Проектное финансирование ИЖС: реально ли это?
Всё чаще заходит речь о том, что проектное финансирование, успешно прошедшее апробацию в сегменте МКД, пора тиражировать на сектор ИЖС. Конечно, мы не могли остаться в стороне от такой темы.
Гостем очередного эфира на канале « Митсан консалтинг: диалоги о недвижимости» стала Виолетта Басина, директор компании Omakulma. Ведущий программы, управляющий партнёр «Митсан Консалтинг» Дмитрий Желнин получил ответы на целый ряд вопросов: что такое проектное финансирование? Для чего был создан этот механизм? Как это повлияет на решение проблемы обманутых дольщиков?
Команда Omakulma стала настоящим первопроходцем — они первыми в России получили проектное финансирование под ИЖС. Как удалось склонить на свою сторону государственные банки? Острых вопросов много, ответы — с театра строительных действий. Ведь Omakulma строит в Ломоносовском районе Ленобласти коттеджный посёлок — и привлекает на это проектное финансирование. Им удалось то, что многие компании пытались сделать в течение семи лет. Совместно с банком «ДОМ.РФ» они смогли осилить этот продукт.
Проектное финансирование: что это?
Проектное финансирование — это метод привлечения долгосрочного заемного финансирования для крупных проектов, основанный на займе под денежные потоки, создаваемые самим проектом. Его «биография» в России началась с внесения в 2014 году поправок в ФЗ-214. Изначально механизм применялся только по отношению к многоквартирным домам. Такая мера государственной поддержки даёт гражданам гарантию достраивания объекта либо полной сохранности их денежных средств. Если застройщик становится банкротом, обязательства принимает на себя АО «ДОМ.РФ».
«Но вероятность недостройки здесь очень мала, — поясняет Виолетта Басина. — Чтобы выйти на проектное финансирование, нужно пройти все круги ада. Проекты рассматриваются под всеми возможными углами риска. Если банк не видит в перспективе необходимого уровня доходности, затея обречена».
Получая проектное финансирование, застройщик передаёт всё имущество в залог. Оформляя сделку, покупатель всегда видит обременение в пользу банка, выделившего средства. И тогда возникает закономерный вопрос: как же так — сделка с обременением?
«Согласно договору, обременение снимается в момент, когда раскрывается эскроу-счёт и деньги получает застройщик. Схема такая: часть средств транслируется в банк («тело» кредита, процентная ставка) и какая-то прибыль застройщика. После этого обременение нивелируют», — уточняет эксперт.
Теперь у клиента появилась возможность в одностороннем порядке расторгнуть договор и забрать свои деньги с эскроу-счетов. Он идёт в банк, и с уведомлением, направленным в адрес застройщика, ему открывается эскроу-счёт. Так можно поступить в следующих случаях:
- нарушение сроков, если вы с застройщиком не переподписали договор о продлении;
- ненадлежащее качество строительства.
«Такая система свидетельствует о становлении цивилизованного рынка жилья. Профит ответственного застройщика в том, что он начинает строить быстрее и зависит от продаж. Есть определённые графики продаж, выстроенные банком, — говорит Виолетта Басина. — Но они минимальны. Больше нет необходимости демпинговать, чтобы получить деньги на строительство».
Банк, как менее рисковый бизнес в сравнении с девелопментом несёт определённые финансовые обязательства и перед застройщиком, и перед покупателем. «Банк выполняет функцию некоего квалифицированного контроля. Идёт чёткий контроль за целевым расходованием денежных средств. И это касается не только застройщика, но и генподрядчика, субподрядчика, которые должны открыть в банке не просто счёт, а спецсчёт. Или несколько спецсчетов, в зависимости от корпусов, которые строятся. На каждый корпус идёт отдельное финансирование и расчёт. Если это сети, то на сети тоже создаётся отдельный счёт, как и на выкуп земли. Застройщик больше не может смешать в один котёл деньги со всех объектов. Он просто физически не может потратить деньги на что-то вне проекта — банк не позволит. Деньги клиента лежат на отдельном счёте. Затратная часть выдаётся банком; больше, чем есть, он не выдаст. Если поменяется застройщик, банк будет в плюсе в любом случае», — отмечает эксперт.
Рисковый путь: камни преткновения
При этом получить проектное финансирование для ИЖС очень сложно, признает Виолетта Басина.
Одна из сложностей, по ее словам, — внутриплощадочная сеть. Если мы говорим про МКД, где пятно застройки, допустим, 30 соток, то и земляных работ по внутриплощадочным сетям — 30 соток. Застройщик делает внутриплощадочные сети, а потом эти сети поднимает вверх. У нас же (в ИЖС) — к примеру, 18 гектар внутриплощадочных сетей. На этих 18 гектарах нужно разместить водопровод, канализацию, это электричество, газ. Всё мы это протягиваем под землёй. Совершенно другой объём, но мы должны сделать его сразу — потом не будет технической возможности подключать по очереди. Есть сети внутриплощадочные и внешние. И вот в этом моменте в отношениях с банком возникает дисбаланс.
Второй момент. Контроль за средствами означает выход в «белую» зону, где надо платить все налоги. На рынке много застройщиков, но явный дефицит людей, умеющих составлять финмодели, просчитывающих все шаги и способных защитить проект в банке. Это — проблема.
Сегодня ИЖС не регулируется законом. Это свободное правовое поле — что хочешь, то и делаешь. Осенью ситуация изменится: предполагается, что в законодательстве появятся разъяснения по малоэтажным жилым комплексам. Кроме того — финансы. Если вы обратитесь в какую-либо компанию по строительству домов, то первое, что вам скажут — заплатите наличкой, будет скидка 20%. И люди на это идут.
«Раньше на рынке не было ипотеки на строительство индивидуального жилого дома. Точнее, был такой вариант у Сбербанка, но он предуматривал дополнительный залог и поручителей, — уточняет Виолетта Басина. — На согласование уходило 2-3 месяца, ещё и не каждый объект подходил в качестве залога. В 2020 году появилась ипотека от АО «Банк ДОМ.РФ». Мы уже по ней работаем; сроки согласования сократились до 5 дней».
Поэтому многие собственники земли продают сначала участок, а уже потом заключают с покупателем договор строительного подряда. Но это не обязательная история. И застройщики, и собственники земельных участков научились зарабатывать на этом быстрые деньги. Не такие большие, но менее рисковые. Входить в проектное финансирование — значит отдать всё в залог, пройти достаточно сложный путь. Это, наверно, больше психологический момент, когда ты понимаешь, что отдаёшь в залог компанию, землю, отвечаешь личным поручительством. И если с проектом что-то пойдёт не так, люди-то получат своё жильё — но ты останешься ни с чем. Будешь должен, попадёшь под банкротство, не сможешь вести бизнес. Вот это является основным камнем преткновения.
Кроме того, многим страшен выход из чёрной зоны в белую. Начать платить все налоги?! Начинаешь всё считать — волосы на голове шевелятся от тех сумм, которые нужно отдавать. Придётся перестроить всю систему внутри. На это нужно определённое время. Но с выходом нового закона народ начнёт подтягиваться: лучше купить домовладение в жилом комплексе, чем покупать землю, а потом строиться.
«У меня часто спрашивают — в чём отличие? Если человек купил землю, то он руководствуется только правилами землепользования и застройки, ничем ограничить его фактически нельзя. Проявится вся его индивидуальность, все его возможности, чтобы он мог выделиться. И вот этот вот «шанхай» воплощается в самом ярком своём варианте. И это ужас», — подчеркивает Виолетта Басина.
К тому же, когда люди покупают просто землю, потом строят, то как минимум 10 лет их жизни по факту пройдут на стройке. Нет такого — все вышли и стали строиться. Люди строятся по возможности. А коттеджные посёлки — это массивы по 100, по 200, по 300 участков. Продаются они очередями. Если первую очередь продали быстро, вторая пойдёт уже медленнее: будут приезжать и уезжать, ведь жить на стройплощадке никому не хочется. Придётся надолго забыть не только о развитой инфраструктуре, но об элементарной безопасности. Мы все понимаем, что такое жить рядом со строительными бригадами на протяжении 10 лет.
Почему собственники не идут в проектное финансирование? Это правовой статус земель. Известно, как эти земли в своё время приобретались; не всегда это был законный путь. Права собственности переходили от одних к другим, по договорам купли-продаж, но они не были обеспечены платежами. Банк проверяет документы: должна быть оригинальная выписка из банка, платёжка с синей банковской печатью. Если таких документов нет — нет ни проектного финансирования, ни ипотеки. Такие земельные участки ещё нужно легализовать для того, чтобы они могли стать залоговым обеспечением.
В принципе, банк готов выделить проектное финансирование и под строительство на земельных участках со статусом «земля населённых пунктов для размещения индивидуального жилищного строительства», и под дачи. «Земельных участков не так много. Как известно, практически во всех регионах есть «вето» губернаторов по переводу «сельхозки» в «земли ИЖС». Сегодня это проблема, которую мы стараемся решить совместно с банками. Сейчас формируется банк земельных участков, апробируется формат их перевода. Так как строительство малоэтажных ЖК теперь в приоритете у государства, все понимают, что сейчас нужно создавать земельный фонд. Вплоть до того, что уже открыто требуют изымать земельные участки, которые больше трех лет не используются по назначению», — отмечает Виолетта Басина.
По ее оценке, есть ряд несомненных плюсов в работе именно с компаниями, которые пользуются услугами проектного финансирования — в отличие от тех, кто продаёт по серым схемам за наличку и от тех, кто пока ещё пытается заскочить на уже ушедший поезд по долевому участию, придумывая какие-то новые механизмы.
Первое, если говорим про ИЖС — это гарантия того, что то, что застройщик обещает построить, будет построено. Будет соблюдена единая архитектурная стилистика, на выходе получится реальный жилой комплекс горизонтального плана со всей привычной инфраструктурой.
Второе — сохранность денежных средств покупателя. Они лежат на счёте клиента и переходят к застройщику только после того, как подписан акт выполненных работ, а покупатель получил ключи.
Третье — возможность одностороннего отказа от договора без удержания денежных средств, без штрафных санкций. Я считаю, это основной плюс, который гарантирует качество. Если акт не подписан, застройщик не получит своих денег. Это возможность отказа, если идёт срыв срока и вас этот срыв не устраивает.
Компании, работающие с проектным финансированием, в среднем строят чуть быстрее и с лучшим качеством. Им интереснее быстрее закончить, сдать объект, передать его в надлежащем качестве клиенту и получить от банка причитающиеся средства, а не растягивать эту процедуру на долгие годы. По словам Виолетты Басиной, в сегменте многоквартирных домов это уже стопроцентно работает. А вот ИЖС пока отстаёт.
«Мы сейчас пересматриваем структуру финансирования — это вопрос времени, — говорит она. — Как только мы пройдём, на этой неделе, очередной наш кредитный комитет, согласуем структуру финансирования — тогда сможем строить опережающими темпами. Для этого нужно показать темпы продаж, стоимость. Потому что до того момента — мы дом продали, нам под эти деньги дали деньги. Звучит смешно. Маркетинг строился на единственном плюсе — безопасности денег клиента. Вам достаточно внести 20% средств на спецсчёт, остаток вносите при получении ключей. Мы сумели дать клиенту беспроцентную рассрочку, сняли все его психологические барьеры. Это работает на 100%. У нас многие получили льготную ипотеку на ИЖС на наш проект по ставке 6%. Я думаю, что такого счастья мы ещё долго не увидим в связи с ростом ставки ЦБ РФ».
По словам Виолетты Басиной, при чеке почти в 20 миллионов рублей продажи идут неплохими темпами. Продана I очередь, сейчас реализуются II и III очереди. Этому способствовал запуск программы рассрочки.
Разговор получился очень насыщенным. Многое осталось за рамками статьи — а значит, есть повод посмотреть эфир программы на канале «Митсан консалтинг: диалоги о недвижимости». Помощь в подготовке программ оказывают: «Агентство строительных новостей», официальный публикатор нормативно-правовых актов Санкт-Петербурга и новостей строительной отрасли нашего города и всей страны; форум «ProNovostroy»; деловой журнал «Точка опоры»; Сервер Недвижимости BSN.RU.
Одним из интереснейших проектов, привлекших большое внимание архитектурной и строительной общественности Москвы и всей России, стала реставрация дома Наркомфина на Новинском бульваре, 25, — всемирно признанного шедевра советского конструктивизма.
Выполненные работы имеют особое значение, ведь с 2006 года объект входил в список 100 крупнейших памятников мировой культуры, находящихся под угрозой уничтожения, формируемый некоммерческой организацией World Monuments Fund.
Рождение шедевра
Заказчиком дома Наркомфина (другое название — второй дом Совнаркома; первый — знаменитый «Дом на Набережной»), построенного в 1928–1930 годах, выступал нарком финансов РСФСР Николай Милютин, сам живо интересовавшийся вопросами архитектуры и градостроительства. Он дал советскому зодчему Моисею Гинзбургу полный «карт-бланш» для апробации на объекте новейших для того времени архитектурных идей и строительных технологий.
По мнению специалистов, в проекте отчетливо заметно влияние «Пяти отправных точек современной архитектуры» одного из отцов-основателей функционализма Ле Корбюзье, которые были опубликованы в журнале «Советская архитектура» в начале 1928 года. А именно: столбы-опоры, плоская крыша-терраса, свободная планировка, ленточное остекление и свободный фасад. Таким образом, творение Моисея Гинзбурга было выполнено в ключе самых актуальных тенденцией архитектурного авангарда того времени.
Сам автор называл жилой комплекс «опытным домом переходного типа». Проект воплощал идеи экономичного, но комфортного дома с отдельными квартирами и общественным сервисом в противовес развивавшейся параллельно в тот же период концепции дома-коммуны с полным обобществлением быта.
По проекту комплекс состоял из четырех корпусов: жилого, на 50 семей (приблизительно 200 человек); коммунального с кухней, двумя столовыми — крытой внутри и летней на крыше, а также спортзалом и библиотекой (кухня работала в 1930-е годы, продавая еду на вынос, столовая не заработала); круглого в плане здания детсада (не построен); «служебного двора», включавшего механическую прачечную (действовала в 1930-е годы), сушилку и гараж. Также намечалось, что рядом, вдоль южной границы парка, будет построен второй жилой дом с большими квартирами, но планы не были реализованы.
Жилой корпус представляет собой семиэтажное здание с двумя лестничными пролетами. Общая площадь — 5,2 тыс. кв. м, в т. ч. 870 кв. м — эксплуатируемые кровли. Первый этаж нежилой, на остальных этажах расположены «жилые ячейки». Для больших семей предлагались трехкомнатные двухъярусные квартиры (90 кв. м). Для одиночек и бездетных семей были предусмотрены малометражки (37 кв. м). С торца дома по обеим сторонам от лестниц расположены квартиры с двумя жилыми комнатами. Здание спроектировано так, что окна спален выходят на восток, а гостиных — на запад.
При строительстве использовались новейшие для того времени технологии. Каркас был изготовлен из монолитного железобетона, наружные и внутренние стены — из бетонитовых пустотелых камней, пол в квартирах — из двухслойного ксилолита, а стены и перегородки — из фибролита. Новаторские идеи были реализованы в планировке и дизайне помещений, включая вопросы колористики и инсоляции.
За конструктивные эксперименты отвечал инженер Сергей Прохоров. Важным нововведением стало использование блоков «холодного» бетонного камня с двумя крупными отверстиями: для междуэтажных перекрытий и внутри вертикальных стен между квартирами. При этом внутренние пустоты блоков использовались для прокладки канализационных, водосточных и вентиляционных каналов, размещенных внутри здания. Это обеспечивало правильную геометрию помещениям и избавляло от создания дополнительных коробов под сети. Любопытно, что производство блоков было организованно прямо на стройплощадке. Для утепления железобетонных балок использовался «камышит» («соломит») – теплоизоляционный материал из сухой спрессованной травы.
Лучшей системой освещения, по мнению, Моисея Гинзбурга, является «горизонтальная световая лента, подтянутая к потолку», которая «дает значительно более равномерную освещенность». Так появились ленточные оконные системы, характерные для объекта. В них было использовано еще одно из нововведений дома Наркомфина – «сдвижные» по горизонтали окна, скользящие по направляющим.
До конца проект реализован не был. Вместо запланированных появились не относящиеся к комплексу строения. Не начали работать и некоторые из предполагавшихся сервисов. Затем часть объектов изменила функциональное назначение, а жилой корпус неоднократно перестраивался, что разрушило его изначальный архитектурный облик. Несмотря на это, в 1987 году его взяли под государственную охрану как объект наследия регионального значения. Это, впрочем, не помешало зданию и далее деградировать, и к середине «нулевых» его состояние было признано «критическим».
Эпоха возрождения
Идея реставрации объекта наследия появилась еще в 1990-х. Но переходу дела в практическую плоскость мешала крайне запутанная ситуация с правами собственности на объект. Положение изменилось в 2015 году, когда компания «Лига прав» сумела получить контроль над зданием в целом. Символично, что проект реставрации выполнил внук Моисея Гинзбурга — Алексей Гинзбург, руководитель архитектурной мастерской Ginzburg Architects, одной из целей создания которой было именно восстановление дома Наркомфина. Проект стал победителем конкурса AD Design Award в номинации «Сохранение наследия».
Реализация проекта началась в апреле 2017 года. «Для меня была очень важна не только реставрация "формы" этого здания, но и демонстрация его актуальности, восстановление его функционального значения в том виде, каким дом был задуман автором. Идеи, заложенные архитекторами в дом Наркомфина, абсолютно современны. Это подтверждается и тем, что сейчас в нем будут жить люди, купившие все квартиры еще до завершения реставрации», — говорит Алексей Гинзбург.
Рабочие демонтировали поздние надстройки и пристройки, воссоздали объемно-планировочную структуру корпусов и исторический цвет фасадов. Несущий железобетонный каркас здания отреставрировали в соответствии с исходными конструктивными решениями. От поздних пристроек освободили часть первого этажа. Было восстановлено большое открытое рекреационное пространство, включающее незастроенную часть первого этажа, а также галерея, вестибюльная группа и лестница.
В здании восстановлена характерная схема инженерных коммуникаций внутри стен и перекрытий, система гидроизоляции и схема озеленения. Воссоздано оригинальное наполнение внутренней среды дома.
«Часто говорят о социальных и архитектурных достоинствах и смыслах дома Наркомфина, но очень мало известно о его инновационности с точки зрения инженерно-технических систем. Этот дом очень простой и лаконичный снаружи, но он очень сложен внутри. Его устройство невероятно продуманно, в нем нет декоративных элементов и ни одной случайной детали, которая бы не имела конкретного смысла и функции», — подчеркивает Алексей Гинзбург.
В результате реставрации зданию возвращена историческая функция. После реконструкции в жилом корпусе насчитываются 44 квартиры площадью от 30 до 120 кв. м, сохранены оригинальные двухуровневые планировки, а высота потолков варьируется от 3 до 5 м. Некоторым квартирам присвоены названия по именам известных людей, которые в них проживали: Дейнеки, Гинзбурга и Милютина.
Работы на объекте были завершены в начале 2020 года, после чего он был введен в эксплуатацию. «Дом Наркомфина был, пожалуй, одним из самых тяжелых для реставрации объектов в Москве. Он даже вошел в 100 мировых объектов культуры, которые находились под угрозой утраты. Это, безусловно, позор был, потому что это яркий памятник советского конструктивизма 1920–1930-х годов. И после того, как он был отреставрирован, конечно, видно, что действительно уникальный объект», — заявил мэр Москвы Сергей Собянин, посетивший здание.
Алексей Гинзбург выражает надежду, что реставрация дома Наркомфина станет хорошим примером. «Хотелось бы верить, что этим проектом мы показали: архитектуру той эпохи вполне можно использовать и восстанавливать даже в рамках коммерческого проекта. Точно такой же подход применим к еще сохранившимся конструктивистским рабочим поселкам. С помощью локальных изменений малогабаритные квартиры можно сделать комфортным, современным, востребованным жильем, а пространства вокруг домов — гармоничной средой для жителей», — считает он.
Участники проекта
Реализация такого уникального проекта собрала целую группу компаний, приложивших усилия для возрождения шедевра. В качестве изыскателей и проектировщиков по строительным конструкциям и инженерным разделам была привлечена ПФ «Градо». «Мы были генпроектировщиками, и в нашу задачу входило создание высокоэффективной профессиональной команды для разработки всех разделов проекта и его реализации, а также координация всех этапов этой деятельности», — рассказывает генеральный директор ПФ «Градо» Максим Коношенко.
По его словам, к самым серьезным проблемам следует отнести две. «Во-первых, здание находилось просто в ужасающем состоянии. А во-вторых, все объемно-планировочные и конструктивные решения, интерьеры и пр. находятся в предмете охраны объекта наследия. Соответственно, ничего нельзя было менять и каждый шаг нужно было согласовывать с Москомнаследия. В итоге все работы велись с максимальным сохранением всех оригинальных решений, что, конечно, было очень непросто. Однако — к некоторому даже нашему удивлению — строгость в сохранении всех деталей, на которой настаивал и Алексей Гинзбург, и органы охраны наследия, дали совершенно изумительный результат», — говорит эксперт.
По словам Максима Коношенко, большая работа потребовалась для восстановления инженерии здания. «Объект во много был экспериментальный, с трубами, проложенными внутри «камней Прохорова». При позднейшей эксплуатации, люди, которые не понимали этой специфики, пытаясь улучшить работу коммуникаций, по сути, часто ухудшали ее, разрушая созданную систему. В итоге, чтобы обеспечить нормальную работу сетей, нам приходилось применять очень сложные инженерные решения. Современное сетевое оборудование было уложено в тех же пространствах, что историческое. Хоть это было и не просто, нам удалось и конструктив сохранить, и не повлиять на объемно-планировочные решения здания», - отмечает он.
Специалист добавляет, что немало уникальных локальных решений применено при реставрации окон, живописи, других элементов здания. «При этом везде по-максимуму использовались исторические технологии. Очень сложную и интересную работу по методам аутентичным для 1930-м годов, мы выполнили при воссоздании витража», - отмечает Максима Коношенко.
Резюмируя, он подчеркивает: «Это, наверное, был самый сложный из объектов, на которых нам приходилось работать. Но результат того стоит. Ликвидировав позднейшие пристройки, понизив уровень почвы, восстановив исходное ленточное остекление, мы вернули Дому Наркомфина его изначальный облик, строившийся на пяти принципах Ле Корбюзье».
Трехмерный обмер помещений дома Наркомфина осуществляла инжиниринговая компания «НГКИ». «Нами дважды было выполнено подробное лазерное сканирование всех площадей в здании. Создана детальная интерактивная трехмерная модель объекта. Эти материалы легли в основу исполнительной документации (чертежи, планы, схемы) при подготовке проекта реставрации. Необычной, с точки зрения нашей повседневной практики нашей работы, была необходимость обмерять все помещения жилого здания. Обычно речь все-таки идет об отдельных квартирах. Мы рады были работать на таком интересном и знаковом объекте», — рассказал генеральный директор «НГКИ» Александр Фролов.
Неотъемлемой частью комплекса зданий Дома Наркомфина на Новинском бульваре в Москве, реставрация которого завершилась в прошлом году, является прачечная с сушилкой. Восстановление и приспособление выявленного объекта наследия к современному использованию выполнил известный столичный застройщик IKON Development.
Небольшому зданию, площадью всего 330 кв. м, вернули исторический облик. В нем откроются кафе и общественные пространства.
Исторический бэкграунд
Дом Наркомфина задумывался своим создателем — крупным советским архитектором Моисеем Гинзбургом — как «дом переходного типа»: от «старого» личного к «новому» совместному быту. Поэтому было запланировано множество общих пространств: две столовые с кухней, библиотека, спортзал, гараж, детский сад и прачечная.
Прямоугольное двухэтажное здание первой в Москве механической прачечной с сушилкой входило, по замыслу зодчего, в «служебный двор», который, наряду с коммунальным корпусом, обеспечивал сервисную инфраструктуру комплекса. Второй этаж частично нависал над первым. По мысли Моисея Гинзбурга, такой прием визуально объединял объект с жилым корпусом. Изначально в подвале размещалась котельная, на первом этаже — прачечная, на втором — несколько жилых комнат для работников «служебного двора». В южной части здания на первом этаже находилась терраса, откуда на второй вела открытая лестница, расположенная на боковом фасаде дома.
Идеи «нового быта», даже в умеренном варианте, сторонником которого был Моисей Гинзбург, не получили распространения. Полностью сервисные службы Дома Наркомфина так и не заработали. Прачечная функционировала в 1930-е годы. После войны здание неоднократно меняло функционал, появились пристройки и переделки. Его внешний вид и внутренняя планировка существенно изменились и перестали соответствовать авторскому замыслу. На протяжении последних десятилетий здание не эксплуатировалось и не отапливалось, в результате чего пришло в аварийное состояние.
К новой жизни
В таком виде и находится объект, когда на него пришел IKON Development. «Это здание из-за многочисленных переустройств совершенно утратило исходный облик, и опознать в нем составную часть шедевра советского конструктивизма конца 1920-х годов было практически невозможно», — рассказывает генеральный директор IKON Development Антон Детушев.
При этом прачечная играла важную композиционную роль во всем ансамбле Дома Наркомфина, будучи своеобразным парафразом жилого корпуса и демонстрируя использование схожих архитектурных приемов. Поэтому решено было воссоздавать объект в точном соответствии с изначальным проектом Моисея Гинзбурга.
«Заказчик согласился с тем, что важно оставить незастроенным пустое пространство под частью дома, которое было, конечно, застроено в советское время. К этой «лоджии» приходят дорожки из системы парка Дома Наркомфина, и становится понятно, как это маленькое, но не такое уж безыдейное пространство работало в общей системе. В этой архитектуре у каждой детали был свой смысл и предназначение. Пространство под "ногами" прачечной было "шарниром", связывающим этот корпус с жилым и коммунальным», — говорит Алексей Гинзбург, руководитель архитектурной мастерской Ginzburg Architects, подготовившей проект реставрации всего комплекса зданий Дома Наркомфина.
Задачи перед IKON Development стояли сложнейшие. С одной стороны, здание представляло собой аварийный дом, готовый развалиться от любого воздействия. А с другой — он был включен в число выявленных объектов наследия, со всеми ограничениями на производство работ, которые этот статус накладывает. Дня начала требовалось расчистить строение от позднейших пристроев и переделок и законсервировать его во избежание дальнейшей деградации.
«Вопрос консервации оказался очень сложным — там осталось мало подлинной материальной фактуры, которая в принципе сохранилась и была пригодной для консервации. И нашей задачей в ходе этого проекта было сделать так, чтобы прачечная не оказалась полностью новоделом», — вспоминает Алексей Гинзбург.
Уникальные решения
«При реализации проекта было принято принципиальное решение сохранить все оригинальные элементы объекта, которые подлежали сохранению. А то, что было безвозвратно утрачено, воссоздавалось, насколько это было возможно, по технологиям конца 1920-х годов. Это несколько усложняло процесс реставрации, зато обеспечивало объекту максимальную аутентичность», — говорит Антон Детушев.
Тщательно был восстановлен внешний облик прачечной. Решение для всего комплекса Дома Наркомфина было единообразным: здания имели оштукатуренные фактурные поверхности стен белого цвета, сочетающиеся с черными круглыми колоннами и гладкими ленточными окнами серого цвета.
Для восполнения утраченных конструктивных элементов — пустотелых шлакобетонных камней типа «Крестьянин» и жестких камней системы инженера Прохорова — использовались материалы, близкие по характеристикам к оригинальным. И крепились они по технологиям, аналогичным тем, что использовались 90 лет назад. При реставрации кладки заполнения наружных стен были подобраны блоки керамзитобетона исходных размеров. Для восстановления плиты покрытия применена технология аналогичных сборно-монолитных перекрытий, которая была разработана при возведении Дома Наркомфина.
В некоторых местах, где лучше всего сохранились фрагменты оригинальных материалов, их оставляли «вскрытыми». С одной стороны это давало представление об оригинальных технологиях, которые использовались при строительстве здания-памятника, а с другой — обеспечивало даже визуальное ощущение подлинности объекта, демонстрировало, что это не новострой, а тщательно отреставрированный шедевр.
Например, часть исторической кладки была оставлена без оштукатуривания как своего рода экспозиционный материал. Самый сохранившийся фрагмент утеплителя «соломита» интегрирован в интерьер в виде оформленного под стекло зондажа. Также были сохранены найденные в ходе расчисток здания фрагменты конструктивных элементов.
Специалистами были воссозданы утраченные заполнения дверных и оконных проемов с фурнитурой. По технологии, близкой к исходной, восстановлены ленточные окна — одна из изюминок комплекса. «При реставрации мы восстановили все перекрытия в том виде, который был в 1932 году, восстановили кровлю, по чертежам сделали водометы для сбора воды при дожде. Внутри здание облицовано штукатуркой и окрашено в соответствии с оформлением самого Дома Наркомфина», — отмечает Антон Детушев.
«Прачечная сама по себе является примером конструктивистской архитектуры, и ее можно и нужно было реставрировать хотя бы поэтому. Но для нас в воссоздание объекта вкладывался и композиционный смысл, поскольку это важнейшая часть той среды, которую мы хотим зафиксировать и показать в консервационном режиме как идею наших авангардистов 1920-х годов вкупе с общественным пространством», — подчеркивает Алексей Гинзбург.
Специалисты высоко оценили работу, проделанную на объекте компанией IKON Development. «Воссозданы объемно-пространственная структура здания в редакции 1932 года, колористическое решение фасадов с отделкой штукатуркой. Сохранен характер обработки поверхностей наружной лестницы. Восстановлены односкатная малоуклонная фальцевая кровля и открытая терраса в пределах колоннады», — отметил глава Департамента культурного наследия Москвы Алексей Емельянов.
Теперь объект ждет новая жизнь. Он находится в уникальной локации с большим трафиком и способен стать точкой притяжения людей. В шаговой доступности две станции метро — «Баррикадная» и «Краснопресненская», имеется удобный подъезд со стороны Садового кольца и Конюшковской улицы. Расстояние до Бульварного кольца — всего 800 м, до сердца города — Красной площади — менее 2 км. Поблизости объекты, обеспечивающие уникальный трафик, — Московский зоопарк (более 3,5 млн посетителей в год) и Планетарий (еще около 1 млн человек).
Работа была удостоена высокой награды в конкурсе «Московская реставрация» за развитие традиций московской школы реставрации и популяризацию общественного интереса к памятникам истории и культуры. За реализацию проекта IKON Development получил почетную грамоту от мэра Москвы Сергея Собянина. «Такие награды особенно ценны. Это очень интересный проект с точки зрения сохранения советского конструктивизма, и это, конечно, повод для гордости. Уникальный объект с уникальной историей в уникальной локации. Это сочетание способно сделать здание одним из культовых мест столицы», — резюмирует Антон Детушев.
