Елена Пучкова: «Когда ты понимаешь, что границ нет, а мы находимся далеко от конечной точки, проще проектировать»
Если верить академическим определениям, современная архитектура — все, что строится, по крайней мере, с середины прошлого века. Но стили, технологии, материалы 1970-х и 2000-х — совсем разные. Следовательно, каждый архитектор может трактовать понятие «современная архитектура» по-своему. У Елены Пучковой, главного архитектора архитектурной компании Генпро, есть собственный взгляд.
— Что лично вы вкладываете в понятие «современная архитектура»?
— Современная архитектура — удовлетворение функций, которые вкладываются в строение, с сохранением эстетического внешнего облика; это красота, это функционал, это архитектура вне времени.
Архитектура имеет свойство устаревать — в основном в попытках удешевить объект.
В разные эпохи были разные стили. Если посмотреть на старые здания, они нам представляются вечными. Старыми, но не устаревшими. Есть разница между старым и устаревшим. Старые — это красиво. У красоты нет времени. А устаревший — это не очень хорошо: нет эстетики, нет красоты. К сожалению, была эпоха проектирования, здания которой очень хочется откорректировать.
Условно архитектуру можно разделить на три эпохи. Первая — когда здания проектировались с позиции в первую очередь эстетики. Вторая — когда здания должны были быть дешевыми и функциональными, укладываться в экономическую модель. Теперь совмещается и то, и другое.
Современные направления позволяют создать такую архитектуру, чтобы она не устаревала. В архитектуру возвращается идея красоты и функционала. В Москве главный архитектор и мэр дают архитекторам возможность фантазировать. Руки у нас больше развязаны.
Мы понимаем, что изначально архитектура вырастала из внешнего облика. Появлялись именитые архитекторы. Эстетика внешнего облика превалировала. Сейчас все считают деньги, и задача — попасть в нормы, в квартирографию, экономику. Ни один девелопер не позволит построить здание, которое не попадает в экономику, но оно должно быть эстетичным. Сегодняшние проекты домов бизнес-класса, даже комфорт-класса направлены на то, чтобы они не устаревали. Чтобы через много лет можно было сказать, что эти здания начала XXI века, но они не устаревшие.
— Появляются ли, на ваш взгляд, сегодня течения, соразмерные стилям прошлых лет — неоклассике, модерну и т. д.?
— Сегодня сложно сказать, что есть какой-то стиль. По-хорошему, все это эклектика. Это слово стало ругательным, потому что не всегда получается хорошо. Но изначально это очень эстетически правильный стиль.
Если в определенной эпохе стиль был надиктован, все делали здания плюс-минус похожими. Сейчас никто не старается придерживаться определенного стиля.
У меня есть версия, что названия стилей — современные. Вряд ли такие названия появлялись в то время, когда здания проектировались. Они появились позже. Может быть, с течением времени появится название у современного стиля. Есть вероятность, что через сто лет студенты МАРХИ будут изучать постройки нашего времени и как-то назовут современный стиль.
— Как правило, оригинальностью могут похвастаться специализированные здания вроде культурных центров, отелей, спортивных сооружений. В какой мере это можно отнести к жилым зданиям?
— Оригинальный музей проще сделать, чем любое жилое здание. Они похожи друг на друга — это связано с функционалом. Но сейчас в Москве есть запрос на уникальную архитектуру. В кейсе нашей компании — много уникальных жилых объектов. Тот же «JOIS», который мы делали для MR Group. Это здание не похоже на другое жилье. Бизнес-центр «Nice Tower» — максимально оригинальная форма, которая в том числе исходила из функционала и эффективности. Мы создаем узнаваемые здания, которые становятся доминантами, точками притяжения. Хороший пример также — бизнес-центр «Upside Kuntsevo», который, в отличие от предыдущих кейсов, не является высотным объектом, но привлекает именно необычной формой и лаконичной структурой фасадных решений.
Есть много зданий уникальных форм. Архитектура уходит от квадратов, от кубиков. В Москве уникальны 90% проектов. Именно жилые дома и офисы сегодня становятся оригинальными.
Архитектура на перспективу
— У каких направлений в архитектуре есть сегодня перспектива для развития?
— Наступил век новых технологий. Мы тяготеем все к компьютеризации, к машинным технологиям. По сути, те же бионические формы возникли именно из-за компьютеризации проектирования. Появился стиль параметрика, он же — алгоритмическая архитектура. Патрик Шумахер, который ныне руководит бюро Захи Хадид, сформулировал Манифест параметризма. Архитектор берет компьютер, задает ему код, компьютер делает архитектуру. Многие не понимают сути этого стиля, думая, что все эти необычные формы рисует человек. Нет. Само название говорит об обратном: «Параметрика» — «параметр», «алгоритмическая архитектура» — «алгоритм». Архитектор задает определенный код или алгоритм, например, условно: «тяготей к этой точке», и компьютер сам генерирует форму. То есть архитектор не знает, что получится в конечном итоге, объем формирует машина, а человек лишь контролирует процесс.
В процесс проектирования все больше внедряется технологий, связанных с искусственным интеллектом. Пока все это на этапе развития, и те же планировки, которые делаются при помощи ИИ, получаются довольно кривыми, но со временем технология будет совершенствоваться, и бо́льшая часть рутинных процессов будет делегироваться машине. И это очень правильно. К примеру, когда я сажаю квартирографию, наношу зонинг, трачу безумное количество времени. Я переберу 20–30 вариантов, а машина за более короткий срок может предложить тысячи. Архитектор должен контролировать машину и внешним обликом заниматься.
Если посмотреть более глобально на те направления, которые будут внедрять в практику через 50–100 лет, основные мировые исследования сводятся к полному уходу от статичности архитектуры. Одно из таких исследований проводила я. Появляются юниты, которые можно перемещать по зданию, менять между собой. Мы говорим не о конкретном здании, которое стоит, а о зданиях, которые могут переконфигурироваться, менять место, видоизменяться. Ведь что такое архитектура будущего как таковая? Это архитектура, которая может удовлетворять все потребности, пожелания человека, у которого сегодня — одно настроение, завтра — другое. Идея — чтобы архитектура удовлетворяла каждый запрос, который на нее поступает.
Это не новая идея. Ее много лет назад предложил Седрик Прайс — «здание, в котором человек может делать все, что он хочет». Это проект «Fun Palace» на месте нынешнего Центра Помпиду в Париже. Проект не был принят.
Сейчас в Нью-Йорке построен арт-центр «The Shed». Он состоит из оболочки и внутренней части. Во внутренней расположен зал, мастерские. Внешняя оболочка, когда трансформируется, образует другой зал.
На самом деле все эти идеи с точки зрения технологий реализуемы и сейчас, но, чтобы сделать полностью трансформируемое здание, где каждая часть перемещается, нужно несколько илонов масков и бюджет нескольких государств. Любая инновация — это дорого. С течением времени, когда начинается фабричное производство, все дешевеет и становится обыденным. Мы уже видели это на примере умного дома.
Поскольку люди любят стабильность, им кажется, будто что-то новое не придумается, не появится, не приживется. Например монолитный железобетон. Если бы о нем рассказали человеку, который жил в XVII веке? А что такое монолит? Если подумать — уникальная вещь. Здание создается единым объемом непосредственно на площадке. Но это уже то, к чему мы привыкли. Почему это надо считать чем-то из разряда фантастики? Сейчас есть много новых материалов, технологий.
— В каком направлении, на ваш взгляд, будут развиваться технологии строительства?
— Уже сегодня используются 3D-принтеры для печати домов. Они позволяют решить одну из главных проблем монтажа — избавиться от швов на стыке материалов. Остаются лишь эстетичные ровные линии послойного нанесения. Надеюсь, что лет через 20–30 швов не будет совсем.
Роботы-манипуляторы занимаются кладкой. Результат более совершенный, чем у человека. Другое дело, что мы тянемся к ручному исполнению, как пример — кирпич ручной формовки. Такой кирпич разный, кладка неровная, но в этом есть особая эстетика.
Развивается модульное строительство, когда на заводе собираются целые комнаты с отделкой, а потом монтируются на площадке. У многих эта технология ассоциируется с хрущевками. У меня такого нет. Но это должны быть очень качественные изделия и исполнение.
Появились модульные фасады. При строительном исполнении ты подходишь к фасаду здания и видишь, что плохо сведено, криво. А при использовании модульных фасадов кассеты производятся в фабричных условиях, их привозят и просто вешают. Это дороже, но эстетически правильнее и долговечнее.
— Какие строительные материалы сегодня в приоритете, на ваш взгляд? Известно, что архитекторы нередко имеют любимые материалы.
— Мы говорим о фасадах зданий. Есть норматив, при котором какие-то материалы нельзя использовать — например горючесть: нельзя использовать горючие материалы для зданий выше 75 метров. Лично я всегда подбираю материал под конкретный фасад. Каждый заказчик имеет свое видение. Многие просят сделать один массинг (массинг — термин в архитектуре, который относится к восприятию общей формы, а также к размеру здания. — Примеч. ред.) и к нему — несколько вариантов фасадов. Мне проще сделать три массинга и к каждому — свой фасад. К сожалению, существует частая практика оптимизации уже на этапе строительства — замена материалов более дешевыми. Я обычно стараюсь на этапе концепции продумать материал согласно бюджету. Если здание не очень высокое — фасад может быть в композите например. Определенной форме здания походит определенный материал: матовый, с отливом, определенного цвета.
Плюс ограничения финансовые. Был один объект, где мы хотели зеленый фасад. Можно было использовать глазурованный кирпич, терракоту, металл. Выбирали согласно бюджету.
Сегодня чаще используется алюминий, стеклофибробетон. Уходит на второй план керамогранит — есть проблемы с нарезкой: если неправильно нарезать, фасад выглядит ужасно. Кляймеры запрещены. Мелкоштучные материалы активно используются — бетонная или клинкерная плитка; стали возвращаться к керамическому кирпичу.
Я стараюсь предлагать несколько вариантов. Бывают объекты, которые сделаешь — и понимаешь: это оно. И заказчик сразу принимает, и инстанции проходим сразу. Бывает, заказчику не нравятся отдельные моменты. Их можно переделать, но за материал я обычно сражаюсь. Если металл — должен быть металл, если кирпич — то кирпич. Хуже всего — имитация, когда, к примеру, пытаются рисунком на керамограните создать ощущение дерева или металла. Всегда смотрится как подделка.
Большая стройка
— Насколько важна при проектировании экономика проекта?
— Экономика сейчас — самое важное. У нас задача — соединить в одно целое архитектуру, город, девелопера. Мы стараемся максимально.
— В каком направлении развивается современное строительство?
— Есть площадки, которые застраиваются кластерами — Шелепиха, ЗиЛ. Бывает, что какая-то площадка становится модной, застраивается разными девелоперами в рамках КРТ.
Сегодня много объектов, которые строятся в несколько очередей.
Если мы говорим о планировках, становится больше маленьких квартир. Если посмотреть на квартирографию, которая была несколько лет назад, — квартиры более просторные.
Квартирография в домах бизнес-класса — как в классе «комфорт» три года назад.
Может быть, хорошо, что квартиры становятся меньше, — цены выросли. Можно меньше квадратных метров купить, но все функции в квартире будут. Я давно не видела классических квартир, почти все девелоперы заказывают европланировки. Чаще отказываются от коридоров. Раньше было больше комнат, но меньше функциональных помещений. Теперь — все наоборот: комнаты уменьшаются, появляются дополнительные помещения — гардеробные, постирочные, кладовые.
Но в чем большой плюс — все строят разное, и площади становятся более функциональными.
— На одном из недавних форумов вы заявили: «Конечная цель должна заключаться в отказе от традиционного проектирования зданий». Что вы подразумеваете под нетрадиционными методами?
— Выступая перед аудиторией, я каждый раз пытаюсь донести, какова конечная цель архитектуры. Это здание, которое может удовлетворить любой запрос человека, которое взаимодействует с человеком. Пока архитектура и человек существуют отдельно.
А представьте здание, которое знает своего хозяина. Ты моргаешь — значит, хочешь есть, оно раскладывает стол. Зеваешь — раскладывает кровать. Можно иметь квартиру 12 квадратных метров, а не 80, но там могут быть все функции.
Почему важно думать, к какой конечной точке мы стремимся: когда архитектура начинает понимать человека? Проблема большинства архитекторов — зашоренность сознания, они боятся сломать рамки, в которых существуют. Когда ты рассуждаешь и понимаешь, что границ нет, а мы находимся далеко от конечной точки, проще проектировать, искать много вариантов. Это если мы говорим про нетрадиционные методы.
Что касается проектирования, повторюсь: все рутинные операции должны передаваться машине. Я не боюсь, что машина заберет у меня работу. Потому что машина не станет Норманом Фостером, хотя она может стать Захой Хадид. Мы не ругаемся на «мышку» или карандаш, не боимся, что они отберут у нас работу. За человеком остается контроль и направление процессов, он занимается красотой и эстетикой, и даже эти вещи в какой-то степени можно делегировать машине.
На последних форумах многие размышляли, кто будет нести ответственность, если машина неверно рассчитала конструкцию, и здание упало. У нас есть большое количество технологических вещей в мире. Падают даже такие совершенные механизмы, как самолеты. Я исследовала этот вопрос: 85% авиакатастроф — ошибка человека, то есть машина срабатывает точнее. Если что-то произошло, идет расследование до конца, до мельчайших деталей — выясняется все, чтобы исправить ошибку. И после этого ошибочную деталь заменяют на всех самолетах. В архитектуре должна быть такая же практика.
Служба государственного строительного надзора и экспертизы Санкт-Петербурга отмечает 15-летие своей деятельности. Об истории ведомства, изменениях, произошедших в его работе, внедрении инноваций «Строительному Еженедельнику» рассказал руководитель Службы Вячеслав Захаров.
– Вячеслав Павлович, 15 лет в нашем быстро меняющемся мире – довольно большой срок. Расскажите, пожалуйста, вкратце об истории Службы.
– Служба госстройнадзора и экспертизы, действительно, была создана 15 лет назад. Но это не значит, что до 2004 года надзорных органов в строительной сфере не существовало. Еще до революции действовала специальная структура при управлении полиции. Надзорное ведомство всегда сохраняло свою основную функцию – контроль за строительством объектов с соблюдением принятых нормативов в строительной сфере.
В начале 2000-х годов этим занимался Государственный архитектурно-строительный надзор (ГАСН), под председательством которого в государственных комиссиях принимали завершенные объекты в эксплуатацию. Инспектор ГАСН мог в любой момент приехать на стройплощадку с проверкой документации, качества строительства, соблюдения норм и правил. Этот подход в определенной мере стимулировал строителей к добросовестной работе. При этом штрафные санкции были небольшими при возможности административного воздействия вплоть до приостановки строительства.
В 2004 году был принят Градостроительный кодекс Российской Федерации, положивший системную основу формированию современных взаимоотношений надзорных органов и застройщиков.
В этом же году решением Правительства Петербурга была создана Служба. Это первая в России государственная структура, в который был реализован комплексный подход к организации контрольно-надзорных мероприятий в сфере строительства. При обращении в Службу застройщик получал полный спектр государственных услуг: от заключения экспертизы по проектной документации до разрешения на ввод объекта в эксплуатацию. Иными словами, с появлением Службы в Петербурге начали воплощать в жизнь идею «одного окна» для бизнеса. Одним из идеологов этой реформы стал Александр Иванович Орт, первым возглавивший Службу госстройнадзора.
В 2007 году надзорная функция ведомства была расширена за счет пожарного, санитарно-эпидемиологического и экологического видов надзора. С 2009–2010 годов большие изменения в работу ведомства были привнесены законодательными новациями: приняты новый Генеральный план Петербурга, Правила землепользования и застройки, закон об охране объектов культурного наследия.
– Строители и сейчас регулярно жалуются на постоянные изменения «правил игры»…
– Что ж, вполне их понимаю, нам бы тоже хотелось, чтобы нововведения сопровождались переходными периодами. Действительно, жилой объект строится 2-3 года. А если речь идет о крупномасштабных или технологически-сложных проектах, то это может быть и 5-6 лет, и даже более. И за это время требования могут поменяться многократно. В результате около 95–98% проектов подвергаются изменениям уже в ходе строительства.
Единственное, что могу сказать: застройщики и Служба находятся в одинаковой ситуации. Им приходится на ходу подстраиваться под новые требования, а нам – контролировать этот процесс. Причем часто сделать это очень непросто. Например, законодательное решение принято, а подзаконных актов, которые должны регламентировать процесс его выполнения, – не существует. Нужно и самим понять, что делать, и застройщикам разъяснить сложившуюся ситуацию. Но в основном мы говорим с ними на одном языке.
– В чем коренные отличия работы сегодняшней Службы от Госстройнадзора образца 2004 года?
– Одно из самых заметных изменений за 15 лет – это, наверное, обновление штата Службы более чем на 90%! В связи с корректировками федерального и регионального законодательства, появлением новых требований, новых полномочий наша система работы претерпела значительные изменения. Мы перешли на качественно иной уровень технического обеспечения нашей деятельности. Если раньше инспектор вручную на бумаге формировал надзорное дело, то сегодня создано «мобильное место инспектора», наши специалисты выезжают на проверку с планшетом, имея доступ ко всей необходимой информации.
Все государственные услуги и административные процедуры Службы переведены в электронную форму. Влияние человеческого фактора, коррупционные риски сведены к минимуму. Работа с электронными документами обеспечивает полную прозрачность требований органов власти к застройщикам, не говоря уже о том, что исполнители могут приступить к заполнению формы заявления в любое время и в любом месте, где есть доступ к Интернету.
Сначала новый подход вызывал некоторое недовольство – причем как со стороны части наших сотрудников, так и со стороны представителей застройщиков. Новации всегда с определенным трудом внедряются в практику. Мы преодолели этот переходный период, и сегодня все освоили и по достоинству оценили преимущества новых технологий.
Наша Служба стала одним из первых органов Госстройнадзора в России, который полностью перешел на электронный документооборот. Сегодня уже на федеральном уровне приняты законодательные акты, обязывающие перевести работу надзорных органов в новый формат к сентябрю 2020 года. У нас это было сделано еще в прошлом году. Теперь мы ведем работу над совершенствованием созданной системы.
– Сейчас в строительной отрасли идут процессы по освоению новой степени цифровизации – переходу на использование BIM-технологий. Готов ли Госстройнадзор работать с ними?
– В сфере экспертизы мы подготовились к использованию цифрового моделирования, сформулировали требования к нему, обучили специалистов и установили необходимое программное обеспечение.
Однако, пока в наших реалиях широкое распространение BIM затруднено. Очевидно, что цифровая модель эффективна, если использовать ее на всех этапах проектирования и непосредственно строительно-монтажных работ.
– Что еще Вы отнесли бы к достижениям Госстройнадзора?
– Очень большая и важная работа была проведена по предотвращению самовольного строительства, прежде всего многоквартирных домов на землях, предусмотренных для индивидуальных жилых строений (ИЖС). Такие объекты начали появляться на рынке в начале 2000-х, и мошенники под видом участия в долевом строительстве продавали неосведомленным гражданам «долю в объекте».
В 2012 году Служба была наделена новыми полномочиями и начала подавать иски в суд с требованиями о сносе «самостроев». Для этого было усилено Юридическое управление, появились высококвалифицированные юристы, которые стали отстаивать в суде интересы Санкт-Петербурга и его жителей.
Для информирования граждан на нашем сайте размещен раздел «Осторожно, самострой!», в котором можно найти информацию о незаконно построенных, проблемных объектах.
– Расскажите, пожалуйста, об основных планах на будущее и задачах, которые стоят сегодня перед Службой.
– Процесс совершенствования – бесконечен. Деятельность Госстройнадзора регламентирована, поэтому работа инспекторов и специалистов Управления выдачи разрешений может стать еще более эффективной за счет оптимизации процессов. Кроме этого, немаловажную роль в этом играет повышение квалификации сотрудников. Ежегодно для каждого утверждается индивидуальный план профессионального развития.
Мы всегда чутко реагируем на замечания, которые получаем от застройщиков, вносим необходимые коррективы в нашу работу. Проводим мероприятия, в ходе которых разъясняем новации законодательства. В целом наша задача быть открытыми и компетентными, с чем мы пока успешно справляемся.
Мнение
Николай Линченко, вице-губернатор Санкт-Петербурга:
– Госстройнадзор Петербурга и Центр государственной экспертизы играют важнейшую роль в развитии инвестиционно-строительного комплекса. Ежедневно им необходимо принимать ответственные и, в первую очередь, оптимальные решения, от которых зависит безопасность возводимых зданий для жизни и здоровья людей. Ведомствам удалось наладить открытый диалог с представителями строительных организаций. Сложный переходный период перевода госуслуг и административных процедур в электронный вид пройден. Теперь важно не сбавлять темпы цифровизации отрасли и продолжить внедрять IT-инновации, которые позволяют, с одной стороны, удешевить процесс производства, с другой – сделать его более прозрачным и контролируемым.
Геннадий Щербина, генеральный директор Группы «Эталон»:
– Коллектив Службы государственного строительного надзора и экспертизы всегда отличался профессионализмом. Коллеги идут в ногу со временем – ведомство активно внедряет цифровые технологии, осуществляет экспертизу BIM-моделей объектов строительства, что для нас как для пионеров применения BIM-технологий в России – особенно ценно.
Леонид Кулаков, председатель Комитета по строительству Санкт-Петербурга:
– С момента создания Службы госстройнадзора пройден очень серьезный путь: сформирован коллектив единомышленников и профессионалов, существенно усилена работа со всеми ресурсоснабжающими организациями, ведет свою деятельность Совет экспертиз, плюс – работа Службы полностью переведена в электронный формат, что значительно сокращает сроки всех согласований. Главные задачи ведомства остаются неизменными – это контроль за безопасностью строительства объектов в Петербурге и соблюдение требований градостроительного законодательства. Безусловно, Госстройнадзор сегодня успешно с ними справляется.
Дмитрий Ходкевич, генеральный директор компании «ЛСР. Недвижимость – Северо-Запад»:
– Работа Госстройнадзора построена должным образом. Нет никаких перегибов на местах или необоснованных требований к застройщику. А главное – есть диалог. Если есть на повестке вопрос, то не нужно лезть через бюрократические дебри учреждения, чтобы докопаться до истины. У нас крепкие и слаженные отношения, которые построены на взаимопонимании. Приятно работать с профессионалами.