Екатерина Лизунова: «Проектировать — не строить»
Какие убытки возмещают проектировщики за некачественное проектирование и как защитить себя, если требования необоснованны, - рассказывает Екатерина Лизунова, руководитель направления "Контрактика" в юридической фирме "LL.C-Право".
Ответственность исполнителя проектных и изыскательских работ достаточно строго урегулирована законом. Проектная организация несет ответственность за свою техническую документацию и отчеты, включая недостатки, обнаруженные впоследствии в ходе строительства, а также в процессе эксплуатации объекта.
Это означает, что за качество проектных решений проектировщик может нести ответственность на протяжении всего жизненного цикла объекта. Исковая давность по требованиям, касающимся недостатков документации, конечно же, есть. Но считаться она будет с момента их обнаружения.
Если заказчик обнаружил в проектной документации недостатки, он вправе потребовать от проектировщика их устранения на безвозмездной основе, а также потребовать возмещения убытков, связанных с такими недостатками.
Часто бывает так, что недостатки проекта выявляются в процессе выполнения строительных работ и делают невозможным их продолжение без значительных дополнительных вложений со стороны заказчика. Например, по демонтажу конструкций с неверно рассчитанной нагрузкой или дополнительному усилению фундаментов вследствие того, что недостоверные изыскания послужили причиной принятия неверных проектных решений.
Еще хуже, когда проектные ошибки не были замечены во время строительных работ и были реализованы вместе с объектом. Такая ситуация способна привести не только к имущественному ущербу, но и создает угрозу жизни и безопасности людей. Во всех этих случаях заказчик несет определенные финансовые потери, которые он вправе возместить за счет лица, по вине которого они возникли.
Убытки — это расходы, которые потерпевшая сторона произвела или должна будет произвести для восстановления нарушенного права, утрата или повреждение имущества, а также неполученные доходы, которые это лицо получило бы, если бы его право не было нарушено.
Судами ежегодно рассматривается большое количество исков к проектным организациям с требованиями о возмещении убытков.
За годы работы с данной категорией споров мы с командой наблюдали самые разные позиции судов по схожим обстоятельствам. Например, есть решения, где суды указывают на отрицательное заключение экспертизы как на существенный недостаток выполненных проектных работ. А есть решения, где суды отмечают, что даже наличие положительного заключения экспертизы еще не означает, что проектная документация выполнена без ошибок.
За долгие годы практики мне не встретилось ни одного дела, где к ответственности привлекли бы экспертное учреждение, выдавшее положительное заключение на проект, в котором впоследствии были обнаружены существенные недостатки. Однако такое огромное количество судебных споров о ненадлежащем качестве проектов демонстрирует нам тот объем недостатков, который остается в этих проектах после проверки в экспертизе.
Вторым важным наблюдением является то, что причиной поражения проектировщиков во многих судебных спорах об убытках является их излишняя порой уверенность в своей правоте на самых ранних этапах формирования проблемы. Например, когда подрядчик, выполняющий строительные работы, обращается с просьбами о разъяснении противоречивых проектных решений или их корректировке для возможности продолжения работ, его либо игнорируют, либо тычут носом в положительное заключение экспертизы. Потом же, когда стороны оказываются в суде, мы сталкиваемся с тем, что многие потери взыскателя можно было предотвратить, если бы проектная организация заглянула в свою документацию и проверила поступившие замечания. В суде же проверить качество проектных работ возможно только путем проведения судебной экспертизы. Которая, в свою очередь, по стоимости часто бывает сопоставима со стоимостью экспертизы самой проектной документации. Аргумент о том, что проектная документация получила положительное заключение экспертизы, с высокой долей вероятности не сработает, если в суд поступили доказательства фактического наличия дефектов проекта и их последствий.
Нельзя оставить без внимания и такую известную «болезнь» подрядчиков, как упорное нежелание письменно фиксировать обстоятельства, препятствующие своевременному и качественному выполнению работ и своевременно сообщать о них заказчику. Одна из болевых точек всех споров по ПИРам — это достаточность, полнота и актуальность исходных данных, необходимых для проектирования. И — да, еще вопрос о том, кто должен их предоставлять, и кто несет ответственность за их недостоверность, если таковая обнаружилась не сразу. В отсутствие детального урегулирования этого условия в договоре, в отсутствие письменной коммуникации по этому вопросу в ходе выполнения работ процесс доказывания в споре об убытках для подрядчика будет крайне сложен. Потому что суды исходят из того, что подрядчик — профессионал, который должен был заметить и предвидеть все на свете, а вот заказчик — нет.
Говоря о конкретных примерах взыскания с проектировщиков убытков за некачественное проектирование, можно выделить несколько категорий таких требований в зависимости от того, в чем эти убытки заключались.
Чаще всего в качестве убытков заказчики предъявляют проектным организациям следующее:
– суммы оплаты за некачественно выполненное проектирование;
– стоимость устранения недостатков проектной документации силами третьих лиц;
– затраты на проведение экспертиз с отрицательным заключением, повторных экспертиз;
– суммы, выплаченные подрядчиками в виде штрафов и неустоек, если их нарушения при выполнении строительных работ были обусловлены недостатками проекта;
– стоимость устранения недостатков работ, выполненных на основе некачественного проекта;
– суммы необоснованно завышенных затрат из-за ошибок в сметных расчетах;
– стоимость возмещения ущерба, причиненного в связи с реализацией ошибочных проектных решений.
При подготовке стратегии защиты проектной организации в споре об убытках мы обращаем внимание на то, имеются ли в деле все четыре обязательных элемента доказывания убытков: наличие убытков, их размер, нарушение на стороне подрядчика и причинно-следственная связь между нарушением и наступившими последствиями.
Каждая из этих позиций должна быть доказана истцом. Но и проектная организация, выступающая ответчиком в споре по убыткам, не должна сидеть сложа руки. Есть множество нюансов, на которые следует обратить внимание суда, если зашел такой спор.
Например, если заказчик утверждает, что в связи с ошибками проекта он понес расходы по дополнительным работам, то это могут быть вовсе никакие не убытки. В ряде случаев удорожание строительства объекта не может быть признано убытками заказчика, так как эти затраты заказчик произвел бы в любом случае.
Если убытки заказчика выражаются в стоимости оборудования, которое в связи с ошибкой в проекте пришлось демонтировать, стоит проверить, учтена ли в сумме убытков стоимость его возможной реализации. Никто не может быть лишен права на зачет остаточной стоимости его реализации при определении размера убытков.
Если отрицательное заключение экспертизы получено в связи с отсутствием необходимого содействия от самого заказчика (предоставление исходных данных, согласование расчетов и др.), то сумма затрат на услуги экспертизы, на оплату работ по проектированию не может быть квалифицирована в качестве убытков.
Это лишь отдельные ситуации из большого количества разнообразных судебных споров. Успех каждого отдельного дела напрямую зависит от набора обстоятельств, которые нужно внимательно анализировать и строить эффективную стратегию защиты.
Более подробно разбираю самые интересные дела в своем ТГ канале «Лизунова | юрист в строительстве». В ближайшее время запланировали провести прямой эфир, где обсудим с участниками все тонкости и нюансы споров по убыткам из-за некачественного проектирования. Подписывайтесь и присоединяйтесь.
О перспективах развития Северной столицы, сохранении в архитектуре особого петербургского стиля и современных технологиях для проектировщиков «Строительному Еженедельнику» рассказал первый заместитель председателя КГА — главный архитектор Санкт-Петербурга Павел Соколов.
— Павел Сергеевич, в этом году вступил в силу закон о новом Генеральном плане Санкт-Петербурга. Заявленная в нем полицентричность развития города — что это значит, с точки зрения архитектуры?
— Принятие нового Генерального плана Санкт-Петербурга — действительно знаковое событие. Это своевременный и очень важный для дальнейшего развития нашего города стратегический градостроительный документ, при подготовке которого мы ориентировались на его реальную связь со стратегией социально-экономического развития, с государственными программами, планами частных инвесторов и, самое главное, потребностями петербуржцев. Получился документ, основанный на принципе баланса территорий, равномерности и синхронизации их развития.
Полицентричность — один из компонентов территориального баланса. Благодаря планомерному развитию всех районов города снижается давление на его исторический центр, возникают условия для создания новых рабочих мест, социальной, транспортной инфраструктуры, общественных центров — словом, всего того, что необходимо для комфортного проживания всех горожан. Главное в полицентричности — создать такие точки роста территорий, подцентры, которые удовлетворяли бы все потребности жителей при минимальных временных затратах. Конечно, вся эта инфраструктура должна иметь определенный архитектурный облик, соответствующий не только духу Петербурга, но и концепции развития каждой локации. При этом локация должна иметь свои знаковые визуальные и символические акценты. В некотором смысле представление о том, что это будет за территория, влияет на выбор архитектурных форм. Все взаимосвязано.
— Еще об одном нормативном акте нельзя не упомянуть — это новая редакция закона Санкт-Петербурга № 820-7 о границах объединенных охранных зон. Что вы как архитектор, который много работал над реконструкцией и адаптацией памятников архитектуры под современное использование, думаете об этих поправках?
— Для Петербурга закон об охранных зонах не менее важен, чем Генеральный план, а наше законодательство по защите исторического центра — одно из самых сильных в России, и мы этим гордимся. Мы много взаимодействуем с коллегами из КГИОП, в том числе по вопросам совершенствования градостроительных процессов и корректировке закона № 820-7. Один из инструментов, который мы постоянно используем в работе, — 3D-модель Санкт-Петербурга, она полностью адаптирована к этому закону и позволяет просчитывать и минимизировать влияние силуэта новой застройки на исторически сложившиеся панорамы города.
Учитывая, что сейчас мы все переживаем новый виток развития, о чем свидетельствует поэтапное обновление всех государственных систем, а президент России прямо говорит о необходимости совершенствования качества городской среды, создании новых общественных пространств, развитии жилой и социальной инфраструктуры, строительстве современного транспортного каркаса, перед нами стоят масштабные задачи по ревитализации городского пространства. Однако, выполняя эти поручения, мы обязаны сберечь исторический облик парадного Петербурга, его архитектурный код, найти баланс между сохранением и развитием. Богатое культурное и историческое наследие предъявляет особые требования к облику города, при всех современных нормативах он должен сохранять свою уникальность.
За 15 лет работы закона № 820-7 каждое внесение изменений всегда привлекало особое внимание жителей, экспертов и градозащитной общественности. Конечно, любой закон с течением времени требует адаптации под существующую ситуацию. Город развивается, это неизбежный и правильный процесс. Отмечу, что профессиональное сообщество давно говорило о необходимости определения ценности зданий по архитектурному облику в совокупности с исторической ценностью, а не по дате строительства. Это дает возможность сохранять дома после 1917 года постройки. Такое мнение практикующие архитекторы неоднократно озвучивали и на заседаниях градостроительного совета. Я солидарен с коллегами на этот счет, однако понимаю, что это довольно сложная работа, необходимо предусмотреть множество аспектов, чтобы сохранить уникальную среду нашего города.
— Для конкурсантов премии «Золотой Трезини» в этом году вы инициировали специальный приз «Хрустальный Трезини» в новой номинации «Лучший реализованный объект капитального строительства в Санкт-Петербурге», который соответствовал бы архитектурному облику города. Что это для вас значит?
— Доменико Трезини для нашего города — одно из определяющих исторических имен. Созданные архитектором образы Петропавловской крепости, зданий Двенадцати коллегий и Александро-Невской лавры, стиль Петровское барокко стали частью идентичности нашего города. Тем символичней звучит название архитектурно-дизайнерской премии, ставшей за пять лет международной и охватившей множество стран и участников. Однако, несмотря на такой масштаб, обсудив с организаторами, мы сошлись во мнении, что премии необходима особая петербургская номинация — специальная награда для лучшего петербургского реализованного проекта капитального строительства. Это будет самостоятельная номинация, участвовать в которой смогут только объекты, построенные в Северной столице за последние несколько лет. Всем известно, у Петербурга очень сильная архитектурная школа, впитавшая традиции великого наследия иностранных, русских, советских мастеров. Оценивать номинантов будет специально сформированное экспертное жюри. Инициатива поддержана КГИОП и Санкт-Петербургским союзом архитекторов.
— Как, в каком направлении сейчас развивается архитектурный стиль Северной столицы? Есть ли в нашем городе площадки для архитектурных экспериментов? Какой след в архитектуре оставит нынешняя эпоха?
— Основой петербургской архитектурной школы, с моей точки зрения, всегда была сдержанность и интеллигентность. В современной архитектуре мы практически не увидим перегруженных деталями зданий, прямых цитат из барокко, ампира или, например, ярких цветовых решений. То, что мы называем эталонным «петербургским стилем», основывается на сдержанности, тяготеет к классическим приемам и формам в современной трактовке, придерживается принципа регулярности и пространственной организации. Это во многом поддерживается и сейчас — конечно, с большой поправкой на экономическую составляющую и современные архитектурные материалы.
— Какие тренды развития города вы могли бы отметить как безусловно положительные? Можете ли вы назвать проекты жилой, общественной или коммерческой застройки последнего времени, которые, по вашему мнению, благоприятно сказались на архитектурном облике города?
— Наверное, главные тренды последних лет — это комплексный подход к развитию территорий города, решение вопросов с социальной инфраструктурой благодаря работе Градостроительной комиссии под руководством профильного вице-губернатора Санкт-Петербурга, появление новых точек роста. К проектам комплексного развития территорий можно отнести многофункциональный комплекс «Лахта Центр», парк 300-летия Санкт-Петербурга, общественное пространство «Флагшток», а также туристско-рекреационный кластер «Остров фортов» в Кронштадте. Отдельного внимания заслуживают спортивно-досуговый комплекс «СКА Арена» со спортивным парком и развитие юга города, где благодаря ИТМО Хайпарк и СПбГУ появится целый научно-образовательный кластер. Эти проекты как раз свидетельствуют о том, что принцип полицентричности работает.
— Если представить, что вы получили полный карт-бланш на реализацию любых проектов в Петербурге, какие проекты вы бы запустили в работу?
— На процесс строительства, а архитектура неотъемлемая часть этого процесса, как я уже говорил, значительно влияет экономика. Однако если бы представилась такая возможность, я бы запустил проектирование крупных общественных зданий в новых районах города, которые стали бы их визитной карточкой. Так как на общественные здания действует меньше ограничений в сравнении с жилой застройкой, архитекторы более свободны в выборе форм и имеют возможность работы со всем многообразием архитектурных приемов, что должно благоприятно сказаться на формировании городской среды.
— Без технологий искусственного интеллекта и цифровизации не обходится ни один разговор о тенденциях в строительстве. А как эти новации сказываются на архитектуре? Чем современный архитектор отличается от предшественников? Какие у него новые возможности или ограничения по сравнению с ними?
— Ни один искусственный интеллект, ни одна цифровизация не заменят творчество и талант. Только человека может озарить идея, потому что он обладает воображением. Современные же технологии являются лишь еще одним вспомогательным инструментом, доступным проектировщику в помощь для экономии времени на чертежи и расчеты. Сейчас даже прослеживается обратный процесс, когда ценится «ручная подача» концепции здания. Это не заменяет машинную графику, но архитектор должен уметь выразить свою мысль карандашом. Есть еще одна тенденция, о которой приходится говорить с сожалением, — уменьшение роли архитектора по сравнению с тем временем, когда архитектор являлся главой строительства. Сейчас эту функцию передают руководителю проекта и другим специалистам, а в основу опять встает экономика. Все чаще на приемы по рассмотрению архитектурно-градостроительного облика объекта представлять проект приходит не архитектор, а менеджер, конструктор, инженер. Безусловно, это хорошие специалисты, но у них другой критерий оценки — прочность, несущая способность, работоспособность инженерных систем, стоимость, а архитектура вторична. С моей точки зрения, архитектор должен возглавлять весь процесс, объединять всех специалистов в одну команду и отвечать за проектные решения в целом. Именно архитектурные и планировочные идеи должны реализовывать конструкторы и инженеры.