Сергей Морозов: «Энергоснабжение Ленобласти: задачи, проекты, перспективы»
О теплоснабжении и электроснабжении Ленинградской области беседуем с председателем Комитета по топливно-энергетическому комплексу региона Сергеем Морозовым.
– Какие значимые проекты в области энергоснабжения региона завершены в 2023 году или близятся к завершению?
– Мы участвовали в федеральных программах. Например, в программе агропромышленного комплекса по развитию сельских территорий. При подготовке к зиме выполнили капитальный ремонт котельной в Волосовском районе в поселке Калитино.
Совместно с «Газпромом» реализуем важную программу перевода котельных на природный газ, по которой в ближайшие три года нужно перевести 100 котельных. В текущем году переведено более 10, из них 4 в Выборгском районе, который является лидером в этом направлении.
– Котельные переводятся на природный газ с угля и мазута?
– С угля, мазута, сжиженного природного газа, где-то даже используется щепа и другие специфические виды топлива. Применять все это существенно дороже, чем природный газ. Прежде всего из-за расходов на транспорт, особенно на специализированные автомобили, в которых перевозят мазут и другие материалы с высокими классами опасности. Программа позволит сократить затраты на топливную составляющую и направить высвобожденные средства на развитие муниципального образования. Например, на капитальный ремонт или модернизацию энергетических объектов.
– Как проходит отопительный сезон в области?
– Каждый год мы реализуем программу Ленинградской области по подготовке объектов к отопительному сезону. В 2023 году ускорили процесс получения паспорта готовности к отопительному сезону наших теплоэнергетических объектов. В ближайшие два года планируем улучшить этот показатель еще на 100%.
– Чем подготовка к отопительному сезону в нынешнем году отличалась от предыдущих?
– В этом году мы создали то, чего ранее, наверное, не хватало – штаб по отопительному сезону в Ленинградской области. Возглавил его губернатор А. Ю. Дрозденко, в состав вошли представители комитетов по топливно-энергетическому комплексу, государственного жилищного надзора и контроля, жилищно-коммунального хозяйства Ленинградской области и администраций муниципальных районов.
– В чем смысл создания штаба?
– Он повышает оперативность реагирования на возникающие задачи. Каждый год похолодание, при котором следует начинать отопительный сезон, наступает по-разному. В этом году мы его долго ждали – весь сентябрь был теплым, как август. А в первые дни октября температура воздуха резко понизилась.
– Начало отопительного сезона было трудным для энергетиков области?
– Как всегда, все отрапортовали, что к зиме готовы. Потом обнаружились проблемы, 40% которых пришлось на Всеволожский и Кингисеппский районы. При запуске систем теплоснабжения возникали аварийные утечки, где-то приходилось оперативно заменять поврежденные участки сетей, например, в Ивангороде.
– Проблемы с отоплением были связаны в основном с состоянием теплотрасс?
– Нет. За первый месяц отопительного сезона в штаб поступило около 5 тысяч обращений с жалобами на неисправность системы отопления, 99% которых, как оказалось, возникли внутри многоквартирных домов и только 1% в сетях. Все эти проблемы были успешно и оперативно решены. У нас на этот сезон выделено 100 миллионов рублей для безотлагательных работ по тепловым сетям.
Штаб по отопительному сезону помогает наладить более качественную обратную связь с жителями области, которая дает возможность эффективнее информировать людей и составлять планы на будущее.
– Расскажите о плановых работах по строительству и реконструкции энергообъектов в Ленинградской области.
– У нас реализуется ряд концессионных проектов. В Тихвине по концессионному соглашению с «Газпромом» построена котельная. В рамках проекта будут также возведены газовые котельные в пяти микрорайонах города и заменены тепловые сети. Объем финансирования с учетом дополнительного соглашения к договору составляет 6 миллиардов рублей.
Концессионный проект по замене тепловых сетей реализуется в Бокситогорске. Это мероприятие по замене тепловых сетей. На подходе заключение соглашений в Приозерском районе. Планируем развивать проекты во всех районах Ленинградской области, главным образом, по переводу котельных на природный газ, который доказал свою экономическую эффективность. Так, за последние два года удалось снизить межтарифную разницу на 300 миллионов рублей. Также планируем запустить концессионные проекты в области электроснабжения по замене ветхих электросетей.
– В регионе 17 районов и 1 городской округ Сосновый Бор. Чем они отличаются с точки зрения энергоснабжения? Каковы особенности тех или иных районов?
– Я бы выделил районы, граничащие с крупными водоемами – Финским заливом и Ладожским озером. Это, соответственно, Выборгский, Ломоносовский, Кингисеппский, а также Приозерский, Всеволожский, Кировский, Волховский, Лодейнопольский. На прибрежных территориях при резком изменении погодных условий, в том числе атмосферного давления, возникают сильные порывы ветра. От этого страдает электроснабжение. Бывает, опоры линий электропередачи заваливаются от ветра или падения деревьев, провода разрываются от ветра либо покрываются слоем льда при резком переходе с отрицательной температуры воздуха на положительную.
– Сказываются ли на работе ТЭК Ленобласти экономические санкции?
– Могу сказать, что уже не осталось энергетического оборудования, которое Россия не способна произвести. В нашей стране, в том числе и в Ленобласти, выпускается современное теплоэнергетическое, электросетевое оборудование, трубопроводы и трубопроводная арматура, теплогенерирующие установки и многое другое. Приятно, что у нас научились разрабатывать качественное программное обеспечение, отвечающее требованиям информационной безопасности. Пока импортозамещение затруднительно в области электронных устройств, которые закупаются у китайских поставщиков.
– Расскажите о планах Комитета по ТЭК на следующий год в области тепло- и электроснабжения.
– Я уже сказал о развитии проектов строительства новых и реконструкции существующих энергообъектов. Сейчас они финансируются на две трети из федерального центра. Хотелось бы расширить наше участие в федеральных программах и тем самым высвободить средства из областного бюджета на развитие энергетической инфраструктуры.
Планируем продолжать наше традиционно тесное сотрудничество с коллегами из Санкт-Петербурга и расширять внешние связи с другими субъектами Федерации, а также с дружественными зарубежными странами. В августе принимали делегацию Республики Беларусь, позднее побывали у них. Программа визитов включала посещение теплоэнергетических объектов. Выяснили, чем можем быть полезны друг другу, и обменялись предложениями по поставкам энергооборудования.
В планах комитета – стать еще более открытым для широкой общественности, хотя в этом направлении сделано немало, что подтверждает, например, работа штаба по отопительному сезону. Планируем проводить больше онлайн-трансляций заседаний наших штабов и рабочих групп.
В следующем номере читайте о газификации Ленинградской области.
Народный архитектор, действительный член РААСН, профессор Никита Явейн более 30 лет руководит архитектурным бюро «Студия 44», в котором были созданы проекты таких знаковых для Петербурга зданий, как Академия танца и Детский театр балета Бориса Эйфмана, Ладожский вокзал и еще десятки объектов самого разного назначения. Мэтр архитектуры рассказал о том, что он думает о современном градостроительстве, реставрации исторических зданий и перспективах Северной столицы.
— Никита Игоревич, ваше творчество пришлось на новейшее время в российской истории. Некоторые считают его «золотым», потому что за это время архитекторы получили доступ к большим средствам, возможность проектировать без оглядки на авторитеты, шанс очаровать заказчика своими идеями, использовать новые технологии и материалы. А что вы думаете по этому поводу?
— Это было время пошатнувшихся критериев и появления самозванцев, что свойственно любому переходному периоду. Это было время, когда вкус состоятельного заказчика, если понимать под ним общность людей с разными интересами и возможностями, только начал формироваться. А по-настоящему элитарные объекты создают элитарные заказчики.
Единственное положительное, что принесло архитекторам это тяжелое время, была возможность относительно быстрых социальных лифтов, какими бы они ни были. Многое решали личные связи, но не всегда мастерство. А ведь хорошая архитектура — это профессионализм архитектора.
— Не грозит ли сегодня российским специалистам изолированность от мировой архитектуры?
— Конечно, грозит! Но изолированность и в каком-то смысле провинциализм присутствовали в девяностые годы и в начале двухтысячных даже в большей степени. Мы не можем соревноваться с западными студиями ни по рекламе, ни по финансовым возможностям, не можем привлекать такой же объем средств. В изолированности есть свои плюсы и минусы. Не секрет, что для многих субподряд от иностранного архитектора стал возможностью улучшить свою репутацию, хотя это было, мягко говоря, необъективно.
— Какие черты несет архитектура Никиты Явейна и зодчих из «Студии 44»?
— Во-первых, я бы не отделял себя от архитекторов студии: в разных проектах у меня разная степень участия, а в некоторых меня нет. Впрочем, это не означает, что меня в проектах нет совсем или я один всем занимаюсь.
Что касается отличительных черт, то наши проекты в целом не похожи на другую архитектуру. Глядя на них, любой специалист, архитектор или критик, который «купается» в теме, сразу скажет, что проекты сделаны в «Студии 44», потому что в них есть что-то необычное, новое, иногда трудно понимаемое и не принимаемое. Возьмите, к примеру, музейный Центр промышленного прогресса в Выксе или жилой комплекс Imperial Club, спроектированный по петровскому генплану Леблона-Трезини, — до сих пор все плечами пожимают. Почему так получается? Наверно, мы думаем по-другому. Или просто думаем.
— Сейчас в Петербурге происходит смена исторического ландшафта: многие объекты, не имеющие охранного статуса, сносятся под жилое строительство. Нам, горожанам, следует относиться к этому как к неизбежности?
— В последнее время появилось подозрительно много спекуляций на тему сохранения разных по исторической значимости объектов. На самом деле нет российского города, в котором так мало зданий сносилось бы в историческом центре, как в Петербурге. В Москве сносов больше на порядок. Единственное, о чем стоит сожалеть всем нам, это утрата СКК. Вот это явное изменение ландшафта не в лучшую сторону.
— Что ждет архитектурные памятники города? Похоже, что они ветшают быстрее, чем до них доходят средства на реставрацию. Тот же Апраксин двор, по вашим словам, требует серьезных инвестиций в инженерию, которых нет.
— Да, увы, они рискуют не дождаться должного финансирования. Но при этом Петербург тратит на поддержание памятников больше, чем может, и даже больше, чем среднестатистический европейский город, но количество заброшенных исторических объектов все равно растет.
Проблема не в недостатке финансирования, а в другом: прежде, чем начинать реставрацию, для этой недвижимости надо найти собственника, иначе получится напрасная трата средств. У нас в свое время были отреставрированы памятники, и здания без владельцев продержались 3–5 лет, а потом все было растащено. Но собственника отпугивают, во-первых, сложнейшие бюрократические процедуры, которые защищают памятник от неправомерных действий и вместе с тем отбивают охоту у будущего владельца заниматься объектом. Во-вторых, огромное количество разных ограничений и, самое главное, нестыковка законодательств. А уж вмешательство Следственного комитета, который теперь контролирует процессы вокруг спорных исторических зданий в Петербурге, окончательно спугнула инвесторов.
Получается, что мы не можем произвести полноценную реконструкцию, которая вернула бы памятник к жизни. Действующие нормативы позволяют сделать только капремонт, хотя даже с ним дом не доживет до давно назревшей корректировки морально устаревших норм. В результате все участники рынка спустились в «серую зону» и что-то делают на исторических объектах под видом капремонта и реконструкции, хотя по-хорошему малоценные постройки следовало бы сносить и заменять новыми. Этот законодательный тупик рано или поздно придется разруливать, потому что он гораздо опаснее для города, чем один-два сноса в год.
— Какие проекты, на ваш взгляд, были бы необходимы городу, чтобы создавать полноценное городское пространство и пойти ему на пользу?
— Сегодня практически прекращено строительство общественных зданий. Понятно, что город растет, надо развивать транспортную инфраструктуру, чтобы он не задохнулся. Однако и девелоперы не стремятся развивать общественные пространства даже в виде торгово-развлекательных центров. Кроме жилья, мало что строится, и это создает ощущение какого-то безвременья.
— В вашей проектной практике есть объекты самого разного назначения: культурного, научно-образовательного, спортивного, жилого. Какие из них хотелось бы отметить и почему?
— Наверное, Академию танца Бориса Эйфмана, реконструкцию Восточного крыла Главного штаба под экспозицию Эрмитажа, Ладожский вокзал. Вокзал считаю одной из сильнейших работ в архитектурном и технологическом плане. В проекте Академии особенно выделил бы первую очередь — это один из лучших наших проектов, который принес России первую победу на международном конкурсе архитектуры WAF.
Из реставрационных работ отмечу Александровский дворец — для нас это была сложная, мучительная работа, где решены не только многие реставрационные задачи, в том числе по воссозданию отделки и убранства помещений «из ничего», но также применены инженерные, конструктивные решения, авангардные не только для Петербурга или страны, но и для мировой архитектуры. Университетский кампус «Михайловская дача» — тоже во многом прорывная работа.
Из музейных проектов очень люблю томский Музей науки и техники — жаль, что его не построили.
Из жилья, безусловно, Imperial Club на Васильевском острове, жилые комплексы на ул. Типанова и на Московском проспекте на месте комбината «Петмол». В последние годы архитекторы часто обсуждают, каким должно быть жилье в центре города, чтобы оно было и рентабельным, и масштабным, и отвечало бы петербургскому стилю. Вот эти три объекта показывают, что такое для меня на сегодня петербургская архитектура, как мы ее понимаем и какой бы она могла быть.
— Среди музейных объектов комплекс в Выксе выглядит очень необычно. Почему было предложено именно такое решение?
— Это музей металла, который строится на территории Верхневыксунского металлургического завода — одного из старейших в России. В проекте мы возвращаемся к первоистокам железа как архитектурного элемента. Получились три, как мы их называем, храма-периптера разной величины. Металл здесь работает на растяжение. Меня на этот образ вдохновил снесенный СКК, это своего рода дань памяти легендарному зданию.
В проекте предусмотрено применение легированной стали с добавками фосфора, меди и т. д. — аналога кортеновской стали. Такая сталь понемногу меняется, покрываясь окисной пленкой с бархатистой фактурой. Эта плотная пленка, препятствуя дальнейшему проникновению воды к металлу, делает сталь «вечной»: однажды покрывшись патиной, она навсегда сохраняет свой рыжеватый цвет и уже не нуждается в окраске или других видах коррозионной защиты. Пусть те, кто приедет на открытие музея, через пять лет увидят совсем другой образ, пусть это будет инсталляция во времени, которая станет продолжением истории местного металлургического производства.
— Ваши специалисты работают в Петербурге, Калининграде и в других городах. В чем разница в проектировании объектов в разных городах? Как культурный и архитектурный контекст каждого города влияет на проекты?
— Все города совершенно не похожи: в них различный архитектурный ландшафт и культурный контекст, решения принимают разные люди. Поэтому взаимоотношения с каждым городом тоже складываются по-разному. В Нижнем Новгороде нам комфортно, в Москве сложно, в Калининграде очень своеобразная атмосфера. Допускаю, что для кого-то из коллег все будет наоборот. Зависит ли диалог с городом от конкретного архитектора? Наверное, зависит.
