Степан Воробьев: «Эффективный переход на новое ПО невозможен без изменения бизнес-процессов»
В настоящее время строительная отрасль активно цифровизируется и переходит на отечественный софт, считает руководитель департамента внедрения ПО компании АО «СиСофт Разработка» Степан Воробьев. Но, по его словам, более качественное и быстрое внедрение в работу новых ИТ-решений невозможно без перекройки бизнес-процессов внутри компании.
— Степан Павлович, как оцениваете текущую цифровизацию строительной отрасли? Расскажите о том, как по требованию органов власти идет переход строителей на отечественный софт. Насколько глубок процесс импортозамещения в целом?
— Российская строительная отрасль давно и достаточно активно цифровизируется. Благодаря современным технологиям видоизменяются управление и бизнес-процессы внутри строительной компании, оптимизируется взаимодействие с надзорными ведомствами, заказчиками и подрядчиками. Также цифровизация означает переход на информационную модель проектирования, строительства и дальнейшей эксплуатации объектов и зданий. «Цифра» помогает трансформировать стройку. Современные технологии становятся двигателем множества преобразований. Сегодня федеральные органы власти не просто поддерживают курс на цифровизацию отрасли, а за счет принятых инициатив играют ключевую роль в ускорении внедрения современных ИТ-решений в строительную сферу.
Переход на отечественный софт — это не только требование чиновников, это требование рынка. За последние два года из России ушли иностранные вендоры, но цифровизация должна продолжаться. Переход застройщиков на отечественный софт идет достаточно активно. Мы видим, что российские разработки и ИТ-решения востребованы у крупных компаний. Проявляют к ним интерес и представители малого и среднего бизнеса. Можно констатировать, что и заказчики, и разработчики приложили усилия, чтобы импортозамещение состоялось. Но чтобы добиться технологического суверенитета, конечно, многое еще предстоит сделать.
— Определенные сложности перехода компаний с зарубежного на российское ПО, наверное, все же возникают?
— Да, это так. Некоторые заказчики переход на российское ПО восприняли как переключение тумблеров, ожидая, что ничего значимого не изменится. Все будет как раньше, но «здесь и сейчас». Но так не бывает. Продукты все же разные, применяются другие ИТ-решения, сервисы.
Очень часто требования клиентов сводятся к использованию определенных функциональных возможностей, которые могут быть реализованы по-разному во всякого рода программах, но приводят к тому же результату. Иногда все сводится к тому, что пользователь просто хочет видеть кнопки на старом месте. Чем быстрее он избавится от такой немного нелепой консервативности, тем быстрее и эффективнее будет работать с новым ПО.
— А можно ли поднастроить коробочный продукт под пожелания заказчика?
— Какие-то общие поднастройки за счет расширенного функционала и сервисов, конечно, возможны. Разработчики ПО стараются их учитывать. Но это не должны быть субъективные «хотелки». Ранее некоторые потенциальные заказчики нам предлагали доработать наше ПО с учетом их потребностей. Но практика показала, что в итоге ни к чему хорошему это не приводит, потому что структуры заказчика не готовы работать даже в этом допиленном ПО. По сути, это были стоп-факторы не для нашего продукта, а для самого клиента.
Эффективный переход на новое ПО невозможен без изменения, перенастройки бизнес-процессов внутри компании. Да, это требует определенного времени, постановки новых конкретных задач. Но именно такой путь — верный для успешного внедрения масштабных технологических решений.
Мы рекомендуем заказчикам — не только представляющим строительную отрасль, — принявшим решение перейти на отечественное ПО, первоначально создать «дорожную карту». В ней расписать поэтапный план внедрения нового программного обеспечения, определить ответственные подразделения, которые займутся перенастройкой бизнес-процессов в организации. Важно, чтобы «дорожная карта» была достаточно гибкой и могла адаптироваться к возможным изменениям. Чем подробнее она будет — тем лучше. Сейчас «дорожная карта» есть только у 25–30% компаний, с которыми мы работаем.
— Вернемся обратно к строительной сфере. С 1 июля 2024 года технологии информационного моделирования стали обязательны для застройщиков, работающих по 214-ФЗ. Кроме того, в мае этого года ПП № 614 установлен единый порядок формирования и ведения информационной модели объекта капитального строительства. На ваш взгляд как разработчика ТИМ, готовы ли к новшествам застройщики?
— Требования об использовании ТИМ вводили в России поэтапно. С 1 января 2022 года оно стало обязательным для объектов, строящихся по госзаказу. Сейчас для всех застройщиков, которые работают по 214-ФЗ. Большинство крупных девелоперов инструменты ТИМ начали применять ранее. Наверное, могут быть сложности с использованием технологий информационного моделирования у небольших региональных компаний.
Что касается постановления правительства № 614, то это рамочный документ, в котором все довольно понятно прописано, и на его основе можно разрабатывать более предметные решения и стандарты. На сайте Минстроя России уже достаточно информации для использования ТИМ. Эти документы — необходимая основа и хорошая помощь. Также на сайте ведомства выложен достаточно большой список того, где и какое программное обеспечение может применяться. Как разработчики ПО такое информирование органов власти мы считаем качественной поддержкой для специалистов в области строительства и проектирования.
— Как правильно застройщику выбрать ПО, необходимое для ТИМ?
— Как ранее уже сказал, в первую очередь мы рекомендуем застройщику сформировать внутреннюю «дорожную карту». Определить в ней свои потребности, возможности, желания. Выбор ПО должен проводиться с перечнем задач в этой дорожной карте. Если представители проектной или строительной компании обратятся к нам со своей дорожной картой, мы им подберем оптимальный продукт под выполнение необходимых задач. Важно к выбору ПО подходить прагматично, но не экономить. Правильнее всего при выборе ПО обратить внимание на лидеров отечественной ИТ-отрасли, которые готовы предложить всю линейку продуктов, связанных с ТИМ, и дальнейшую техподдержку.
Цель нашей компании — не просто поставить продукт, но и помочь клиентам максимально эффективно использовать его для достижения своих задач. Мы в своих разработках учитываем все форматы, которые устанавливает государство, и если пользователь работает в нашем ПО, то никаких проблем с дальнейшей передачей данных у него не возникает.
В начале этого года архитектурное и реставраторское сообщества Санкт-Петербурга понесли тяжелую утрату — скончался Рафаэль Маратович Даянов. Но дело возрождения и сохранения исторического национального наследия, которому он посвятил свою жизнь, будет продолжаться, обещает новый директор ООО «Архитектурное бюро «Литейная часть-91» Елена Скрылева — архитектор-реставратор высшей категории, почетный архитектор России, почетный строитель России, почетный реставратор Петербурга.
— Елена Николаевна, как архитектурное бюро «Литейная часть-91» переживает уход Рафаэля Маратовича Даянова?
— Конечно, нам тяжело, весь коллектив очень любил Рафаэля Маратовича, который был лидером и своего рода идеологом компании, ставя во главу угла не столько денежные вопросы (хотя всем очевидно, что работа бюро должна быть рентабельной), сколько профессионализм работы и задачу сохранения исторического наследия.
Архитектурное бюро «Литейная часть-91» с самого момента своего основания в 1991 году занимало уникальное положение на рынке. Одной из его ключевых специализаций стало выполнение проектов реставрации и воссоздания утраченных шедевров российского зодчества. Их разработка выполняется на базе самого тщательного изучения историко-архивных материалов с максимально возможным сохранением старинных технологий.
Архитектурное бюро работало на таких объектах реставрации, как Мариинский дворец, Константиновский дворец в Стрельне, Китайский дворец и Ораниенбауме, Адмиралтейство, Мариинский театр, Никольский рынок, дворец Бобринских, особняк Гаусвальд, дача Клейнмихель и многих других памятниках федерального, регионального и местного значения. Архитектурным бюро разработаны проекты воссоздания церкви во имя Смоленской иконы Божией Матери, церкви Рождества Христова на Песках, колокольни Воскресенского Новодевичьего монастыря, строительства ряда новых храмов и часовен.
Должна сразу заверить, что архитектурное бюро «Литейная часть-91» сохранит верность принципам и идеям Рафаэля Даянова. Мы по-прежнему видим свою основную задачу в содействии реставрации и воссозданию объектов архитектурного наследия. Рафаэль Маратович неоднократно подчеркивал, что это краеугольный камень ленинградской/петербургской школы реставраторов. И эту традицию мы будем неизменно поддерживать и развивать в своей работе и впредь.
Тем более обидно было, когда в сети Интернет появились сообщения о том, что архитектурное бюро «Литейная часть-91» прекратило свое существование. Хуже того, мы столкнулись с проблемами при попытках добиться удаления этой недостоверной информации. В связи с этим должна однозначно сказать, что Архитектурное бюро «Литейная часть-91» продолжает существовать, продолжает работать, продолжает подключаться к новым инициативам в сфере сохранения и воссоздания национального исторического наследия.
— На каких объектах компания работает в настоящее время?
— Сейчас архитектурное бюро «Литейная часть-91» одновременно работает по нескольким проектам. Крупнейшими из них являются реставрация усадьбы Орловых-Денисовых в Коломягах на севере Петербурга и комплекс работ по восстановлению усадебных домов и сооружений парка «Монрепо» в Выборге с приспособлением под музейно-выставочные цели.
Особняк в Коломягах — объект наследия федерального значения. Он был построен в 1839–1841 годах в стиле классицизма по проекту архитектора Алексея Горностаева. Здание располагалось в парке с прудом. Рафаэль Маратович занимался им еще в «нулевых» годах, но тогда дальше разговоров дело не пошло. Однако несколько лет назад появился новый собственник, который взялся инвестировать серьезные деньги в реставрацию усадьбы с созданием там клубного ресторана.
Как очень часто бывает, архитектурное бюро «Литейная часть-91» пришло на объект, который был доведен до крайне плачевного, фактически полуруинированного состояния. Кровельно-стропильная система была сильно повреждена. Поэтому первым делом, в соответствии с заданием КГИОП, проводились противоаварийные работы по закрытию контура и предотвращению дальнейшей деградации конструкций. Был проведен огромный комплекс работ, начиная с архивных исследований в целях получения максимально точного понимания исторического облика и интерьеров особняка и заканчивая проработкой необходимых гидротехнических мер, необходимых для поддержания нормального состояния паркового пруда. Помимо фасадов и объемных форм, к предметам охраны относятся также три зала и входная зона. Они восстанавливаются по сохранившимся историческим данным. По другим помещениям сведений нет, и они будут оформлены в соответствии с пожеланиями инвестора.
Комплексная реставрация парка «Монрепо» и находящихся на его территории объектов стала возможна после принятия Международным банком реконструкции и развития Всемирного банка решения о выделении на эти цели почти 1 млрд рублей в рамках проекта «Сохранение и использование культурного наследия в России». С участием Минкультуры РФ и Правительства Ленобласти было заключено соглашение в целях восстановления объекта как единственного в стране скального парка (потом, правда, в Россию вернулся природный скальный парк в Алупке).
Это очень сложный объект во всех отношениях. Во-первых, практически все исторические сооружения на территории парка находились в аварийном состоянии и были закрыты для посещения. Соответственно, необходимо было подготовить и провести срочные «спасательные» работы. Опять — огромные архивные исследования. Затем состоялось тщательное изучение конструкций объекта, выявление сохранивших несущие свойства и обеспечение протезирования утраченных фрагментов. Выполнен аккуратный демонтаж уцелевших росписей с тем, чтобы вернуть их на место после воссоздания здания.
Во-вторых, объекты необходимо было приспособить для современного музейного использования. А там не было подключения ни к тепло-, ни к водоснабжению, ни к канализации. И если принять во внимание, что построены объекты фактически на гранитной скале, то несложно представить, сколько усилий пришлось приложить, чтобы обеспечить подсоединение к сетям. Кроме того, все работы велись в условиях продолжения работы парка. Сейчас уже реставрация входит в заключительную стадию и должна быть завершена по планам к концу этого года.
— Есть ли какие-то новые планы, интересные объекты?
— Разумеется, мы работаем над новыми перспективными идеями, ведем переговоры с потенциальными заказчиками. Но пока договоры не заключены, говорить о планах несколько преждевременно.
Однако об одном проекте расскажу, поскольку он, безусловно, был бы очень дорог Рафаэлю Маратовичу. К нам обратились инициаторы воссоздания на территории Митрофаньевского кладбища часовни на месте погребения благочестивого странника Александра Крайнева, скончавшегося в 1889 году. Она входила в число объектов Митрофаньевского храмового комплекса, снесенного по решению властей в 1929 году. Его возрождение было одной из заветных идей Рафаэля Маратовича. И, возможно, восстановление часовни станет первым шагом в этом направлении.
Воссоздание же самой Митрофаньевской церкви, проект которого уже давно разрабатывал Рафаэль Маратович, стало бы настоящим памятником его служению, лучшим способом почтить память о нем.
О своем приходе в строительную отрасль, перипетиях жизненного пути, о том, с кем комфортно работать «Строительному Еженедельнику», рассказал генеральный директор Строительной корпорации «ЛенРусСтрой» Леонид Кваснюк.
— Леонид Яковлевич, как вы попали в строительную отрасль?
— Сейчас, когда оглядываюсь назад и вспоминаю пережитое, мне кажется, что меня привел в строительство Бог. Он меня направлял, хотя я в силу молодости и сопротивлялся. Но Он все предопределил, и, как бы я не отклонялся, как бы не уходил в сторону, меня всегда возвращало на данный мне путь. Так что я не просто не мог не стать строителем.
В детстве, еще в школе, хотел быть геологом. Песни про героических геологов очень нравились, походы, романтика. Поехал поступать в Горный институт. Немного недотянул по баллам. Предложили маркшейдерское отделение. Пошел, поучился некоторое время — неинтересно и сложно. Не мое. Поехал в Тирасполь, в педагогический институт, меня взяли. Проучился сколько-то — понимаю, нет, и это не мое. На следующий год поступил в медицинский институт — друг позвал. Там поучился немного, и снова чувствую: не мое. В конце-концов поступил в Актюбинский филиал Ташкентского железнодорожного института. Там тоже почти два года «проблуждал» по специальностям (электрика, тепловозы — не пошли), пока не оказался на факультете «Промышленное и гражданское строительство». Вот там и пришло осознание: хочу строить и руководить строительством.
— С чего началась практическая работа?
— Параллельно с учебой в институте я утроился на работу мастером в трест «Сельстрой». Работал хорошо, быстро, не пил, и в 1970 году — я в то время еще даже не окончил вуз — был назначен управляющим трестом. Мне было всего 26 лет! Мы работали без остановки, я просто заразился управлением, координацией действий, достижением поставленных целей. Это был не показной «комсомольский энтузиазм», а ощущение приносимой пользы, радость от возможности увидеть реальные результаты своего труда. Конечно, было приятно: я — самый молодой управляющий трестом, мальчишка еще, — а обо мне газеты пишут, гордость, общение с властями. Но не это было главным. Я отчетливо понял, что именно это — стройка, руководство работами — и есть моя жизнь, то, что я умею делать и чем я хочу заниматься. У меня дух захватывало, когда люди говорили: «Это построил Кваснюк».
В тресте «Сельстрой» я получил огромный опыт работы, причем работы разнообразной. Строили в Актюбинской области Казахстана. Чтобы было понятно: по площади это территория примерно в 3,5 раза больше Ленобласти. Мы строили комплексно — от коровников и свинарников до жилых домов, школ и поликлиник. Начинал я с объектов попроще, например, с коровника. Тем не менее там множество нюансов. Мы дорабатывали проект, прикидывая, как лучше размещать цех с комбикормами. Затем мне доверили возвести первый в моей практике 9-этажный дом. Мы ночи просиживали с бригадирами, придумывая, как лучше сделать, учесть все необходимое. Затем строили социальную инфраструктур — школу, больницу. Затем пошли промышленные объекты — огромный цех для горно-обогатительного комбината, железобетонный завод для собственных нужд треста. По сравнению с этим жилье строить относительно несложно.
Затем неоднократно менял места работы, их географию. Трудился в Херсоне, Запорожье, Ленинграде. Затем возглавлял отряд, разбиравший завалы после Ленинаканского землетрясения 1988 года в Армении и возводивший новое жилье для жителей. Практически вся моя жизнь была так или иначе связана со строительством. И, если бывали небольшие перерывы, я начинал тосковать по стройке, по запаху цемента, по бытовкам. Строительство — моя жизнь, это то, что мне нужно, чтобы ощущать себя на своем месте.
— Кто оказал наибольшее влияние на ваше формирование как личности, как профессионала?
— Это были многие. Мне всегда везло на ярких, интересных людей и выдающихся руководителей, которые по-настоящему знали свое дело. Это действительно решает все. Любое предприятие, любая стройка, любой процесс движутся в правильном направлении, когда за этим стоит настоящий профессионал-управленец.
Поскольку вспомнить всех все равно невозможно, расскажу о первом настоящем управленце, которого я встретил в жизни. Это был Фома Захарович — директор школы в деревне Березино, где я учился. Это был потрясающий человек. Он пришел руководить нашей школой, и жизнь вокруг по-настоящему изменилась. Все учились, потому что он умел заинтересовывать и мотивировать. Мы получили отличное образование, благодаря чему достаточно легко поступали в институты и университеты. Все были сыты, хотя в те времена стоял настоящий голод. Мы были нормально воспитаны, несмотря на негативную криминальную обстановку. Все дружили, играли на музыкальных инструментах, занимались спортом. И это в деревне, где и дорог-то не было! Он доставал еду, кирпичи, материалы. А мы все делали. Своими руками. Везде была команда. И он умел доверять и давать делать дело. То, что я стал хорошим руководителем, это во многом благодаря ему, его примеру. Теперь я тоже люблю растить, направлять, воспитывать.
— С кем вы предпочитаете работать, общаться?
— С теми, которые умнее меня. Такие люди стимулируют самосовершенствоваться, становиться лучше. Я и жену взял намного умнее меня и образованнее (смеется) себя. Мои топ-менеджеры — тоже умнее меня. Это правильно. У меня двое детей, но я много других брал на воспитание. Кстати, одеть, обуть и накормить — это полдела. Где семеро кормятся, еще пятерых прокормить можно. А вот помочь получить образование, научить читать и думать, научить работать — это важнее. И денег для этого не надо, нужно просто силы в себе найти и не лениться. Это же здорово, когда растут и взрослеют дети! Я их вырастил, научил — и они стали умнее меня. Почти все они сейчас работают в нашей компании.