больше комнат, но меньше функциональных помещений. Теперь — все наоборот: комнаты уменьшаются, появляются дополнительные помещения — гардеробные, постирочные, кладовые.
Но в чем большой плюс — все строят разное, и площади становятся более функциональными.
— На одном из недавних форумов вы заявили: «Конечная цель должна заключаться в отказе от традиционного проектирования зданий». Что вы подразумеваете под нетрадиционными методами?
— Выступая перед аудиторией, я каждый раз пытаюсь донести, какова конечная цель архитектуры. Это здание, которое может удовлетворить любой запрос человека, которое взаимодействует с человеком. Пока архитектура и человек существуют отдельно.
А представьте здание, которое знает своего хозяина. Ты моргаешь — значит, хочешь есть, оно раскладывает стол. Зеваешь — раскладывает кровать. Можно иметь квартиру 12 квадратных метров, а не 80, но там могут быть все функции.
Почему важно думать, к какой конечной точке мы стремимся: когда архитектура начинает понимать человека? Проблема большинства архитекторов — зашоренность сознания, они боятся сломать рамки, в которых существуют. Когда ты рассуждаешь и понимаешь, что границ нет, а мы находимся далеко от конечной точки, проще проектировать, искать много вариантов. Это если мы говорим про нетрадиционные методы.
Что касается проектирования, повторюсь: все рутинные операции должны передаваться машине. Я не боюсь, что машина заберет у меня работу. Потому что машина не станет Норманом Фостером, хотя она может стать Захой Хадид. Мы не ругаемся на «мышку» или карандаш, не боимся, что они отберут у нас работу. За человеком остается контроль и направление процессов, он занимается красотой и эстетикой, и даже эти вещи в какой-то степени можно делегировать машине.
На последних форумах многие размышляли, кто будет нести ответственность, если машина неверно рассчитала конструкцию, и здание упало. У нас есть большое количество технологических вещей в мире. Падают даже такие совершенные механизмы, как самолеты. Я исследовала этот вопрос: 85% авиакатастроф — ошибка человека, то есть машина срабатывает точнее. Если что-то произошло, идет расследование до конца, до мельчайших деталей — выясняется все, чтобы исправить ошибку. И после этого ошибочную деталь заменяют на всех самолетах. В архитектуре должна быть такая же практика.