Елена Пучкова: «Когда ты понимаешь, что границ нет, а мы находимся далеко от конечной точки, проще проектировать»
Если верить академическим определениям, современная архитектура — все, что строится, по крайней мере, с середины прошлого века. Но стили, технологии, материалы 1970-х и 2000-х — совсем разные. Следовательно, каждый архитектор может трактовать понятие «современная архитектура» по-своему. У Елены Пучковой, главного архитектора архитектурной компании Генпро, есть собственный взгляд.
— Что лично вы вкладываете в понятие «современная архитектура»?
— Современная архитектура — удовлетворение функций, которые вкладываются в строение, с сохранением эстетического внешнего облика; это красота, это функционал, это архитектура вне времени.
Архитектура имеет свойство устаревать — в основном в попытках удешевить объект.
В разные эпохи были разные стили. Если посмотреть на старые здания, они нам представляются вечными. Старыми, но не устаревшими. Есть разница между старым и устаревшим. Старые — это красиво. У красоты нет времени. А устаревший — это не очень хорошо: нет эстетики, нет красоты. К сожалению, была эпоха проектирования, здания которой очень хочется откорректировать.
Условно архитектуру можно разделить на три эпохи. Первая — когда здания проектировались с позиции в первую очередь эстетики. Вторая — когда здания должны были быть дешевыми и функциональными, укладываться в экономическую модель. Теперь совмещается и то, и другое.
Современные направления позволяют создать такую архитектуру, чтобы она не устаревала. В архитектуру возвращается идея красоты и функционала. В Москве главный архитектор и мэр дают архитекторам возможность фантазировать. Руки у нас больше развязаны.
Мы понимаем, что изначально архитектура вырастала из внешнего облика. Появлялись именитые архитекторы. Эстетика внешнего облика превалировала. Сейчас все считают деньги, и задача — попасть в нормы, в квартирографию, экономику. Ни один девелопер не позволит построить здание, которое не попадает в экономику, но оно должно быть эстетичным. Сегодняшние проекты домов бизнес-класса, даже комфорт-класса направлены на то, чтобы они не устаревали. Чтобы через много лет можно было сказать, что эти здания начала XXI века, но они не устаревшие.
— Появляются ли, на ваш взгляд, сегодня течения, соразмерные стилям прошлых лет — неоклассике, модерну и т. д.?
— Сегодня сложно сказать, что есть какой-то стиль. По-хорошему, все это эклектика. Это слово стало ругательным, потому что не всегда получается хорошо. Но изначально это очень эстетически правильный стиль.
Если в определенной эпохе стиль был надиктован, все делали здания плюс-минус похожими. Сейчас никто не старается придерживаться определенного стиля.
У меня есть версия, что названия стилей — современные. Вряд ли такие названия появлялись в то время, когда здания проектировались. Они появились позже. Может быть, с течением времени появится название у современного стиля. Есть вероятность, что через сто лет студенты МАРХИ будут изучать постройки нашего времени и как-то назовут современный стиль.
— Как правило, оригинальностью могут похвастаться специализированные здания вроде культурных центров, отелей, спортивных сооружений. В какой мере это можно отнести к жилым зданиям?
— Оригинальный музей проще сделать, чем любое жилое здание. Они похожи друг на друга — это связано с функционалом. Но сейчас в Москве есть запрос на уникальную архитектуру. В кейсе нашей компании — много уникальных жилых объектов. Тот же «JOIS», который мы делали для MR Group. Это здание не похоже на другое жилье. Бизнес-центр «Nice Tower» — максимально оригинальная форма, которая в том числе исходила из функционала и эффективности. Мы создаем узнаваемые здания, которые становятся доминантами, точками притяжения. Хороший пример также — бизнес-центр «Upside Kuntsevo», который, в отличие от предыдущих кейсов, не является высотным объектом, но привлекает именно необычной формой и лаконичной структурой фасадных решений.
Есть много зданий уникальных форм. Архитектура уходит от квадратов, от кубиков. В Москве уникальны 90% проектов. Именно жилые дома и офисы сегодня становятся оригинальными.
Архитектура на перспективу
— У каких направлений в архитектуре есть сегодня перспектива для развития?
— Наступил век новых технологий. Мы тяготеем все к компьютеризации, к машинным технологиям. По сути, те же бионические формы возникли именно из-за компьютеризации проектирования. Появился стиль параметрика, он же — алгоритмическая архитектура. Патрик Шумахер, который ныне руководит бюро Захи Хадид, сформулировал Манифест параметризма. Архитектор берет компьютер, задает ему код, компьютер делает архитектуру. Многие не понимают сути этого стиля, думая, что все эти необычные формы рисует человек. Нет. Само название говорит об обратном: «Параметрика» — «параметр», «алгоритмическая архитектура» — «алгоритм». Архитектор задает определенный код или алгоритм, например, условно: «тяготей к этой точке», и компьютер сам генерирует форму. То есть архитектор не знает, что получится в конечном итоге, объем формирует машина, а человек лишь контролирует процесс.
В процесс проектирования все больше внедряется технологий, связанных с искусственным интеллектом. Пока все это на этапе развития, и те же планировки, которые делаются при помощи ИИ, получаются довольно кривыми, но со временем технология будет совершенствоваться, и бо́льшая часть рутинных процессов будет делегироваться машине. И это очень правильно. К примеру, когда я сажаю квартирографию, наношу зонинг, трачу безумное количество времени. Я переберу 20–30 вариантов, а машина за более короткий срок может предложить тысячи. Архитектор должен контролировать машину и внешним обликом заниматься.
Если посмотреть более глобально на те направления, которые будут внедрять в практику через 50–100 лет, основные мировые исследования сводятся к полному уходу от статичности архитектуры. Одно из таких исследований проводила я. Появляются юниты, которые можно перемещать по зданию, менять между собой. Мы говорим не о конкретном здании, которое стоит, а о зданиях, которые могут переконфигурироваться, менять место, видоизменяться. Ведь что такое архитектура будущего как таковая? Это архитектура, которая может удовлетворять все потребности, пожелания человека, у которого сегодня — одно настроение, завтра — другое. Идея — чтобы архитектура удовлетворяла каждый запрос, который на нее поступает.
Это не новая идея. Ее много лет назад предложил Седрик Прайс — «здание, в котором человек может делать все, что он хочет». Это проект «Fun Palace» на месте нынешнего Центра Помпиду в Париже. Проект не был принят.
Сейчас в Нью-Йорке построен арт-центр «The Shed». Он состоит из оболочки и внутренней части. Во внутренней расположен зал, мастерские. Внешняя оболочка, когда трансформируется, образует другой зал.
На самом деле все эти идеи с точки зрения технологий реализуемы и сейчас, но, чтобы сделать полностью трансформируемое здание, где каждая часть перемещается, нужно несколько илонов масков и бюджет нескольких государств. Любая инновация — это дорого. С течением времени, когда начинается фабричное производство, все дешевеет и становится обыденным. Мы уже видели это на примере умного дома.
Поскольку люди любят стабильность, им кажется, будто что-то новое не придумается, не появится, не приживется. Например монолитный железобетон. Если бы о нем рассказали человеку, который жил в XVII веке? А что такое монолит? Если подумать — уникальная вещь. Здание создается единым объемом непосредственно на площадке. Но это уже то, к чему мы привыкли. Почему это надо считать чем-то из разряда фантастики? Сейчас есть много новых материалов, технологий.
— В каком направлении, на ваш взгляд, будут развиваться технологии строительства?
— Уже сегодня используются 3D-принтеры для печати домов. Они позволяют решить одну из главных проблем монтажа — избавиться от швов на стыке материалов. Остаются лишь эстетичные ровные линии послойного нанесения. Надеюсь, что лет через 20–30 швов не будет совсем.
Роботы-манипуляторы занимаются кладкой. Результат более совершенный, чем у человека. Другое дело, что мы тянемся к ручному исполнению, как пример — кирпич ручной формовки. Такой кирпич разный, кладка неровная, но в этом есть особая эстетика.
Развивается модульное строительство, когда на заводе собираются целые комнаты с отделкой, а потом монтируются на площадке. У многих эта технология ассоциируется с хрущевками. У меня такого нет. Но это должны быть очень качественные изделия и исполнение.
Появились модульные фасады. При строительном исполнении ты подходишь к фасаду здания и видишь, что плохо сведено, криво. А при использовании модульных фасадов кассеты производятся в фабричных условиях, их привозят и просто вешают. Это дороже, но эстетически правильнее и долговечнее.
— Какие строительные материалы сегодня в приоритете, на ваш взгляд? Известно, что архитекторы нередко имеют любимые материалы.
— Мы говорим о фасадах зданий. Есть норматив, при котором какие-то материалы нельзя использовать — например горючесть: нельзя использовать горючие материалы для зданий выше 75 метров. Лично я всегда подбираю материал под конкретный фасад. Каждый заказчик имеет свое видение. Многие просят сделать один массинг (массинг — термин в архитектуре, который относится к восприятию общей формы, а также к размеру здания. — Примеч. ред.) и к нему — несколько вариантов фасадов. Мне проще сделать три массинга и к каждому — свой фасад. К сожалению, существует частая практика оптимизации уже на этапе строительства — замена материалов более дешевыми. Я обычно стараюсь на этапе концепции продумать материал согласно бюджету. Если здание не очень высокое — фасад может быть в композите например. Определенной форме здания походит определенный материал: матовый, с отливом, определенного цвета.
Плюс ограничения финансовые. Был один объект, где мы хотели зеленый фасад. Можно было использовать глазурованный кирпич, терракоту, металл. Выбирали согласно бюджету.
Сегодня чаще используется алюминий, стеклофибробетон. Уходит на второй план керамогранит — есть проблемы с нарезкой: если неправильно нарезать, фасад выглядит ужасно. Кляймеры запрещены. Мелкоштучные материалы активно используются — бетонная или клинкерная плитка; стали возвращаться к керамическому кирпичу.
Я стараюсь предлагать несколько вариантов. Бывают объекты, которые сделаешь — и понимаешь: это оно. И заказчик сразу принимает, и инстанции проходим сразу. Бывает, заказчику не нравятся отдельные моменты. Их можно переделать, но за материал я обычно сражаюсь. Если металл — должен быть металл, если кирпич — то кирпич. Хуже всего — имитация, когда, к примеру, пытаются рисунком на керамограните создать ощущение дерева или металла. Всегда смотрится как подделка.
Большая стройка
— Насколько важна при проектировании экономика проекта?
— Экономика сейчас — самое важное. У нас задача — соединить в одно целое архитектуру, город, девелопера. Мы стараемся максимально.
— В каком направлении развивается современное строительство?
— Есть площадки, которые застраиваются кластерами — Шелепиха, ЗиЛ. Бывает, что какая-то площадка становится модной, застраивается разными девелоперами в рамках КРТ.
Сегодня много объектов, которые строятся в несколько очередей.
Если мы говорим о планировках, становится больше маленьких квартир. Если посмотреть на квартирографию, которая была несколько лет назад, — квартиры более просторные.
Квартирография в домах бизнес-класса — как в классе «комфорт» три года назад.
Может быть, хорошо, что квартиры становятся меньше, — цены выросли. Можно меньше квадратных метров купить, но все функции в квартире будут. Я давно не видела классических квартир, почти все девелоперы заказывают европланировки. Чаще отказываются от коридоров. Раньше было больше комнат, но меньше функциональных помещений. Теперь — все наоборот: комнаты уменьшаются, появляются дополнительные помещения — гардеробные, постирочные, кладовые.
Но в чем большой плюс — все строят разное, и площади становятся более функциональными.
— На одном из недавних форумов вы заявили: «Конечная цель должна заключаться в отказе от традиционного проектирования зданий». Что вы подразумеваете под нетрадиционными методами?
— Выступая перед аудиторией, я каждый раз пытаюсь донести, какова конечная цель архитектуры. Это здание, которое может удовлетворить любой запрос человека, которое взаимодействует с человеком. Пока архитектура и человек существуют отдельно.
А представьте здание, которое знает своего хозяина. Ты моргаешь — значит, хочешь есть, оно раскладывает стол. Зеваешь — раскладывает кровать. Можно иметь квартиру 12 квадратных метров, а не 80, но там могут быть все функции.
Почему важно думать, к какой конечной точке мы стремимся: когда архитектура начинает понимать человека? Проблема большинства архитекторов — зашоренность сознания, они боятся сломать рамки, в которых существуют. Когда ты рассуждаешь и понимаешь, что границ нет, а мы находимся далеко от конечной точки, проще проектировать, искать много вариантов. Это если мы говорим про нетрадиционные методы.
Что касается проектирования, повторюсь: все рутинные операции должны передаваться машине. Я не боюсь, что машина заберет у меня работу. Потому что машина не станет Норманом Фостером, хотя она может стать Захой Хадид. Мы не ругаемся на «мышку» или карандаш, не боимся, что они отберут у нас работу. За человеком остается контроль и направление процессов, он занимается красотой и эстетикой, и даже эти вещи в какой-то степени можно делегировать машине.
На последних форумах многие размышляли, кто будет нести ответственность, если машина неверно рассчитала конструкцию, и здание упало. У нас есть большое количество технологических вещей в мире. Падают даже такие совершенные механизмы, как самолеты. Я исследовала этот вопрос: 85% авиакатастроф — ошибка человека, то есть машина срабатывает точнее. Если что-то произошло, идет расследование до конца, до мельчайших деталей — выясняется все, чтобы исправить ошибку. И после этого ошибочную деталь заменяют на всех самолетах. В архитектуре должна быть такая же практика.
В этом году Санкт-Петербургский Союз строительных компаний «Союзпетрострой» отмечает 25-летие. О результатах деятельности общественной организации, функциях Союза в нынешних условиях и перспективах развития «Строительному Еженедельнику» рассказал вице-президент, директор «Союзпетростроя» Лев Каплан.
– Лев Моисеевич, какие достижения «Союзпетростроя» за четверть века Вы считаете наиболее значимыми?
– Самое главное, что нам удалось объединить компании различного профиля (строителей, проектировщиков, производителей строительных материалов, страховые компании, учебные заведения, СМИ и др.) в единый отраслевой общественный союз и продолжать работу вопреки всем переменам, происходящим в стране и отрасли. Мы участвовали в законотворчестве, создании нормативной базы в сфере строительства в условиях перехода от административно-командной системы управления к рыночной экономике. Например, подготовили проект закона о торгах на объекты недвижимости. Проводили и продолжаем выполнять большую работу по повышению качества строительства. Организовали 17 конференций по качеству во Всемирный день качества, обучаем специалистов.
Но важнейшей для Союза была и остается задача – ставить острые проблемы инвестиционно-строительного комплекса на всех уровнях власти и способствовать их решению.
– Строительный рынок Петербурга формировался при активном участии «Союзпетростроя». Стало ли легче добиваться поставленных целей с годами, когда Союз заслужил авторитет?
– Покой нам только снится. «Союзпетрострой» появился в очень сложное время, и с годами условия функционирования строительной отрасли не стали легче. В конце 1994 года после посещения западных стран, где мы познакомились с деятельностью общественных строительных организаций и убедились, что они выполняют многие функции административно-командных органов управления, мы приняли решение об учреждении аналогичного союза в Санкт-Петербурге. 27 февраля 1995 года «Союзпетрострой» был зарегистрирован. В то время в строительной отрасли шел процесс разгосударствления и приватизации, который и предопределил необходимость создания и основные задачи общественной организации, объединившей фирмы различного профиля, чтобы помочь им адаптироваться в новых условиях. Первоначально в Союз вошли 40 компаний.
Максимальной численности состава, 526 участников, организация достигла в 2008 году. К сожалению, произошедшие изменения и преобразования – создание системы саморегулирования, кризисы, монополизация рынка – существенно сократили число участников Союза. Но основной костяк остался, мы постоянно совершенствуем методы работы и стремимся защищать интересы не только членов «Союзпетростроя», но и всего строительного комплекса города в целом.
– Почему Союз не преобразовался в саморегулируемую организацию?
– Для нас было принципиально сохранить Союз именно как общественную организацию, потому что у СРО другие функции. Изначально, когда на рынке только началось обсуждение саморегулирования, мы предполагали, что данный институт будет отвечать за самоорганизацию, самоуправление, отстройку комплекса от органов государственной власти. Но все свелось к технической функции выдачи допусков.
Мы создали свои СРО – «Союзпетрострой-Стандарт» и «Союзпетрострой-Проект» – и поддерживаем их, но по-прежнему видим главную роль Союза в выражении всего комплекса проблем строительной отрасли и отстаивании интересов всех участников рынка. Только общественная организация, знающая боли и потребности отрасли изнутри, способна доносить до органов власти реальное положение дел и влиять на преодоление трудностей.
– Какие трудности, кроме очевидной неготовности многих компаний работать в условиях проектного финансирования, тормозят развитие отрасли?
– Поскольку сейчас на рынке слишком мало объектов, строящихся в рамках проектного финансирования, мы еще не ощутили последствий этого перехода в полной мере. Схема, по которой деньги дольщиков собирают не застройщики, а банки через эскроу-счета, не сильно отличается от долевого строительства. До тех пор, пока банковское сообщество не будет способно кредитовать жилищное строительство на всех этапах, система не будет эффективной. Когда средства, собранные на один дом, нельзя расходовать на возведение соседних так называемых задельных объектов – это вообще противоречит логике экономики строительства.
Другим тревожным обстоятельством является то, что сейчас застройщики обязаны строить объекты социальной инфраструктуры за свой счет и передавать их городу. Расходы на это они покрывают повышением цены квадратного метра. А в рамках проектного финансирования банки получают деньги только на данный дом. Никаких дополнительных средств на строительство соцобъектов не предусматривается. Острый инфраструктурный вопрос станет еще одним негативным последствием, которое придется преодолевать.
– Какие задачи и направления деятельности «Союзпетростроя» являются сегодня первоочередными?
– Приоритетная задача, затрагивающая самую чувствительную, болевую точку инвестиционно-строительной отрасли сегодня, – это сохранение потенциала и в буквальном смысле спасение подрядного строительства. В последнее десятилетие на рынке сложилась монопольная система ведения бизнеса. Подрядные организации работают в убыток из-за уменьшения фронта работ, снижения тарифов за услуги, отсутствия возможности получения субподрядных контрактов с крупными компаниями, систематических неплатежей за выполненные работы.
Все это привело к массовому банкротству предприятий малого и среднего строительного бизнеса. И как следствие, такая неутешительная статистика за прошлый год: на 28 тыс. человек уменьшилась численность работников строительного комплекса города, коэффициент обновления основных фондов составил всего 7%, а общий объем проектирования – 8%. Если новые объекты не проектируются, то и строить будет нечего.
Являясь участником рабочей группы «Улучшение предпринимательского климата в сфере строительства» Штаба по улучшению условий ведения бизнеса в Петербурге, членом Общественного совета по малому предпринимательству при губернаторе Петербурга, возглавляя Общественный совет при Комитете по развитию транспортной инфраструктуры, я отстаиваю такую позицию: малый и средний строительный бизнес необходимо спасать, так как он составляет основу экономики, дает рабочие места и обеспечивает до 50% всех поступлений в бюджет, способствует развитию среднего класса и становлению гражданского общества.
Много и других планов. Во-первых, увеличить численность Союза. Сегодня, если считать совокупную численность «Союзпетростроя» и СРО «Союзпетрострой-Стандарт» и «Союзпетрострой-Проект», в наших рядах состоит 717 компаний. Во-вторых, продолжать представлять и защищать интересы строительного комплекса во всех органах власти, региональных и федеральных общественных организациях. В-третьих, организовать обучение сотрудников профильных комитетов Петербурга и продолжать обучение в области качества строительства, обучение линейного персонала.
Кроме этого, планируем продолжать законотворческую деятельность. В настоящее время «Союзпетростроем» совместно с Комитетом по строительству подготовлен проект постановления Правительства Петербурга о комплексном повышении качества на всех уровнях – от градостроительства, изысканий, проектирования до производства материалов, непосредственно строительства и эксплуатации объектов недвижимости. К подготовке данного документа привлечены также Комитет по развитию транспортной инфраструктуры и Жилищный комитет, и уже есть договоренность со Смольным о принятии соответствующего постановления. В планах – и продолжение взаимодействия с банками в вопросах проектного кредитования.
– «Союзпетрострой» принимает поздравления по случаю 25-летия. А чего Вы сами желаете Союзу и его участникам?
– Желаю, чтобы Союз жил, продолжал свою деятельность в тех направлениях, которые мы определили с самого начала, и отвечал на вызовы, диктуемые текущей ситуацией в отрасли. Искренне желаю, чтобы строительный комплекс в целом преодолел все трудности и вышел на качественно новый уровень профессионализма и компетентности.
В настоящее время в городе возводится только жилье – и к сожалению, у нас не осталось крупных компаний, способных строить нечто выдающееся, знаковое. Нет ресурсов, не хватает кадров. Необходимо вникнуть в глубинные проблемы отрасли и понять ее нужды, потому что от развития строительства во многом зависят благополучие и процветание страны.