Елена Пучкова: «Когда ты понимаешь, что границ нет, а мы находимся далеко от конечной точки, проще проектировать»
Если верить академическим определениям, современная архитектура — все, что строится, по крайней мере, с середины прошлого века. Но стили, технологии, материалы 1970-х и 2000-х — совсем разные. Следовательно, каждый архитектор может трактовать понятие «современная архитектура» по-своему. У Елены Пучковой, главного архитектора архитектурной компании Генпро, есть собственный взгляд.
— Что лично вы вкладываете в понятие «современная архитектура»?
— Современная архитектура — удовлетворение функций, которые вкладываются в строение, с сохранением эстетического внешнего облика; это красота, это функционал, это архитектура вне времени.
Архитектура имеет свойство устаревать — в основном в попытках удешевить объект.
В разные эпохи были разные стили. Если посмотреть на старые здания, они нам представляются вечными. Старыми, но не устаревшими. Есть разница между старым и устаревшим. Старые — это красиво. У красоты нет времени. А устаревший — это не очень хорошо: нет эстетики, нет красоты. К сожалению, была эпоха проектирования, здания которой очень хочется откорректировать.
Условно архитектуру можно разделить на три эпохи. Первая — когда здания проектировались с позиции в первую очередь эстетики. Вторая — когда здания должны были быть дешевыми и функциональными, укладываться в экономическую модель. Теперь совмещается и то, и другое.
Современные направления позволяют создать такую архитектуру, чтобы она не устаревала. В архитектуру возвращается идея красоты и функционала. В Москве главный архитектор и мэр дают архитекторам возможность фантазировать. Руки у нас больше развязаны.
Мы понимаем, что изначально архитектура вырастала из внешнего облика. Появлялись именитые архитекторы. Эстетика внешнего облика превалировала. Сейчас все считают деньги, и задача — попасть в нормы, в квартирографию, экономику. Ни один девелопер не позволит построить здание, которое не попадает в экономику, но оно должно быть эстетичным. Сегодняшние проекты домов бизнес-класса, даже комфорт-класса направлены на то, чтобы они не устаревали. Чтобы через много лет можно было сказать, что эти здания начала XXI века, но они не устаревшие.
— Появляются ли, на ваш взгляд, сегодня течения, соразмерные стилям прошлых лет — неоклассике, модерну и т. д.?
— Сегодня сложно сказать, что есть какой-то стиль. По-хорошему, все это эклектика. Это слово стало ругательным, потому что не всегда получается хорошо. Но изначально это очень эстетически правильный стиль.
Если в определенной эпохе стиль был надиктован, все делали здания плюс-минус похожими. Сейчас никто не старается придерживаться определенного стиля.
У меня есть версия, что названия стилей — современные. Вряд ли такие названия появлялись в то время, когда здания проектировались. Они появились позже. Может быть, с течением времени появится название у современного стиля. Есть вероятность, что через сто лет студенты МАРХИ будут изучать постройки нашего времени и как-то назовут современный стиль.
— Как правило, оригинальностью могут похвастаться специализированные здания вроде культурных центров, отелей, спортивных сооружений. В какой мере это можно отнести к жилым зданиям?
— Оригинальный музей проще сделать, чем любое жилое здание. Они похожи друг на друга — это связано с функционалом. Но сейчас в Москве есть запрос на уникальную архитектуру. В кейсе нашей компании — много уникальных жилых объектов. Тот же «JOIS», который мы делали для MR Group. Это здание не похоже на другое жилье. Бизнес-центр «Nice Tower» — максимально оригинальная форма, которая в том числе исходила из функционала и эффективности. Мы создаем узнаваемые здания, которые становятся доминантами, точками притяжения. Хороший пример также — бизнес-центр «Upside Kuntsevo», который, в отличие от предыдущих кейсов, не является высотным объектом, но привлекает именно необычной формой и лаконичной структурой фасадных решений.
Есть много зданий уникальных форм. Архитектура уходит от квадратов, от кубиков. В Москве уникальны 90% проектов. Именно жилые дома и офисы сегодня становятся оригинальными.
Архитектура на перспективу
— У каких направлений в архитектуре есть сегодня перспектива для развития?
— Наступил век новых технологий. Мы тяготеем все к компьютеризации, к машинным технологиям. По сути, те же бионические формы возникли именно из-за компьютеризации проектирования. Появился стиль параметрика, он же — алгоритмическая архитектура. Патрик Шумахер, который ныне руководит бюро Захи Хадид, сформулировал Манифест параметризма. Архитектор берет компьютер, задает ему код, компьютер делает архитектуру. Многие не понимают сути этого стиля, думая, что все эти необычные формы рисует человек. Нет. Само название говорит об обратном: «Параметрика» — «параметр», «алгоритмическая архитектура» — «алгоритм». Архитектор задает определенный код или алгоритм, например, условно: «тяготей к этой точке», и компьютер сам генерирует форму. То есть архитектор не знает, что получится в конечном итоге, объем формирует машина, а человек лишь контролирует процесс.
В процесс проектирования все больше внедряется технологий, связанных с искусственным интеллектом. Пока все это на этапе развития, и те же планировки, которые делаются при помощи ИИ, получаются довольно кривыми, но со временем технология будет совершенствоваться, и бо́льшая часть рутинных процессов будет делегироваться машине. И это очень правильно. К примеру, когда я сажаю квартирографию, наношу зонинг, трачу безумное количество времени. Я переберу 20–30 вариантов, а машина за более короткий срок может предложить тысячи. Архитектор должен контролировать машину и внешним обликом заниматься.
Если посмотреть более глобально на те направления, которые будут внедрять в практику через 50–100 лет, основные мировые исследования сводятся к полному уходу от статичности архитектуры. Одно из таких исследований проводила я. Появляются юниты, которые можно перемещать по зданию, менять между собой. Мы говорим не о конкретном здании, которое стоит, а о зданиях, которые могут переконфигурироваться, менять место, видоизменяться. Ведь что такое архитектура будущего как таковая? Это архитектура, которая может удовлетворять все потребности, пожелания человека, у которого сегодня — одно настроение, завтра — другое. Идея — чтобы архитектура удовлетворяла каждый запрос, который на нее поступает.
Это не новая идея. Ее много лет назад предложил Седрик Прайс — «здание, в котором человек может делать все, что он хочет». Это проект «Fun Palace» на месте нынешнего Центра Помпиду в Париже. Проект не был принят.
Сейчас в Нью-Йорке построен арт-центр «The Shed». Он состоит из оболочки и внутренней части. Во внутренней расположен зал, мастерские. Внешняя оболочка, когда трансформируется, образует другой зал.
На самом деле все эти идеи с точки зрения технологий реализуемы и сейчас, но, чтобы сделать полностью трансформируемое здание, где каждая часть перемещается, нужно несколько илонов масков и бюджет нескольких государств. Любая инновация — это дорого. С течением времени, когда начинается фабричное производство, все дешевеет и становится обыденным. Мы уже видели это на примере умного дома.
Поскольку люди любят стабильность, им кажется, будто что-то новое не придумается, не появится, не приживется. Например монолитный железобетон. Если бы о нем рассказали человеку, который жил в XVII веке? А что такое монолит? Если подумать — уникальная вещь. Здание создается единым объемом непосредственно на площадке. Но это уже то, к чему мы привыкли. Почему это надо считать чем-то из разряда фантастики? Сейчас есть много новых материалов, технологий.
— В каком направлении, на ваш взгляд, будут развиваться технологии строительства?
— Уже сегодня используются 3D-принтеры для печати домов. Они позволяют решить одну из главных проблем монтажа — избавиться от швов на стыке материалов. Остаются лишь эстетичные ровные линии послойного нанесения. Надеюсь, что лет через 20–30 швов не будет совсем.
Роботы-манипуляторы занимаются кладкой. Результат более совершенный, чем у человека. Другое дело, что мы тянемся к ручному исполнению, как пример — кирпич ручной формовки. Такой кирпич разный, кладка неровная, но в этом есть особая эстетика.
Развивается модульное строительство, когда на заводе собираются целые комнаты с отделкой, а потом монтируются на площадке. У многих эта технология ассоциируется с хрущевками. У меня такого нет. Но это должны быть очень качественные изделия и исполнение.
Появились модульные фасады. При строительном исполнении ты подходишь к фасаду здания и видишь, что плохо сведено, криво. А при использовании модульных фасадов кассеты производятся в фабричных условиях, их привозят и просто вешают. Это дороже, но эстетически правильнее и долговечнее.
— Какие строительные материалы сегодня в приоритете, на ваш взгляд? Известно, что архитекторы нередко имеют любимые материалы.
— Мы говорим о фасадах зданий. Есть норматив, при котором какие-то материалы нельзя использовать — например горючесть: нельзя использовать горючие материалы для зданий выше 75 метров. Лично я всегда подбираю материал под конкретный фасад. Каждый заказчик имеет свое видение. Многие просят сделать один массинг (массинг — термин в архитектуре, который относится к восприятию общей формы, а также к размеру здания. — Примеч. ред.) и к нему — несколько вариантов фасадов. Мне проще сделать три массинга и к каждому — свой фасад. К сожалению, существует частая практика оптимизации уже на этапе строительства — замена материалов более дешевыми. Я обычно стараюсь на этапе концепции продумать материал согласно бюджету. Если здание не очень высокое — фасад может быть в композите например. Определенной форме здания походит определенный материал: матовый, с отливом, определенного цвета.
Плюс ограничения финансовые. Был один объект, где мы хотели зеленый фасад. Можно было использовать глазурованный кирпич, терракоту, металл. Выбирали согласно бюджету.
Сегодня чаще используется алюминий, стеклофибробетон. Уходит на второй план керамогранит — есть проблемы с нарезкой: если неправильно нарезать, фасад выглядит ужасно. Кляймеры запрещены. Мелкоштучные материалы активно используются — бетонная или клинкерная плитка; стали возвращаться к керамическому кирпичу.
Я стараюсь предлагать несколько вариантов. Бывают объекты, которые сделаешь — и понимаешь: это оно. И заказчик сразу принимает, и инстанции проходим сразу. Бывает, заказчику не нравятся отдельные моменты. Их можно переделать, но за материал я обычно сражаюсь. Если металл — должен быть металл, если кирпич — то кирпич. Хуже всего — имитация, когда, к примеру, пытаются рисунком на керамограните создать ощущение дерева или металла. Всегда смотрится как подделка.
Большая стройка
— Насколько важна при проектировании экономика проекта?
— Экономика сейчас — самое важное. У нас задача — соединить в одно целое архитектуру, город, девелопера. Мы стараемся максимально.
— В каком направлении развивается современное строительство?
— Есть площадки, которые застраиваются кластерами — Шелепиха, ЗиЛ. Бывает, что какая-то площадка становится модной, застраивается разными девелоперами в рамках КРТ.
Сегодня много объектов, которые строятся в несколько очередей.
Если мы говорим о планировках, становится больше маленьких квартир. Если посмотреть на квартирографию, которая была несколько лет назад, — квартиры более просторные.
Квартирография в домах бизнес-класса — как в классе «комфорт» три года назад.
Может быть, хорошо, что квартиры становятся меньше, — цены выросли. Можно меньше квадратных метров купить, но все функции в квартире будут. Я давно не видела классических квартир, почти все девелоперы заказывают европланировки. Чаще отказываются от коридоров. Раньше было больше комнат, но меньше функциональных помещений. Теперь — все наоборот: комнаты уменьшаются, появляются дополнительные помещения — гардеробные, постирочные, кладовые.
Но в чем большой плюс — все строят разное, и площади становятся более функциональными.
— На одном из недавних форумов вы заявили: «Конечная цель должна заключаться в отказе от традиционного проектирования зданий». Что вы подразумеваете под нетрадиционными методами?
— Выступая перед аудиторией, я каждый раз пытаюсь донести, какова конечная цель архитектуры. Это здание, которое может удовлетворить любой запрос человека, которое взаимодействует с человеком. Пока архитектура и человек существуют отдельно.
А представьте здание, которое знает своего хозяина. Ты моргаешь — значит, хочешь есть, оно раскладывает стол. Зеваешь — раскладывает кровать. Можно иметь квартиру 12 квадратных метров, а не 80, но там могут быть все функции.
Почему важно думать, к какой конечной точке мы стремимся: когда архитектура начинает понимать человека? Проблема большинства архитекторов — зашоренность сознания, они боятся сломать рамки, в которых существуют. Когда ты рассуждаешь и понимаешь, что границ нет, а мы находимся далеко от конечной точки, проще проектировать, искать много вариантов. Это если мы говорим про нетрадиционные методы.
Что касается проектирования, повторюсь: все рутинные операции должны передаваться машине. Я не боюсь, что машина заберет у меня работу. Потому что машина не станет Норманом Фостером, хотя она может стать Захой Хадид. Мы не ругаемся на «мышку» или карандаш, не боимся, что они отберут у нас работу. За человеком остается контроль и направление процессов, он занимается красотой и эстетикой, и даже эти вещи в какой-то степени можно делегировать машине.
На последних форумах многие размышляли, кто будет нести ответственность, если машина неверно рассчитала конструкцию, и здание упало. У нас есть большое количество технологических вещей в мире. Падают даже такие совершенные механизмы, как самолеты. Я исследовала этот вопрос: 85% авиакатастроф — ошибка человека, то есть машина срабатывает точнее. Если что-то произошло, идет расследование до конца, до мельчайших деталей — выясняется все, чтобы исправить ошибку. И после этого ошибочную деталь заменяют на всех самолетах. В архитектуре должна быть такая же практика.
Как может противостоять профессиональное сообщество натиску законодательных инициатив, стремящихся ограничить строительный бизнес, рассказал в интервью «Строительному Еженедельнику» генеральный директор «Центра Развития Рынка Недвижимости» Владимир Горбунов.
– Владимир Евгеньевич, 214-ФЗ был принят еще в 2004 году и с тех пор многократно корректировался. К чему пришло «долевое» законодательство в своем развитии?
– В этом году наконец-то федеральная власть озвучила не абстрактную цель, каковой была защита неких прав дольщиков, а вполне конкретную – контроль за целевым расходованием денежных средств застройщиками. Ясная цель – это уже большой плюс.
Однако вряд ли можно говорить о том, что во всем этом поставлена финальная точка. Нормативная база, обеспечивающая, по мнению законодателя, прозрачную деятельность строительных компаний, фактически только сейчас начинает формироваться. Что покажет практика? Впереди работы очень много. У банковского сектора есть необходимость осуществлять сопровождение застройщиков. Основные принципы этого сопровождения прописаны в том же 214-ФЗ, но возникает вопрос: в каком виде банкам осуществлять эту деятельность с июля 2019 года, когда привлечение средств на новые проекты застройщиков начнет осуществляться через системное проектное финансирование всего жилищного строительства и эскроу-счета? Существующие у застройщиков запасы разрешительной документации, которые позволят принципиально отдалить необходимость получения банковского проектного финансирования и начало работы по эскроу счетам, не бесконечны. Законодательство уже регламентирует ведение эскроу-счетов, но на каких основах банковский сектор будет осуществлять системное массовое проектное финансирование – очень серьезный вопрос, который пока остается открытым. Многие застройщики уже обеспокоены этим вопросом.
Не надо забывать и о «дорожной карте» поэтапной отмены долевого строительства, которую в декабре прошлого года утвердило Правительство РФ, в которой четко написано, что государственное участие в области контроля за строительством будет уменьшаться, и получается, что значительная часть контрольных функций будет так или иначе перераспределена на банковский сектор. По каким принципам банк будет осуществлять этот контроль? Очевидно, что это большая системная работа – и формальный подход никого не устроит. Нанять стороннюю компанию или обойтись срочно созданным отделом-другим внутри банка, который по-своему будет толковать законодательство, будет недостаточно. Нужны единые критерии работы. Нельзя допустить, чтобы налаженная работа по финансированию нового строительства сокращалась или прерывалась на время установления новых правил. И это вопрос уже не отраслевой, а социальный и политический, затрагивающий интересы и приобретателей жилья, и работников строительного сектора, и городской бюджет, получающий значительные средства от деятельности девелоперов. Если проектное финансирование будет осуществляться не на всем понятной и постоянной основе, а как нечто исключительное, то понятно, что новое строительство или существенно сократится, или фактически встанет.
В этой связи именно региональным государственным органам исполнительной власти в первую очередь необходимо озаботиться диалогом с банковским сообществом по поводу того, как банк собирается осуществлять эту деятельность в следующем году. Именно данные органы обладают наилучшим инструментарием для решения вопроса и в не меньшей степени должны быть заинтересованы в положительном результате.
Важно также осознать, когда банки займутся оформлением и контролем взаимодействия с дольщиками, в какой степени на инвестиционный процесс сохранят свое влияние сами девелоперы. Пока сам застройщик определял и объем привлекаемых денежных средств, и скорость их привлечения, но сейчас все идет к тому, что застройщики могут полностью потерять автономию в этом вопросе.
– К каким изменениям на рынке это может привести?
– Если говорить о прогнозах развития рынка, то достаточно быстро банки встанут перед соблазном создания собственных девелоперских структур, которые, кстати, банкам будет проще контролировать. Возникает вопрос конкуренции банковских девелоперских структур и, скажем так, традиционных застройщиков. Возможно, здесь появится повод задуматься и антимонопольным органам. Конфликт интересов может возникнуть в любом случае. Причем это обязанность законодателя – решать такие вопросы не после, а до их возникновения. Этим надо заниматься уже сейчас, причем на всех уровнях власти. Правом законодательной инициативы обладают не только Минстрой, Госдума, но и заксобрания на местах. Губернатор вправе ходатайствовать о законодательной инициативе к соответствующим органам. Хотелось, чтобы этот вопрос решался не только органами исполнительной власти, но и законодательной, в том числе региональной. Без взаимодействия законодателей с исполнительной властью, профсообществом – сбалансированная нормативная база возникнуть не может.
А банкам – готовиться к усилению своей позиции на рынке и исполнению дополнительных обязанностей.
Но необходимо отметить, что на процесс формирования нормативной базы влияет очень большое количество лиц разной степени профессиональности, которые могут иметь разнонаправленные интересы. Без активного объединенного влияния девелоперов на законодательный процесс, без системной и постоянной защиты ими своих общепрофессиональных интересов нормативная база и дальше будет формироваться без учета их мнения. В этом смысле показательно общероссийское совещание, которое летом провел Минстрой после принятия поправок в 214-ФЗ. Количество вопросов к федеральной власти со стороны бизнеса было гигантским. Происходящее сейчас сопоставимо с ситуацией, когда компания является ответчиком в судебном деле, решается вопрос о ее правах и ответственности, но ее представители в процесс не ходят. Считаю, что сейчас градозащитное движение более эффективно и системно отстаивает свои интересы, чем профессиональные участники рынка первичной недвижимости. Строителям надо срочно объединяться и начинать действовать, иначе в выигрыше будут только юристы, представляющие в судах интересы застройщиков, граждан, госорганов, банков. Кстати, поскольку банковский сектор стал частью девелоперского бизнеса со всеми соответствующими рисками и обязательствами, то все сказанное касается теперь и банковского сообщества. Консолидироваться, конечно, проще всего на базе уже существующих и зарекомендовавших себя строительных общественных объединений, привлекать для этих целей на постоянной основе специалистов в области проектирования, архитектуры, юриспруденции.
– Госдума обещает принять очередные поправки в «долевое» законодательство до конца года. Ждать ли прорывов? Например, поэтапного раскрытия эскроу-счетов?
– Я начал бы с общего вопроса о законотворческой культуре. Как показал опыт июльских поправок, которые вылились в Закон № 175-ФЗ «О внесении различных изменений в Закон № 214-ФЗ», те редакции, которые вносились в Госдуму и обсуждались, принципиальным образом отличались от того, что было в результате принято. Логика внесения изменений не всегда понятна. Степень обсуждения этих поправок с профессиональным сообществом, региональными властями я считаю неудовлетворительной. Степень оценки их в Минстрое и Госдуме на предмет последствий принятия также сложно оценить. Поэтому то, что обсуждается сейчас, может быть принято в совершенно ином виде.
– При Штабе по улучшению условий ведения бизнеса в Петербурге, возглавляемом губернатором города, есть Рабочая группа «Улучшение предпринимательского климата в сфере строительства», в состав которой Вы входите. Насколько это эффективная структура, если говорить о защите интересов бизнеса?
– В феврале губернатор Петербурга Георгий Полтавченко подписал обращение в адрес спикера Совета Федерации РФ Валентины Матвиенко с предложениями о внесении в 214-ФЗ поправок, подготовленных Рабочей группой. Наверное, впервые в истории города при активном участии частного бизнеса и органов власти были сформулированы предложения по внесению изменений в «долевое» законодательство. Эти изменения были поддержаны многими регионами благодаря активной позиции участников группы. Предложения Рабочей группы были услышаны на уровне Совета Федерации.
Безусловно, далеко не все предложения, которые Рабочая группа внесла на рассмотрение, были приняты, но часть нашла свое отражение в поправках. Были не допущены положения, которые существенно бы ухудшили ситуацию в отношении девелоперов. Если объективно относиться к происходящему – да, это был успех. В любом случае оценивать этот результат работы Группы по принципу «Всё или ничего» нельзя, это будет необъективно и пристрастно.
Рабочей группой было также инициировано обращение губернатора в Минэкономразвития и Минстрой по поводу упрощения процедуры предоставления земельных участков под размещение строительных площадок, подъездов к ним. Сделано это было на основании анализа существующей деятельности и государственных органов, и застройщиков. Федеральная власть вступила в диалог с нами не сразу, но мы последовательно обосновывали свою позицию на совещаниях в Минэкономразвития и Минстрое, о том, что необходимо учитывать и мнение тех, кто работает на местах. В конечном итоге экспертами Минэкономразвития было предложено согласовать некую редакцию, которая бы учла и интересы региона, и интересы федерального центра. Дорогу осилит идущий. Есть успехи и на региональном уровне. Были отработаны процедуры передачи застройщиками построенных сетей, ввода объектов в эксплуатацию. Это все только в этом году.
Подчеркну: главное, что Рабочая группа дает бизнесу возможность высказать практически любое свое пожелание или претензию, услышать от органов исполнительной власти мотивированные объяснения своим решениям. В ходе совместного обсуждения возникает реальный сбалансированный результат. Наверное, имеет смысл периодически проводить совместные заседания с представителями законодательной власти города, судейского корпуса, правоохранительных органов.
Но не стоит сбрасывать со счетов, что определяющим фактором во многих вопросах является федеральное законодательство, и ни в коей мере не выступая адвокатом региональных органов исполнительной власти, я не могу не отметить, что зачастую они также являются заложниками прямых указаний «сверху».
– Возвращаясь к вопросу долевого строительства: Вы сказали, что наконец федеральная власть озвучила не абстрактную цель, каковой была защита прав дольщиков, а другую, более конкретную. Но насколько эффективно законодательством отрегулирован вопрос завершения недостроев?
– То, как сейчас законодатель пытается решить вопрос достройки брошенных объектов, – максимально неуклюже и, считаю, бесперспективно. Системное решение вопросов достройки в рамках судебной процедуры – это попытка решения вопроса в рамках процедуры, которая в силу закона предусматривает состязательность сторон, противодействие одной стороны другой. То есть предполагаются значительные временные и трудозатраты. Это не может по своей правовой природе быть эффективным способом решения массовой проблемы, требующей системного решения. Суды не должны заниматься организацией хозяйственной деятельности, а законодатель должен исключить ситуацию, когда достройка проблемного объекта – это фактически подвиг нового инвестора и результат ручного напряженного управления местной исполнительной власти.
– Как Вы оцениваете новеллу о солидарной ответственности лиц за убытки дольщиков, включая бенефициарных владельцев, которые фактически могут определять действия застройщика?
– Я считаю эту инициативу крайне вредной для рынка: для застройщиков, госвласти, и даже для потребителей. С рынка будут уходить наиболее трезвомыслящие и ответственные профессионалы, просто опасаясь за свое будущее. При нынешнем нормативном регулировании очень легко допустить ошибку. А получается, что практически любая ошибка может стать смертельной для девелопера. Никто же не привлекает к солидарной ответственности депутата, внесшего неудачный законопроект? А вот на место профессиональных игроков рынка могут прийти те, кто вообще не боится материальной ответственности. Кому от этого станет лучше?
– Если говорить о всем законодательном поле, касающемся строительства, какие важные аспекты нуждаются в корректировках в первую очередь?
– Первое. На уровне Градкодекса должен быть снят вопрос строительства социальной, инженерной и дорожной инфраструктуры. Это вопрос очень сложный и дорогостоящий, и поэтому не может быть частных, индивидуальных вариантов его решения на местах. Да, пусть органам региональной исполнительной власти будет предоставлена максимальная автономия в решении этих вопросов, но базовые вещи должны быть заложены на федеральном уровне. Судя по тому, насколько долго федеральный центр не решает этот вопрос, они сами не знают, как к нему подойти.
Второе. Должны быть упрощены процедура выдачи разрешений на строительство и ввод объекта в эксплуатацию. То, как сейчас Градкодекс формулирует процедуру выдачи разрешений на строительство, может неоднозначно толковаться разными специалистами и зачастую превращается в мощнейшее испытание для соискателя, хотя по своей сути это абсолютно технический документ. Эта непредсказуемость очень вредит инвестиционному климату. Ведь помимо профессиональных девелоперов и граждан, строящих себе дома ИЖС, существует множество предпринимателей, которые просто хотят для себя построить цех, склад, дорогу, офис и больше не сталкиваться со строительством никогда. Отмечу, что объем статьи Градостроительного кодекса «Разрешение на строительство» изменился с четырех станиц стандартного шрифта в первоначальной редакции до двадцати двух страниц стандартного шрифта в действующей редакции. Это можно нормально применять? Так, предыдущий Градкодекс определял разрешение на строительство как соответствие проекта кадастровому паспорту земельного участка и архитектурно-планировочному заданию. Понятие «разрешение на ввод объекта в эксплуатацию» вообще появилось только в 2004 году с принятием настоящего ГрК РФ. Но дома-то, построенные ранее, не разрушаются и вреда не приносят. Да, были свои минусы, но на фоне нынешней запредельной регламентации градостроительной деятельности и одновременного стремления к улучшению инвестиционного климата старые законы начинают казаться сверхпередовыми.
Третье. Должна быть упрощена процедура разработки и утверждения ППТ. Во всей деятельности нам было бы неплохо вспомнить опыт советской эпохи и первого российского градостроительного кодекса. Например, до настоящего Градостроительного кодекса в состав градостроительной документации о застройке территорий входили: проекты планировки частей территорий поселений; проекты межевания территорий; проекты застройки кварталов, микрорайонов и других элементов планировочной структуры. И согласовывались данные документы по-разному, и целей своих все достигали, и не былого массового «нарушения благоприятной среды обитания». Не всегда были столь жесткие требования и к нормированию, как и что строить, и одновременно к проведению общественных слушаний.
Четвертое. У нас должно быть создано законодательство, которое одинаково уважает и защищает права и гражданина-потребителя, и застройщика-предпринимателя. Например, штрафные санкции, которые предусматривает 214-ФЗ, сохраняют силу положения Закона о защите прав потребителей. Могут формироваться и дополнительные суммы взыскания с застройщика. Может резко меняться судебная практика. Делается это в целях защиты граждан. Но эти же нормы часто приводят к тому, что массовое взыскание неустойки в пользу граждан приводит к усложнению процедуры достройки объекта и передачи этим же гражданам квартир. Провоцируется банкротство застройщика. Без работы остается множество таких же граждан. В результате кто от этого выигрывает? Я не говорю, что застройщик не должен нести ответственность или эта ответственность должна быть номинальной. Последствия, которые наступают для застройщика в результате ненадлежащего исполнения им своих обязательств перед участником долевого строительства, должны быть изначально понятны и адекватны, но они не должны быть причиной срыва строительства объекта, карой небесной и результатом постоянных судебных экспериментов.