Петербургская архитектура начала ХХI века: «карманный» стиль
Роль архитектора в сегодняшнем процессе строительства и девелопмента весьма неоднозначна. С одной стороны, он зависит от интересов заказчика. С другой, – он зависит от среды, в которую попадает проект, в особенности если эта среда – историческая и требует сохранения. С третьей, – он зависит от общественности, мнение которой о его проектах может весьма сильно сказываться на репутации. Причем общественность, в свою очередь, тоже делится на две разные группы – есть обыватели, неосведомленные об архитектурных тенденциях и течениях, а есть профессиональное сообщество, зачастую выдающее проектам совсем другие оценки. Архитектурные конкурсы последнего года ярко отразили эту дихотомию: в июне прошел конкурс «Связь времен», организованный движением «Живой город», где победил проект, выполненный в стиле модерн начала ХХ в., столь любезном сердцу петербуржцев, а осенью было объявлено об учреждении профессионального конкурса «Дом года. Санкт-Петербург», задача которого «обратить внимание общественности на качественную современную архитектуру», по выражению одного из организаторов. Куда деваться архитектору, зажатому в тиски всеми этими условиями – вопрос вопросов. Особенно в Петербурге.
Упакуйте, пожалуйста
По мнению главного редактора журнала «Проект Балтии» Владимира Фролова, одного из инициаторов конкурса «Дом года. Санкт-Петербург», архитекторы сегодня большей частью являются просто «упаковщиками» для тех функций, которые девелопер хочет вложить в свой проект. «Архитектура становится обложкой для того, что приносит выгоду, и на этой обложке крупными буквами написан брэнд. Посмотрите на торговые центры, появляющиеся в наших парках – о какой архитектуре там идет речь? Эти объекты не вписываются в среду, а заслоняют ее», - говорит он. Архитектурный обозреватель Юлия Хопта дает еще более негативные оценки загородной недвижимости: «Мы получили эстетическую катастрофу, кольцо дисгармоничной среды вокруг города. На архитекторов девелоперы предпочитают много не тратить, ландшафтный дизайн и вовсе является необязательным, и в результате между редкими островками благоприятной среды – однообразие, архитектурная убогость и свалки». По ее мнению, архитектор обычно находится в полном подчинении у заказчика. «Мне неизвестны такие случаи, когда архитектор из-за отстаивания своей точки зрения отказался бы работать. Обычно приводят традиционное оправдание: если не сделаю это я, то вместо меня сделают еще хуже, - считает Ю.Хопта. – Торг за эстетику происходит каждый день в тиши кабинетов архитектурных студий. Да, есть архитектурное сообщество, в котором формируются репутации, но все же обычно девелопер занимает жесткую позицию, а архитектор – идет на компромисс. Результаты мы видим везде: профессионалы, взглянув на здание, сразу отметят, где выиграл заказчик со своими метрами и выгодой, а где архитектурная идея».
Подтверждают это и сами архитекторы. Так, глава «Студии 17» Святослав Гайкович на одном из круглых столов прямо сказал: «Конечно, профессия архитектора – сервисная. Мы должны обслужить заказчика. Если он хочет, чтобы в доме было столько-то 3-комнатных, столько-то 2-комнатных и столько-то 1-комнатных квартир, и это просчитано по экономике, то нам остается только слушаться его. Умные разговоры ведутся на круглых столах, а в мастерских говорят о другом».
Вице-президент Гильдии управляющих и девелоперов (ГУД) Юрий Борисов не склонен обвинять во всем заказчиков. Но и сервисность профессии архитектора он не отрицает, считая, что вся беда оттого, что архитекторы не понимают комплексности стоящих перед ними задач (которые ставит заказчик), в результате чего получается и морально, и функционально устаревший «продукт». «У нас никто не понимает ни требований ритейла, ни норм офисного пространства. Но и морально это никуда не годные объекты», - сетует Ю.Борисов. По его мнению, архитектура сегодня очень часто заканчивается рисунком фасада здания. «Архитекторы видят только одну задачу – нарисовать некий оригинальный портик, который зачастую безвкусен и превышает допустимые регламенты, и согласовать его», - считает Ю.Борисов.
«Карманный» - дешевле
При этом застройщики продолжают применять практику безымянных проектов, то есть вообще отказываются от привлечения архитектора. Автору этих строк в 2000-2002 гг. пришлось написать немало рекламных текстов о строительных проектах (правда, тогда это все строилось еще на окраинах и не претендовало на локацию в центре). Половина, а то и более топ-менеджеров компаний гордо заявляли тогда, что проект создан собственным архитектурно-проектным отделом компании. Некоторые скромно признавались, что у них самих есть достаточно вкуса, поэтому идея облика здания принадлежала им. «Зачем нам архитектор? Он дорого обходится и дает сомнительный результат. Мы сами все это можем нарисовать. И даже лучше архитектора, поскольку знаем внутренние функции здания», - без обиняков заявляли застройщики.
С тех пор такая практика только выросла в объемах, хотя и эксперты, и непрофессиональная общественность сходятся в крайне негативной оценке подобных действий. «Девелопер не имеет права так поступать, хотя по закону он не обязан заказывать проект архитектору», - говорит Ю.Борисов. «Такого не должно быть, потому что если нет автора, то нет и ответственности за сделанное. Ценность здания, которое появится в результате, крайне сомнительна», - заявляет Юлия Медведева, главный редактор журнала «Капитель». А В.Фролов признает, что теперь такая «карманная», архитектура вышла из кольца новостроек и «пришла с окраин в центр».
Призвание «варягов»
Между тем, некоторые иностранные мастера, как ни странно, довольно снисходительны к современным российским архитектурным реалиям. Так, по мнению гендиректора Stuff International Design Нила Уайтхеда, искусство возникает там, где начинается излишество, поэтому появление зданий-уродцев – это временное явление, и оно пройдет. На эстетику девелоперы обратят внимание тогда, когда будут заработаны первые капиталы – тогда и понадобится зарубежный опыт, качественные проекты, тогда захочется создавать комфортную среду. «Когда вы будете более свободны, то и пространство вокруг станет более мягким», - считает он. - А пока Россию ждет эпоха «краткосрочных проектов», которые через пару десятилетий нужно будет сносить».
Иного мнения придерживается издатель профессиональных журналов об архитектуре голландец Барт Голдхоорн. Он считает, что сейчас россияне покупают очень дорогое жилье (зачастую дороже европейского), но очень плохого качества. Сравнивая ситуацию с западными реалиями, он отмечает, что «беспределу» в архитектуре на Западе препятствует незыблемое соблюдение градостроительных регламентов. Благодаря этому девелоперы находятся в жестких рамках. «В России же девелопер покупает участок, потом его обслуживает архитектор, потом проект представляется городу и его судьба решается в зависимости от наличия у девелопера друзей во власти: как правило, крупные инвесторы не обходятся без связей, - замечает эксперт. - В результате город не может повлиять на их аппетиты. А градостроительный этап формирования городской среды вообще воспринимается как чисто технический, установленные параметры все могут обойти».
По словам Б.Голдхоорна, на Западе тоже есть уплотнительная застройка – из-за транспортных проблем, из-за того, что большая плотность позволяет экономить энергоресурсы. Однако там находят массу вариантов того, как полностью застроить территорию, достигнуть высокой плотности, но без ущерба для комфортности городской среды. Это подтверждает и представитель финской компании Honkatalot Надежда Майорова. По ее словам, цены на землю в Финляндии те же, что и в России, но почему-то застройщики не стремятся посадить на полученные участки как можно больше площадей.
И все-таки нельзя не заметить, что в последнее время российские застройщики начали если не преодолевать, то хотя бы осознавать то, что они создают некомфортную среду для жизни. Пока не все, но хотя бы самые богатые – те, которые могут себе позволить размышлять не только о прибыли, но и о качестве конечного продукта. В Петербурге так себя ведет, в частности, «Главстрой-СПб» в проекте жилого района «Юнтолово». По словам главного архитектора компании Андрея Мушты, именно это стало причиной того, что в архитектурном конкурсе по «Юнтолово» участвовали только иностранные специалисты. «Им не надо объяснять про экономию ресурсов, про экологию, про создание зеленых зон внутри кварталов, про комфортность среды обитания», - говорит он.
Впрочем, иностранных архитекторов предпочитают звать многие застройщики, но цели у них при этом разные. Далеко не всегда иностранца зовут, чтобы получить проект хорошего качества, иногда имя «звезды» требуется лишь для престижа или для того, чтобы продавить несколько неразрешенных регламентом метров в высоту. Глава «Студии 44» Никита Явейн, например, убежден, что иностранные профессионалы проявляют в Петербурге наибольшую «отвязанность», и их агрессивные для среды проекты обязательно сопровождаются предложением сноса существующей застройки.
Относительно своих работ архитектор придерживается другого мнения, говоря, что его действия ограничены принадлежностью к городу (при этом заметим, что ВООПИК признал проект БЦ «Линкор» Н.Явейна – градостроительной ошибкой). «Я здесь живу, здесь живут мои дети, я не хочу, чтоб в них потом пальцем тыкали», - говорит потомственный архитектор. По его мнению, иностранцев больше интересует гонорар. «Вот лорду Фостеру совершенно все равно, что построить на месте Фрунзенского универмага. У него в папочке 16 разных фасадов нарисовано: хотите, такой сделаем, хотите, этакий, но главное – снести памятник архитектуры», - иронизирует Н.Явейн.
Однако, к сожалению, случаи произвола и грубости иностранцев не отменяют того факта, что качество работы российских архитекторов в среднем значительно ниже, чем западных, при том что в России в 3,5 раза меньше архитекторов, чем в Чехии, в 7 раз меньше, чем в Англии, в 12 раз меньше, чем в Германии, и в 21 раз меньше, чем в Италии (данные Б.Голдхоорна). Так, по мнению вице-президента корпорации «Петербургская недвижимость» Вячеслава Семененко, в российских регионах, даже в городах-«миллионниках», сейчас практически нет грамотных архитекторов и проектировщиков. «Хотят, как лучше, а получается все равно Купчино. Во внешнем облике зданий – следы советских типовых проектов, перемешанные с воспоминаниями о заграничной поездке и помноженные на новые материалы, использованные как попало. В новой городской среде – никакого комфорта, дети бегают там же, где ездят машины, тесно, грязно. Деньги вкладываются огромные, а получаются монстры, уродующие облик городов. Никакого нового качества жизни эти проекты не создают», - признает он. Другого способа переломить ситуацию, кроме массового призвания архитектурных «варягов», В.Семененко не находит.
Но не все видят выход только в этом. Так, профессор ГАСУ Владимир Антощенков говорит, что в России необходима скорейшая и капитальная реформа архитектурного образования. «Уже не первые 10 лет мы выпускаем плохих архитекторов, - признается он. – Представьте, у нас 30 человек в группе. И 2 раза в неделю у них преподают архитектурное проектирование. Это ничто, так научиться нельзя». С.Гайкович считает, что архитектурное образование несет в себе наследие советского времени – хрущевско-брежневского периода, когда «архитектуры не было вообще, а были лишь типовые проекты», поэтому и архитекторов не стало, и образования соответствующего. А известный в Петербурге реставратор, писатель, директор музея-усадьбы Набокова в Рождествено Александр Семочкин в разговоре с журналистами вспоминал, что, когда он 30-40 лет назад получал архитектурное образование, то «лучшие студенты пошли в реставраторы, потому что в архитектуре делать было нечего».
Я бы в критики пошел
Между тем, даже удачные архитектурные проекты сегодня имеют мало шансов получить общественное признание. Эксперты считают, что виной тому – полное отсутствие в Петербурге качественной архитектурной критики. «Собственно, этот жанр умер. А компетентных аналитиков можно пересчитать по пальцам. В Москве их гораздо больше, - говорит Ю.Медведева. – Критики не было в советские времена, так как не было критериев для нее. В 1990-е гг. появились некоторые издания, отражающие новые тенденции и веяния, но писать в них практически некому. А ведь без критики и архитектуры не будет – именно она создает события и имена, толкает искусство вперед».
В результате отсутствия дискуссионных площадок, где могли бы высказываться профессионалы, общественность, не разбирающаяся в архитектуре, признает проекты, подстраивающиеся под старые стили, но отрицает все попытки сделать что-то современное. А люди знающие часто придерживаются совсем иного мнения. Так, глава КГА Александр Викторов приветствует то, что в последнее время петербургские архитекторы перестали строить здания, приспосабливающиеся под окружающую застройку и «мимикрирующие» под старые стили. По его мнению, такое явление – это болезнь роста современной архитектурной школы, и «под напором профессионализма» она должна пройти. Одним из удачных образцов современной архитектуры в центре города А.Викторов считает дом позади Казанского собора, на Казанской улице, 3, проект авторства мастерской Рейнберга и Шарова – не превышающий высоты окружающей застройки, однако из-за больших площадей остекления и современного облика вызвавший крайне неоднозначную реакцию горожан.
Правда, в последнее время, по словам Ю.Хопты, у общественности и экспертной среды наметилась тенденция движения друг к другу навстречу. «С одной стороны, общественность структурируется, объединяется, выражает свое мнение публично, выстраивает, как «Живой город», народные рейтинги архитектурных проектов. С другой стороны, и сами архитекторы начинают понимать, как им важно свое реноме, выходят на публику, дают интервью. Искусствоведы тоже стараются изъясняться на понятном языке. Да и репутация заказчика тоже стоит денег, и он это отлично понимает, - рассказывает она. – Строители задумываются. Многие уже признают, что суммы, потраченные на качественный проект и на уступки обществу, впоследствии себя окупают».
На последнем форуме PROEstate это подтвердила дискуссия о работе архитектора в исторических центрах традиционных городов. Участники дискуссии сошлись на том, что сейчас для архитектора важнее всего такт и отсутствие творческого эгоизма. «Постановка и решение градостроительной задачи – выше желания выделиться и показать себя. В Петербурге нельзя быть эгоистичным и бестактным», - признал архитектор Сергей Чобан. «Так и заметят быстрее, и оценят лучше», - согласился с ним А.Викторов.
Елена Зеликова
В Сосновом Бору заканчиваются подготовительные работы по строительству ЛАЭС-2. На встрече с журналистами генеральный директор ЛАЭС Олег Лебедев заявил о том, что на строительство будет привлечено порядка двух тысяч рабочих, в том числе из Белоруссии и Украины. Договор генерального подряда на строительство второй АЭС должен быть подписан не позднее марта 2008 г. Уже сейчас на строительной площадке ЛАЭС-2 задействовано около 330 человек. Каким образом будет решаться проблема размещения строителей, как, впрочем, и вообще «жилищный вопрос», который волнует многих сотрудников станции – вопрос не праздный и даже более чем насущный. Это вопрос касается и безопасности в том числе.
Жилищная проблема рассматривалась недавно руководством ЛАЭС на специальном совещании. К сожалению, в рамках финансирования проекта решить вопрос о размещении строителей не удается. Поэтому, скорее всего генеральный подрядчик будет прорабатывать вопрос о том, стоит ли возводить автономный строительный городок или же позволить субподрядчикам самостоятельно заниматься размещением своего персонала. В любом случае персонал должен быть размещен в непосредственной близости от строительной площадки. В любом случае, строительство временного жилья для рабочих, которые будут привлечены, будет связано с накладными расходами подрядных организаций.
Сроки строительства, согласно проекту, составят не менее пяти лет. По оценкам специалистов, этого времени вполне достаточно, чтобы построить объект такого уровня. Строительство первой станции в Сосновом Бору проходило в гораздо более сложных условиях. Тогда в качестве рабочих привлекли солдат. Конечно, были проблемы с созданием инфраструктуры, поскольку кроме леса и воды вокруг ничего не было. А теперь имеется возможность переброски энергии с существующей станции, что позволит существенным образом сократить затраты. По сути дела строительство будет вестись на отчасти подготовленной почве. Здесь некогда планировалось построить блоки для реактора ВВЭР-640. Но этот проект был заморожен, а площадка осталась.
В то же время, если продолжить сравнивать строительство ЛАЭС-1 и ЛАЭС-2, следует упомянуть и том, что на строительстве первой станции было очень мало подрядных организаций. Очень многое было сделано руками будущих сотрудников. Сегодня же мировой опыт показывает, что лучше нанять специалистов. Желательно, правда, чтобы это были специалисты, которые бы поставляли оборудование и изготавливали его. Такая концепция запуска крупных предприятий разработана на Западе. В дальнейшем она подразумевает, что тот, кто поставлял оборудование, тот и приедет на эти три недели или месяц, в зависимости от того, сколько у них будет длиться перегрузка, произведет ремонт или наладку, поставит свою печать. Короче говоря, гарантирует на очередной год и уедет.
Но тут, как и в ситуации с будущими строителями, снова встает вопрос о размещении, возможно, целых бригад сотрудников. Между тем, разработчики Генерального плана Соснового Бора рекомендуют городу расширять свою территорию, поскольку на имеющихся площадях городу тесно. Настолько, что даже сосновоборское кладбище находится в Ломоносовском районе. И если рассуждать в этом аспекте, то через пять лет понадобится еще и жилье для будущих сотрудников ЛАЭС-2. Хотя для работы на автоматизированной и усовершенствованной ЛАЭС-2 потребуется всего 800 человек. Для сравнения – количество сотрудников ЛАЭС-1 составляет сегодня порядка 6 тысяч человек.
По словам заместителя генерального директора ЛАЭС по управлению персоналом Николая Кириллова, на сегодняшний день примерно треть сотрудников станции – около 2 тысяч человек – не имеет жилья. При этом на ЛАЭС имеется дефицит кадров, и, кроме того, руководство станции хотело бы омолодить кадровый состав квалифицированного персонала. Но там, где привлекаются молодые кадры, там и проблема жилья встает наиболее остро. Вначале молодому сотруднику нужна хотя бы комната в общежитии, хотя бы временное жилье. Но пройдет не так уж много времени, и он обзаведется семьей.
Можно было бы с учетом планов по строительству пунктов удаленного управления обеими станциями, говорить о небольшом сокращении штатов ЛАЭС-1 в будущем. Но оно коснется в первую очередь малоквалифицированного обслуживающего персонала, а не инженеров и управленцев. Кроме того, думать о привлечении молодых специалистов, имея в виду возможность их размещения в общежитиях, теперь тоже стало невозможно. Свои общежития ЛАЭС была вынуждена передать в муниципальную собственность, как и многие другие бюджетные организации, уступающие по закону «социалку» местным властям. Если власти снимут с них статус общежития, то комнаты будут признаны коммунальными квартирами.
Возможно, новые коммунальные квартиры и не подарок для города. И уже сейчас сосновоборцы не высказывают особенной толерантности по отношению обитанию в их городе в течение ближайших пяти лет двух тысяч строителей. Они даже обращаются к руководству станции с просьбами оградить город от общения с гастрбайтерами. И никакие разъяснения относительно того, что строительные организации из Украины и Белоруссии, которые примут участие в строительстве, имеют лицензии, договора и постоянный, стабильный штат сотрудников, в таких случаях не действуют. В воображении обывателя все равно возникает известный образ - измотанные, не имеющие возможности для полноценного отдыха, соблюдения норм гигиены и питания, люди, соседство которых неизменно внушает чувство потенциальной угрозы.
Но если бы для будущих строителей были созданы условия комфортного проживания, такие опасения потеряли бы актуальность. К примеру, финские технологии изготовления временного жилья включают сборные конструкции, обеспечивая возможность компактного хранения и последующего использования или даже передачи в аренду на время, когда они не будут нужны. Однако, несмотря на то, что город обязан ЛАЭС энергоснабжением, а в проект строительства ЛАЭС-2 включено, в том числе строительство бойлерной районного теплоснабжения, городские власти и российские, судя по всему, не имеют возможности реализовать в ходе данного проекта финский опыт.
«У нас имеются программы по обеспечению жильем, разработанные на период до 2009 года. 56 квартир мы построим благодаря договору долевого строительства. В результате 250 человек из тех, кто придет работать на станцию в этом году, получат временное жилье, - говорит Николай Кириллов. - Есть у нас и ипотечная программа. Она действует на уровне концерна «Росэнергоатом». Но условие получения кредита таково, что первоначальный взнос в приобретение жилья составляет 30% от его стоимости. Остальное оплачивает ипотечный фонд концерна на счет кредитополучателя. Этот кредит предоставляется с рассрочкой до 15 лет под 7% годовых».
На вопрос, может ли молодой специалист получить такой кредит, замдиректора по социальным вопросам отвечает, что теоретически может, даже если он отработал на ЛАЭС всего лишь год. «Допустим, что у меня есть список желающих участвовать в ипотечном проекте, - говорит Кириллов. - Но раз человек записывается в программу, он должен 30% первого взноса иметь уже сегодня. А теперь давайте посчитаем. Сколько стоит у нас, скажем, однокомнатная квартира, площадью, скажем, в 40 кв.м.? Если 1 кв. м стоит примерно 40 тысяч рублей, то квартира в 40 кв. м стоит порядка 1,6 млн рублей. Получается, что для участия в ипотеке нужно иметь примерно 500 тысяч рублей. При этом нужно понимать, что атомная станция, это такой объект, где есть и управленцы высокого класса, высококлассные инженеры, но есть и уборщицы, буфетчицы, кастелянши, которым зарплата позволяет только питаться и даже не всегда они имеют возможность даже детей учить за свои деньги. И совершенно естественно, что у большинства сотрудников нет таких денег. Поэтому пока только небольшое количество, порядка 400 человек у нас числится в желающих участвовать».
Возможно, условия ипотечного кредитования изменятся, и, может быть, это произойдет в самом ближайшем будущем. «Сейчас мы готовим изменения, в сторону снижения суммы первого взноса для молодых и уменьшения ставки по кредиту и раздвижки времени погашения до 25 лет», - говорит Кириллов. Притом, что прийти поработать на атомную станцию год-два попросту невозможно – договора со специалистами заключаются только на длительные сроки – такие условия кредитования могут оказаться вполне привлекательными.
Остается надеяться, что и проблема размещения строителей новой атомной станции в Сосновом Бору, будет решена более-менее цивилизованным образом. Хотя бы на том основании, что проблема безопасности ЛАЭС волнует не только жителей Соснового Бора, Санкт-Петербурга и Ленинградской области.
Наталья Стандровская
Писатель-фантаст 1970-х годов Георгий Мартынов, пытаясь заглянуть в новое тысячелетие, предрекал самые разнообразные чудеса вроде общедоступных малогабаритных летательных аппаратов, а Ленинград будущего в его воображении простирался до Гатчины, куда доходило и метро. Только в историческом центре все оставалось так, как было, благодаря чудесному зеленому составу, спасающему исторические здания от старения. Об этих старинных мечтах заставил вспомнить доклад главы Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников Санкт-Петербурга Веры Дементьевой. По ее словам, нигде так не заботятся о памятниках истории, как в нашем городе. В материалах пресс-релиза, распространенных на встрече первых лиц петербургского градостроительства с журналистами 23 января, число реставрируемых памятников было оценено числом 330, затем синими чернилами исправлено на 500, а сама Вера Анатольевна озвучила цифру в 700 объектов. Таким образом, чудеса случаются и сегодня. Вице-губернатор Александр Вахмистров, курирующий городское строительство, также осыпал аудиторию цифрами из настоящего и будущего. Последние были хоть и не фантастическими, но были изрядно смелыми. А между тем любопытствующую прессу как будто вовсе не интересовали рекорды, которых целый год добивались строители. И встречу с руководством строительного комплекса, как показали итоговые публикации, она использовала, исходя из собственных представлений о главном.
Стояние на Охте
Собственно, причиной такого поведения прессы стало заявление отсутствовавшего на пресс-конференции ньюсмейкера. А именно – заявление зампреда Комитета по градостроительству и архитектуре Виктора Полищука, сделанное в пылу дискуссии с набитым битком залом НПО «Буревестник», где проходили общественные слушания временного регламента застройки территории Охта-центра. Тогда зампред КГА остался практически один на один с залом, в то время как остальные заседавшие в президиуме моментально стушевывались перед стихийными выкриками и организованным оглушительным скандированием публики. При этом он не только спорил с залом, перекрикивая толпу, убеждая жителей района, помимо прочего, в том, что их дети были бы не на их стороне, а на стороне «прогресса»; по сути дела он предстал перед общественностью не в качестве чиновника, а в роли общественного деятеля, отстаивавшего альтернативную точку зрения. И этим он, возможно, немного смутил неподготовленную часть зала.
Организаторы протестного движения, образовавшегося в последние годы на волне борьбы с уплотнительной застройкой и прочими издержками современного градостроения, а также наиболее отчаянные политические вожаки и провокаторы (если таковые в тот день в «Буревестнике» были) могли бы в ходе этих слушаний взять себе на заметку, что Виктор Полищук - серьезный противник. И, кто знает, может быть, только благодаря активной позиции зампреда КГА, неподдельной заинтересованности (если не сказать, излишней для чиновника откровенности), сквозившей в поведении этой фигуры, отряд ОМОНа, дежуривший за углом «Буревестника», остался этим вечером без работы. В то время как один из молчаливых соратников Полищука по президиуму, взявший на себя роль отдающего команды: «Выключить микрофон!», запросто мог способствовать совершенно иному развитию событий.
Однако худа без добра не бывает. Эту пословицу можно одинаково применить по отношению к обеим сторонам стояния на Охте. Именно тогда Виктор Полищук в пылу полемики заявил, что 28 декабря
К вопросу о превратностях толкования телефонно-виртуального права
Неделю пресса муссировала обстоятельства принятия злополучного постановления №1731 методом телефонного опроса членов правительства, а также обсуждала фальшивое письмо, разосланное в СМИ с электронного ящика пресс-секретаря главы КГА Александра Викторова от его имени, и трактующее ситуацию по высотному регламенту в пользу оппозиции. На этом фоне в Законодательном собрании без всякого ажиотажа был принят ряд поправок к закону о Генеральном плане Санкт-Петербурга. При этом депутаты отдали вопрос высотности практически целиком на откуп правительства. И никому из представителей общественности, возглавляющим движение протеста, не пришло в голову хоть словом упрекнуть своих сторонников по ЗакСу. Сам по себе этот факт остался будто незамеченным.
Прошла еще неделя и журналисты, пришедшие на итоговую пресс-конференцию руководителей городского строительного комплекса, и не увидевшие на ней ни главы КГА, ни кого либо из представителей этого комитета, не нашли лучшего, чем расспросить о высотном регламенте вице-губернатора Вахмистрова. Тот, со своей стороны, заверил прессу, что ничего таинственного в постановлении №1731 нет. Более того, этот документ, по словам Вахмистрова, носит сугубо временный и рекомендательный характер. Он будет действовать до тех пор, пока не будут приняты Правила землеустройства и застройки.
Вице-губернатор предложил прессе ознакомиться с текстом постановления, размещенным на сайте Комитета по градостроительству и архитектуре. Заодно выяснилось, почему глава этого комитета не пришел пообщаться с прессой. Оказывается в этот важный для журналистов день, когда они только и надеялись получить разъяснения по части высотного регламента из первых рук, Александр Викторов посещал чиновников равнодушной столицы, чтобы получить в 36 ведомствах разрешение на внесение поправок в Генеральный план Санкт-Петербурга. После чего лишь и возможно утверждение ПЗЗ.
Особо технически оснащенные журналисты немедленно вошли в Интернет и не обнаружили там текста постановления. Как разъяснил зампред Комитета по строительству Николай Крутов, постановление еще «в пути» и должно появиться на сайте в 18 часов. Забегая вперед, нужно уточнить, документ публиковался на сайте КГА частями - и в 18 часов 23 января и в 18 часов 25 января, как будто исполнителям по части виртуального обеспечения КГА, как участникам слушаний по Охта-центру, не сразу удалось поверить в серьезность намерений начальства. К тому же и журналисты, присутствовавшие на пресс-конференции, за неделю до этого занимались анализом практики принятия нормативных актов путем телефонного опроса, не сразу смогли понять, означает ли факт публикации постановления на сайте КГА вступление в силу этого документа. Этот вопрос настолько смутил вице-губернатора, что он оставил его без ответа.
Щелочка для общественности
Тем не менее, на следующее утро в прессе появилась какая-никакая расшифровка отчасти этого документа, отчасти комментариев неизвестных экспертов. Так, говорилось, например, об ограничении высоты зданий до
Но если очень долго прищуриваться, обладать высокоразвитой географической интуицией или особой одаренностью по части гадания на картах, то можно скорее всего прийти к выводу, что исторический центр города, такой, каким он представляется обывателю, поделен приблизительно на 4 градостроительных зоны. Центральная из них, та, которую, может быть, с большой натяжкой следовало бы назвать ядром исторического центра, является зоной, где строительство рекомендуется вести не выше
Что же касается градостроительных зон 3 и 4, то про них в документе говорится буквально следующее: «возможность применения параметров предельной высоты доминантной части застройки квартала при разработке проектной документации подлежит в соответствии с действующим законодательством историко-градостроительной экспертизе, результаты которой подлежат согласованию с Комитетом по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры и Комитетом по градостроительству и архитектуре в пределах их компетенции».
Немногим больше ясности в вопрос о предельной высоте строительства привносят и размещенные 2 дня спустя после пресс-конференции и специально анонсированные на сайте КГА приложения к постановлению №1731. Здесь имеются более крупные карты, фрагменты которых можно рассмотреть по отдельности. Да вот беда - на них отсутствуют границы тех самых градостроительных зон, по номерам которых в постановлении даны указания ограничения высотности. На этих картах только цифры и буквы, которые не имеют расшифровки.
В итоге странное складывается впечатления от времяпровождения на сайте КГА - будто те, кто взял на себя ответственность за размещение этих документов в таком вот виде хотел лишь поддразнить и без того нетерпеливых сторонников протестного движения.
Чрезвычайно-временное положение
Одно по крайне мере во всей этой ситуации внушает временное спокойствие. Просто исходя из того, что все вышеупомянутые документы и схемы размещены на сайте КГА в разделе «Проекты нормативно-правовых актов» логически должно вытекать, что постановление №1731 то ли еще не принято правительством, то ли является не тем окончательным вариантом постановления, который должен быть опубликован.
С момента обнародования постановления №1731 должна прекратиться практика проведения общественных слушаний регламентов застройки. То есть практика эта должна быть расширена одновременным рассмотрением регламента застройки в составе Правил землепользования и застройки. Этого требует федеральный закон. Соблюдения этого закона в свою очередь требуют от петербургских властей и общественные организации, выросшие в процессе разработки, обсуждения и принятия этого закона. Тогда, по идее, общение властных органов, бизнесменов и общественности, должно стать гораздо более предметным.
Однако, как долго продлится период «межзакония», отменяющего действие ВРЗ и вводящего временный же порядок высотного регулирования ППЗ? И какими чрезвычайными обстоятельствами продиктована необходимость замены одного временного документа на другой, также временный? В то, что на принятие нового временного постановления Смольный подтолкнуло что-то вроде тени «Буревестника», верится с трудом.
И в то же время очень хочется верить в то, что по завершению мытарства главы КГА по московским ведомствам (которым, по признанию вице-губернатора Вахмистрова, эти питерские «заморочки» глубоко чужды и неинтересны) критерии КГА и КГИОПа в части принятия решений по проектам в градостроительных зонах 3 и 4 будут разъяснены.
В конце концов, в Петербургеимеется собственная архитектурная школа. И дома, возводимые петербургскими фирмами без всякого эпатажа, в последнее время все чаще вполне удачно вписываются в историческую застройку самым естественным образом. Проходя по Очаковской улице близ Смольного, всякий раз удивляешься тому, как архитекторы дома №6 по этой улице, которому всего-то 5 лет, умудрились так мастерски ввести это здание в контекст окружающего антуража XIX в. – причем без попытки точно скопировать тот или иной классический стиль.
Именно о такой - близкой по духу – доминанте, может быть, даже и не об одной, мечтают жители Охты. Что делать, если людям не верится, в то, что исключительно заезжие мастера знают секрет подлинной красоты и гармонии.
Но почему-то всякий раз, когда устраивается конкурс на реконструкцию исторического памятника в градостроительной зоне 1 или 2, непреложным условием является участие именитого архитектора из чужой школы, которая почитаема в мире, имеет своих классиков, но эти классики астрономически далеки от Росси и Кваренги. Порой создается впечатление, что не только при выставлении подобных условий, но и при новом разделении города на непонятно каким образом определенные зоны, наши власти руководствуются не столько расчетом и даже конъюнктурой, сколько верой в некое чудо, исходящее из Европы. В то, что исключительно заезжие мастера знают секрет подлинной красоты и гармонии, и одно лишь мановение решительной постмодернистской руки может - цитата из недавнего европейского гостя - оживить холодный и ветреный питерский центр, будто зеленый порошок из романа устаревшего фантаста.
Константин Черемных,
Наталья Стандровская